Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ

• Название: СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ
• Автор: Б. Дедюхин
• Жанр: Историческая проза

В книгу вошли произведения, рассказывающие о жизни великого князя Василия II Темного.

---

К осени несколько конных отрядов Золотой Орды появилось на границе Рязанского княжества как бы с угрозой отомстить за смерть Мустафы. Но угроза так и осталась угрозой: лишь пограбив мирных жителей Рязани и мордву, татары поспешно удалились в свой улус.

Это еще сильнее убедило Василия Васильевича в нешуточности его успеха в борьбе с Ордой. Только забыл он о том, что Орда стала многоглавой, как Змей Горыныч из сказок кремлевских бахарей. Одной такой вновь отросшей головой ордынского чудища было Царство Казанское, которым правил Улу-Махмет, бывший хаи Золотой Орды.

3

Вначале Улу-Махмет объявился вдруг близ Москвы: пришел изгоном [127] и стал восточнее Серпухова на реке Беспуте, притоке Оки.

Василий Васильевич протрубил сбор войскам, но Улу-Махмет не принял боя и ушел так же проворно, как и появился.

Поступали в Москву сообщения, что промышляет он грабежами Нижнего Новгорода, желая иметь его своей постоянной дармовой житницей.

Мелкие щипки казанского царя досаждали, но не настолько, чтобы стоило поднимать на него рать.

Постепенно, однако, Улу-Махмет смелел и набирался сил. Скоро перестал ограничиваться взиманием разовой дани, но захватил Нижний Новгород и Муром с намерением присоединить их к своему царству. Это было уже и серьезно, и дерзко, и опасно. Василий Васильевич решил, что терпеть больше этого нельзя и на Рождество разослал гонцов по уделам.

На Крещение, 6 января 1445 года, под красными стягами с изображением Спаса Нерукотворного собрались полки под началом Ивана Можайского, Михаила Верейского, Василия Боровского. Даже и Шемяка прибыл, имея вид постный и покорный, показывая, что подчиняется великому князю и готов встать на защиту земли Русской от татар, но оскорблен до глубины души кознями и угрозами московскими, родственно обижен и не понят Василием, но Бог, мол, все рассудит и по местам расставит. Во Владимире добавились еще и черные хоругви со Спасом же – это суздальцы и новгородцы пришли на подмогу.

Пересчитывая стяги и хоругви, Басенок радовался: – Да мы этого Махмутку седлами закидаем! И он оказался прав. Как только передовые русские отряды слегка побили татар близ Мурома и Городца, Улу-Махмет спешно отступил в свои пределы. Надо бы проводить его до Казани и примерно покарать, но ударили сильные морозы, и великий князь решил отложить возмездие, вернулся в Москву и распустил воинство.

А 26 марта нижегородский гонец принес весть: Улу-Махмет взял Нижний и послал на Русь двух сыновей – Мамутека и Ягуба, которые подошли уже к Суздалю.

Запоздало сожалел Василий Васильевич, что распустил полки, но делать было нечего, пришлось выступать с одними наспех собранными московскими ратниками.

Обещал догнать в пути со своим полком Шемяка, но не только сам не пришел, но и ни одного воина не прислал. Князья можайский, верейский и боровский явились, но с очень малыми дружинами.

Проведя Петров пост в столице, великий князь пошел в город Юрьев, где 29 июня отпраздновал Юрьев день. Туда же прибыли на встречу с ним нижегородские воеводы Федор Долголдов и Юрий Драница, но и с этим подкреплением воинство москвичей не составляло более одной тысячи. Хотя, правда, тут не было случайных и неумелых ратников – все были закаленные и проверенные в сражениях воины, все русичи, голос в голос, волос в волос. Василий Васильевич не знал сомнения, решительно пошел на поиск врага.

6 июля вышли к реке Каменке, расположились станом у Спасо-Евфимьева монастыря возле Суздаля. Сторожа донесла, что неприятель идет на сближение. Воины надели кольчуги и шлемы, подняли знамена, Готовясь к битве.

Василий Васильевич снял свой золотой шлем, который был тяжел и непрочен, служил лишь для красы, и надел стальную мисюрку [128], которая защищала не только голову, но и шею с предплечьями. Кроме меча двуручного, вооружился еще и протазаном на длинном древке.

Долго ждали татар и, решив, что они опять струсили, вернулись на стан.

Эта победа была еще более легкой, чем весенняя, не грех было ее и отметить. Василий Васильевич пьянствовал с князьями до полуночи, измеряя доблесть богатырскую способностью перепить других и принять елико возможно больше водки и медов.

При восходе солнца 7 июля великий князь отслушал заутреню, а затем хотел с перепою опочинути. Взял в руки походный двойчатый кубок, примерился, вина ли светлого мозельского сперва попить, из другой ли половинки кубка меду черемхового отведать. Не успел ни одной крышки отчинить, как ворвался в шатер Басенок:

– Гонец от сторожи, государь! Татары переправляются через реку Нерль! Я ухом к земле приложился – слыхать их топот!

Отбросив непочатый кубок, великий князь схватил медную трубу, объявил подъем воинству. Надел вчерашние доспехи, вооружился и велел строить рать. Под гром труб и удары бубен, с распущенными хоругвями Василий Васильевич пошел во главе полков навстречу неприятелю.

А его искать не пришлось. Татары изготовились для боя вблизи того же Спасо-Евфимьева монастыря, растянувшись по неубранному ржаному полю.

– Однако их раза в три поболее, чем нас,- озадачился подсчетом Федор Долголдов.

– Да нет, не в три… В два, может, раза – да, побольше, только нам ли их бояться! – возразил князь Василий Ярославович Боровский, словно желая напомнить, что не зря дед его Владимир Андреевич после Куликовской битвы получил прозвание Храброго.

– И то так! – поддержал отчаянный воитель Юрий

Драница.- Прошло время, когда русские боялись имени татарского, теперь мы их бьем почем зря.

Василий Васильевич видел, что не просто храбрятся eгo воеводы, что все ратники ни о чем другом не мыслят, как только о победе. И он не стал их удерживать.

Первым же ударом русская конница обратила татар в бегство, начала их преследовать, а наиболее храбрая горстка воинов уже настигала обоз царевичей. Василий Васильевич видел с седла своего рослого коня, что татары бегут не все, а затягивают русских лишь по центру. Только сейчас вспомнил, что и поныне татары продолжают придерживаться в войне заповедей Чингисхана: не начинать битву, если не имеешь двойного или тройного превосходства в людях, а начав сражение, притворно отступать, чтобы внести расстройство в ряды неприятеля.

Татары, достигнув заранее, видно, отмеренного рубежа, резко удержали своих коней, ощетинились копьями.

И тут же послышался боевой клич слева:

– Ур-р!…

– Ур-р! Ур-р! – долетело и справа.

Московские полки оказались в кольце.

Никто не дрогнул, никто не уклонился от боя, никто не просил пощады. Сеча была кровавой – грудь в грудь, убитые не падали в тесноте схватки, упавшие на землю живые не могли встать, испуганные лошади с дикими всхрапами давили копытами всадников своих и чужих, без разбору.

Татары потеряли не меньше пятисот воинов. Еще большие потери понесли русские.

Иван Можайский, оглушенный ударом копья, свалился на землю, но оруженосцы сумели подсадить его на другого коня, который и унес Ивана с поля боя. Спасся и Василий Боровский. А Михаил Верейский попал в руки татар.

Василий Васильевич дрался до последних сил, как простой ратник, и тоже был пленен.

Татары праздновали победу. На радостях выжгли несколько окрестных сел, два дня пировали в Спасо-Ев-фимьевом монастыре.

…Он открыл глаза оттого, что кто-то щекотно и нежно касался его лица. Пахло спелым лугом, кровью, лошадиной мочой. Пустое небо, покачиваясь, плыло над ним, скрипели колеса. «На арбе везут,- отрешенно подумал великий князь.- Куда? Все равно». Высокие травы задевали его по лицу. Он испытывал неслыханный покой. Будто впервые видел и высокое небо, и краешком глаза – зелень трав, ласково задевавших по его лицу. «Я у татар?- спросил он себя.- Где я? Ну и пусть». безразличие ко всему владело им.

– Как он там? – раздался сбоку чей-то знакомый голос.- Не помер?

– Лежит… в однодышку дышит.

– Хоть бы довезти!… Далёко еще?

– Кто ж знает? Мы теперь люди подневольные. Василий Васильевич узнал усталый голос Федора

Басенка.

– Глядеть страшно,- сочувственно сказал первый голос – Ни в живых, ни в мертвых.

– А ты и не гляди! – зло сказал Басенок.

«Мы в плену»,- понял Василий Васильевич. Жажда мучила его, но не было сил спросить воды. Орел, распластавшись, кругами ходил в вышине, все так же скрипели колеса и что-то попискивало, позвенькивало в траве, не переставая. Боли он не чувствовал, потому что не чувствовал своего тела. Его не было. Только гудела голова, лежавшая от тела отдельно. «Может, отхожу я? – подумал Василий Васильевич. И эта мысль не испугала его- даже лучше… коли так. Многое со мной бывало, но эта-кого еще не случалось. Я знал унижение и почет, лесть и ненависть ко мне, но такого еще ни разу не испытывал, чтоб голова от тулова отдельно. Мне изменяли, и я предавая тех, кто любили меня, я достоин и худшего, чем сейчас. Но как странно, как хорошо, Боже мой, плыть вот так среди трав…»