Пьер Антонетти - Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте

• Название: Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте
• Автор: Пьер Антонетти
• Издательство: Мол. гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02626-8

Книга известного французского историка Пьера Антонетти освещает разнообразные стороны жизни Флоренции на рубеже XIII–XIV веков, в один из самых драматических периодов ее развития, когда рушились прежние устои и традиции, а на смену христианскому и рыцарскому Средневековью шло жесткое и рациональное Новое время. Именно в эту эпоху жил и творил величайший флорентийский поэт, автор «Божественной комедии», Данте Алигьери.

---

Данте, как и все образованные люди его времени, знал почти все, что было известно в этой области — с теориями Аристотеля и Птолемея он был знаком.[269] Свидетельством тому структура «Рая», воспроизводящая концепцию космоса, разработанную Птолемеем. Неподвижная Земля в центре мироздания, конечного и имеющего сферическую структуру; вокруг Земли девять концентрических кругов, или «подвижных небес», на которых крепятся, перечисляя по порядку от Земли, Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн, фиксированные звезды и, наконец, «хрустальная сфера», или «перводвигатель». Выше всего этого располагается второе небо или Эмпирей, сам неподвижный, но дающий движение «перводвигателю». Эмпирей — небо покоя, расположенное вне времени и пространства, обиталище Бога и блаженных. Данте, любитель астрономии, не упускает случая обнаружить свое знакомство с трактатом Птолемея «Альмагест», что можно понять из многочисленных реприз, особенно в «Пире». Он поместил Птолемея в «высоком замке» «Ада» среди великих мудрецов Греции и Рима: Евклида, Гиппократа, Галена, Демокрита, Фалеса и других, составляющих «семью мудролюбивую», во главе коей — «учитель тех, кто знает», Аристотель (Ад, IV, 130–144). Теоретический вклад флорентийцев в астрономию эпохи Данте равен нулю, их практический вклад, пусть и незначительный, заключается в конструировании теодолитов, астролябий, солнечных часов и небесных сфер,[270] которые можно видеть в Музее науки во Флоренции.

Астрология, как известно, берет начало в области верований и суеверий. За бесспорную истину она принимает тезис о влиянии звезд на судьбы людей. Автор «Божественной комедии» разделял это убеждение (Новая жизнь, XXIX, 2), напоминая, что, рожденный под знаком Близнецов, им обязан своим гением, «будь он мал или велик» (Рай, XXII, 112–114). Впрочем, это не помешало ему обречь на адовы муки тех, кто выдавал себя за прорицателей будущего (Ад, XX), поместив среди них и Микеле Скотто (умер в 1235 году), астролога императора Фридриха II Штауфена, переводчика арабских и греческих трактатов по астрономии (прежде всего Аристотеля) и автора сочинений по оккультным наукам.[271] В насмешку над прорицателями Данте изобразил их повернутыми «челом к спине» и двигающимися «пятясь задом» (Ад, XX, 13–15). Данте показывает, что вера во влияние звезд на судьбы людей имела тяжелые последствия — отказ от свободы воли. Устами одного из своих персонажей, Марко Ломбардца, он пытается установить пределы этого влияния:

Влеченья от небес берут начало, —
Не все; но скажем даже — все сполна, —
Вам дан же свет, чтоб воля различала

Добро и зло, и ежели она
Осилит с небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна.

Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А небеса к нему и непричастны.

(Чистилище, XVI, 73–81)

Однако ни один современник Данте не избежал связанных с астрологией суеверий: как уже говорилось, правители Флоренции не предпринимали ни одного важного дела (война, строительство новой церкви), предварительно не проконсультировавшись с официальными астрологами коммуны.

Химия и алхимия

«Говорить о химии в Средние века — значит говорить об алхимии».[272] Отсюда лишь один шаг до предположения, что химики и алхимики были обманщиками и шарлатанами, однако этого шага нужно остерегаться. В самом деле, «если средневековая химия у своих истоков представляла собой эмпирическое ремесло, то с XIII века она обогащается значительным запасом теоретических данных, необходимых для объяснения превращений, интересовавших химиков, то есть качественных и субстанциальных изменений в неодушевленных телах на земле».[273] Известно, что слова «химия» и «алхимия» имеют общую этимологию (от арабского слова «аль кимия», производное от греческого «хума», «плавление металла», или от египетского слова «хеми» — «черный», служившего для обозначения Египта, «черной земли», или свинца, «первобытной тьмы»).[274] Обе основаны на греческой и арабской науке, применявшейся в некоторых видах деятельности, например в покраске тканей, рисовании, пиротехнике, металлургии. Одной из главных целей алхимии было превращение металлов: из исходного вещества (свинец) в конечном счете должен был получиться благородный металл — золото. Процесс представлял собой получение сплава в процессе плавления и чернения свинца, который постепенно замещался ртутью, с добавлением субстанций, «имевших естественное сродство с ним и способных придать ему все качества благородного металла».[275] Главная трудность состояла в поисках катализатора этого синтеза: на протяжении столетий алхимики вели тщетные поиски «эликсира» или «философского камня», с помощью которого можно было бы превратить свинец или медь в золото. Эти поиски, окруженные тайной и маскировавшиеся эзотерической терминологией, имевшей целью сбить с толку непосвященных, были сплетены с мистическими бреднями вроде «возвращения здоровья, молодости, могущества и совершенства»[276] и с фальсификацией металлов. Нетрудно догадаться, что в таком городе, как Флоренция, где основной денежной единицей был золотой флорин, правительство принимало все меры для пресечения деятельности фальшивомонетчиков, особенно после того, как папа Иоанн XXII в 1317 году предал проклятию алхимию. Именно поэтому Данте, и без того испытывавший естественное отвращение к мошенничеству и надувательству, обнаруживает неумолимую суровость к фальшивомонетчикам, обрекая их на беспощадную казнь:

Я видел двух, спина к спине сидевших,
Как две сковороды поверх огня,
И от ступней по темя острупевших.

(Ад, XXIX, 73–75)

Несчастные пытаются освободиться от этих струпьев:

Их ногти кожу обдирали сплошь,
Как чешую с крупночешуйной рыбы
Или с леща соскабливает нож.

(Ад, XXIX, 82–85)

Однако пристрастие к чистому золоту было столь неодолимо, что алхимики пренебрегали запретами, продолжая свои тщетные поиски, в которых участвовали даже люди Церкви: в 1300 году епископ Флоренции запретил занятия алхимией доминиканцам монастыря Санта-Мария Новелла, грозя отлучением и тюрьмой.

Разумеется, средневековая алхимия шла по ложному пути, однако в ее актив следует записать ценные открытия в области дистилляции. Усовершенствовав перегонный аппарат, унаследованный от греков и арабов, дополнив его охладителем, средневековые алхимики открыли способ получения спирта. Знаменитый флорентийский врач Таддео Альгаротти (1223–1303), о котором мы уже говорили, усовершенствовал способ охлаждения, «заключавшийся в удлинении трубы, проведенной от перегонного аппарата к водосливу, и в горизонтальном пропуске ее через емкость с водой».[277] В Италии знали «горящую воду» (aqua ardens, 60 % спирта) и «воду жизни» (aqua vitae, 90 % спирта); первую получали, соответственно, способом простой, а вторую — двойной перегонки.[278] Спирт использовали не только «в качестве растворителя при изготовлении духов» или лечебного средства: «алкогольные напитки стали входить в употребление наряду с вином и пивом».[279] Перегонный аппарат позволял производить азотную и серную кислоту. Таким образом, средневековая химия или, вернее говоря, алхимия, без преувеличения, «была предшественницей современной химии, хотя у своих истоков она может показаться нам странной»[280] — у истоков, значит, в философии Аристотеля, переосмысленной арабами и сдобренной мистическими бреднями.

Техника

Подробное рассмотрение техники эпохи Данте не входит в наше намерение. Мы отсылаем читателя к классическим работам Кромби, Татона и их сотрудников, равно как и к мастерски написанному синтетическому исследованию Ж. Ле Гоффа, убедительно показавшего, что «Средние века, бедные изобретениями […], знаменовали собою важный этап в покорении природы человеком посредством техники».[281] В частности, благодаря применению водяной и ветряной мельниц, насосов, прессов, зубчатой передачи, кинематических цепных приводов (винт, колесо, кулачная шайба, защелка и блок),[282] а также задней цепи и вертлюга, неизвестных в античности: они позволяли «преобразовывать попеременное движение в движение вращения и наоборот».[283]

Рассмотрим подробнее технику текстильного производства, поскольку, как уже говорилось, именно оно лежало в основе процветания Флоренции. По оценочным данным хрониста Дж Виллани, в 1338 году более двухсот мастерских цеха Лана произвели от 70 до 80 тысяч кусков сукна; он добавляет, что тридцатью годами раньше, то есть во времена Данте, Лана имела около 300 мастерских, в общей сложности производивших более 100 тысяч кусков сукна в год. Однако, пишет он, «это были грубые сукна, стоившие вдвое дешевле, поскольку тогда не умели столь хорошо обрабатывать привезенную из Англии шерсть, как это делают сейчас» (Хроника, XI, 94).