Ю. Щербачев - Поездка в Египет

• Название: Поездка в Египет
• Автор: Ю. Щербачев
• Издательство: Университетская типография (М. Катков) на Страстном бульваре
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1883

Поездка эта относится собственно к 1876 году. Однако, за истекшие семь лет на берегах Нила и Суэцкого канала ничто не изменилось из того, что здесь описано: предлагаемые наброски ни политических, ни экономических вопросов не затрагивают а касаются исключительно путевых впечатлений туриста, осмотревшего то, что осматривалось, осматривается и во веки будет осматриваться в Египте.

Наброски эти разновременно появились на страницах Русского Вестника. В настоящей книжке некоторые утомительные подробности — по большей части археологические — перенесены из текста в примечания.

---

Впрочем в нескольких саженях от гостиницы, на стезе моих первых исследований, встал большой белый осел.

— My name is Tolbee, промолвил погонщик, кривой Араб. — Take donkey and you will be satisfied [21].

Я не забыл еще александрийского Мефистофеля и наотрез отказался ехать. Скрывшись в одном направлении, ослятник, минуту спустя, прискакал с противоположной стороны и по-видимому не узнал меня.

— Take donkey, снова предложил он: — his name is Hector because very clever; best animal in all Egypt [22] вероятно здесь такая мода представлять ослов по имени.

Я повел бровями снизу вверх, сокращенный знак отрицания, который восточная лень заменила движение всею головой.

— All right! сказал отверженец и, вздохнув, как человек, решивший выдержать искус до конца, безропотно поплелся в какой-то темный переулок, но вырос из земли с зажженною спичкой в руке в то время как, пройдя шагов двести, я доставал из кармана папиросницу; затем вторично исчез, не попросив даже на водку.

Недавний мои знакомый, как мне пришлось убедиться в последствии, отчасти заслуживает те эпитеты, которыми так щедро дарил Арабов Семен Семенович; но Тольби умный мошенник: понимая, что быть наглым и назойливым в большинстве случаев невыгодно, он прячет прирожденные пороки под личиной смиренномудрия и кротости. Я попался на эту приманку и при следующей папироске не устоял, взлез на Гектора.

— Go on! оа рэглэк! береги ноги! [23] воскликнул Тольби и, погнав его с места во всю прыть, побежал сзади, тяжело дыша и шлепая огромными туфлями: порой иная выстреливает как пистолет, и из-под неё подымалось облачко пыли. На встречу нам неслась многолюдная восточная улица…

С непривычки в новом положении было и смешно, и страшно; сев верхом, я не прибавил себе роста, и при ровном ослином галопе, мне казалось, сам я, подгоняемый тайною силой, против воли бегу вприпрыжку по мостовой, бегу без напряжения, без услали, ибо все мое действие сводится к тому, что забирая в себя воздух, я стараюсь сделаться легким как перышко и не потерять равновесия; но седло глупого устройства имеет поползновение свернуться на бок, стремена невозможно коротки, а best animal in all Egypt спотыкается что ни шаг.

С тех пор ежедневно проснувшись рано, по-летнему, и наскоро выпив чашку кофе, я спешу в свежий как утро, еще нешумный город разыскивать белого осла.

Для осмотра здешних примечательностей человек, знающий английский язык, не нуждается в драгомане-проводнике. Ослятники говорят по-английски, и, как они ни коверкают это наречие, их по-моему все же легче понять, чем природного Англичанина. Они повезут вас куда прикажете, и истолкуют, что хотите, — правда истолку ют на свой лад, вследствие чего за справками полезнее обращаться к Путеводителю. Берут они по франку в час и гораздо дешевле, если не жалеть своих ушей и поторговаться.

На каждом перекрестке большой выбор каирских ванек, не видать только кривого Тольби, а он так пленил меня мягкостью приемов, что ни с кем другим я ехать не соглашаюсь. После тщетных поисков, когда потеряешь всякую надежду, он внезапно появится сзади, удальски выстрелит туфлей, и я опять несусь странною побежкой в толпу.

„Оа рэглэк, оа шмалэк, оа имминэк“! (береги ноги) правее, левее) кричит он и истязует Гектора, бьет его наотмашь палкой или ковыряет щепкой в больные места; осел с галопа переходит на дряблую рысь и, подбирая зад от ударов, идет как-то отвратительно боком. Несмотря на мою привязанность к Тольби, я часто ссорюсь с ним за жестокое обращение с ослом.

До полудня мы ездим взад и вперед по Муски, шатаемся в сумраке базаров или осматриваем какую-либо мечеть. О мечетях и о всем том, что смотрится в Каире, буду говорить после, о базарах же и о Муски скажу два слова теперь, чтобы более к ним не возвращаться.

Муски — иначе Rue Nеuve, главная промышленная артерия Эль-Масра— [24] имеет весьма забавную наружность. С нашего неба солнце не заглянуло бы, поверх кровель многоэтажных домов, на дно такой узкой улицы, как Rue Neuve, но в Египте дневное светило любопытнее и, чтоб защититься от его лучей, люди покрыли Муски на высоте её стройки дощатою настилкой. Восток и Запад, забыв для денежных расчетов религиозную вражду, сошлись и побратались под этим навесом, чтобы взапуски обсчитывать неверных и правоверных. Восток торгует цветными материями, тарбушами, наргилэ; Запад уставил окна своих магазинов модными картинками.

В европейских лавках записные туристы, предварительно всяких экскурсий, покупают между прочим кисейные тюрбаны, шлемы из пробки, парусинные зонты и % сандалии. В Египте, конечно, бываешь очень жарко; но в ноябре, декабре. январе и феврале, сезон путешественников. даже у нильских порогов температура мало отличается от летней температуры наших стран. К чему же подобный тропический наряд? Стоит он не малых денег, украшению вовсе не способствует, и турист, благодаря ему, лишь в большей мере подвергается докучливым приставаниям Арабов…

В конце Муски находятся базары — сеть частью крытых, частью некрытых закоулков, из которых многие уже обыкновенного коридора. Базаров насчитывают до десяти, но роду предметов продажи. Вт. этих постоянных рядах, по понедельникам, собирается арабский базар, базар в нашем смысле, где всякий выносит продавать, что вздумает, начиная от старого платья и кончая драгоценностями.

По богатству Каирский эль-сук ниже Стамбульского чарши, но не уступает ему в разнообразии товаров. Чего только нет на этом «главном рынке Африки»? Шелковый изделия, тигровые шкуры, лимоны величиной с грецкий орех, безделушки филигранной работы, свечи, мыло, лепешки из серого теста, красильные вещества. кольца и браслеты, вязаные золотом и серебром кошельки, благовония продающиеся по каплям в микроскопических склянках. пучки палочек с бирюзою на осмоленных концах (так она здесь продается в натуре), переплетающееся в воздух! чубуки кальянов и целые кварталы туфель.

Народу столько, что гул стоит от шума шагов; разносчики голосят на все лады, ослы ревут с исступлением гремят невидимки-менялы…. Еле выглядывая из своих подпольных каморок они, чтобы привлечь внимание прохожих, искусно пересыпают из руки в руку никогда не распадающийся столбик монет; производимый звук напоминает издали чиликанье сверчка.

В полдень, расставшись с Тольби, я иду в сад Эзбекие.

Лет одиннадцать назад пространство им занимаемое было площадью с аллеей деревьев и несколькими cafes chantants. Разбит он восмиугольником в центре «нового города», Измаилии [25]. Кругом столпились лучи ия постройки — отели, театры и гостиный двор; движения однако здесь меньше, чем в старом Каире [26]. В саду находятся фотография и ресторан; по вечерам играет хор военной музыки; до часу дня вход бесплатный, но в это время никого не бывает.

Одиноко прохаживаясь по чопорным дорожкам, я люблю, среди окрестной тишины, перебирать в уме виденное утром, — и тогда путешествие мое в землю Фараонов представляется мне заманчивым, диким, бессвязным сном. Стоить мне закрыть глаза, и я вижу в потоках света купола и замки города полного чудес, — города, где все необычайно и странно, — где среди улицы распластавшись на животе, лежат верблюды, подобные допотопным амфибиям, и злобно следят за волнующеюся толпой, — где по всем направлениям впереди колясок неслышно мчатся сеисы (гайдуки) в воздушно белых одеждах, — где над дверями домов, точно у обиталищ чернокнижников, прибиты для украшения сухие змеи, ящерицы и другие гады, иногда чучело небольшого слона… На площади продается рыба в деревянных клетках, и переложенные травою карпы, просунув морды сквозь жерди, широко разевают рты; тут дети с корзинами на головах руками подбирают свежий помет лошадей и рогатого скота [27]; там собаки стаей накинулись на противного павиана; вожак и палкой, и бубнами отгоняет рассвирепевших животных.

И как во сне, не сменяя друг друга, сплетаются противоречивый грезы, так самые резкие крайности стоят рядом и ходят рука об руку по улицам Каира. Близ здания новейшей архитектуры примостилась древняя мечеть с малиновыми и белыми полосами. Недалеко от театров— пригород тесно скученных арабских лачуг; сквозь него просечено шоссе, — справа и слева видны разрушенные стены, часто внутренность комнаты; не истечет и году, на этих развалинах вырастут новые порядки ярусных строений. За лачугами опять столица со столичным шумом и суматохой; орловские рысаки в дышле обгоняют скачущих гурьбой ослов; дама спешит по тротуару— набеленная, нарумяненная, в оборках, лентах и бантах — и не замечает, что за ней идет голый, как сама невинность, негритенок. Девушка с кувшином на плече, легкая и прекрасная как сновидение, остановилась посмотреть на сказочный город: причудливые решетки окон, минареты, вырезавшиеся на безоблачном небе, Нил с его парусами и чайками, пальмы на том берегу, все загляделось на нее и не наглядится… Но прелестная мечта заслоняется кошмаром: мимо меня верхом на гамале [28] (переносчике тяжестей) проезжает старуха; слезы вроде гноя текут по её морщинистым щекам, — и не из углов глаз, а со средины воспаленных отвисших век; нос, желтый и горбатый, напоминает костяной клюв: платок оттопырил уши; отсохшая нога, перебитая ниже колена, вихляется взад и вперед, и слышно, как хрустит хрящ при каждом шаге носильщика….