Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

• Название: Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки
• Автор: Маркус Вольф
• Издательство: Междунар. отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7133-0958-4

Общепризнанно, что разведка ГДР, завоевавшая славу одной из лучших и наиболее эффективных в мире, во многом обязана своими достижениями ее бессменному руководителю — Маркусу Вольфу.

Эту книгу с напряжением ждали давно и во многих странах и особенно в нашей стране — самой близкой для автора, не говоря, конечно, о его родной Германии, стране, где он вырос и работал, с которой теснее, чем с кем-либо, был связан как шеф сильнейшей из дружественных разведок.

Уже нет ГДР, но борьба, в которой участвовал М. Вольф, продолжается — теперь уже против мстительной «юстиции победителей».

Публикуемая книга — это тоже часть его продолжающейся борьбы, а не сглаженные временем мемуары.

Резкая, драматичная, правдивая, полная достоинства книга Маркуса Вольфа займет одно из самых видных мест в мировой литературе о разведке.

Сын известного писателя Фридриха Вольфа, М. Вольф свободно владеет словом, его захватывающее, остроумное повествование будет интересно читателю любого возраста и профессии.

---

К сожалению, вскоре мы столкнулись с необходимостью побудить столь ценного информатора к переходу в ГДР, так как нам стало известно, что его близкий сотрудник, судя по всему, работает на английскую разведку. Мы решили сделать хорошую мину при плохой игре и представить Тереке на пресс-конференции перебежчиком по убеждениям совести. Публичное выступление Тереке нашло отклик у нашего политического руководства, причем больший, чем мне могло понравиться, в чем я убедился чуть позже.

Когда я, ни о чем не подозревая, проводил летом 1954 года отпуск на Черном море, в Берлине думали, как можно было бы затруднить Федеративной республике вступление в Европейское оборонительное сообщество, да сделать это так, чтобы достичь максимального воздействия на общественность. По указанию Волльвебера были просмотрены наши дела, и при этом наткнулись на источник по имени Тимм.

Под этим именем скрывался депутат бундестага от ХДС Карлфранц Шмидт-Виттмак, член парламентских комитетов по вопросам европейской безопасности, по общегерманским и берлинскому вопросам, человек, перед которым открывалась стремительная карьера. Шмидт-Виттмак происходил из семьи крупных буржуа и, конечно, не был левым. Тем не менее он работал на партийную разведку КПГ, а с тех пор, как мы восстановили связь с ним, — на нас. Он входил в число тех патриотов, которые считали, что политика Аденауэра делает невозможным воссоединение Германии, и отвергали его планы вооружения ФРГ.

Вернувшись из отпуска, я обнаружил указание Волльвебера немедленно доставить Тимма в ГДР. Я упирался руками и ногами, не желая жертвовать важнейшим источником в ХДС только ради пресс-конференции. Моему человеку пришлось бы выступать на ней, отстаивая положения, с которыми он не был знаком и не мог их одобрить. Информация Шмидт-Виттмака о закрытых заседаниях комитета, особенно об отношении Федеративной республики к военному союзу, находившемуся под американским влиянием, была поистине неоценима. Я бурно доказывал все это Волльвеберу, но он только повторял, что вопрос решен.

Мне не оставалось ничего другого, как поразмыслить о способе уговорить Шмидт-Виттмака бежать в ГДР. Мы не знали друг друга, и атмосфера встречи, состоявшейся на той же вилле, где я разговаривал с двойным агентом Меркурием, была сдержанной, а временами просто ледяной. Моего визави вовсе не убеждали приводившиеся мною аргументы в пользу его перехода в ГДР. Я исчерпал свои доводы, как вдруг мне вспомнилась история Тереке, и я прибег ко лжи во спасение, сконструированной на основе этой истории. Я сказал, что Ведомство по охране конституции обратило внимание на Шмидт-Виттмака и намеревается его арестовать. Это звучало уже убедительнее, и после недолгого размышления он сказал, что согласен при условии, что его жена, жившая в Гамбурге с двумя детьми и ни о чем не подозревавшая, согласится сделать то же самое.

Шмидт-Виттмак написал жене письмо, доставленное в Гамбург курьером, и вскоре она вместе с детьми стояла у ворот нашей конспиративной виллы. Переговоры с ней складывались тоже трудно, но по-иному, чем с ее мужем. Правда, г-жа Шмидт-Виттмак знала о разведывательной деятельности мужа, но столь же мало могла представить себе жизнь в ГДР, как, например, жизнь на Луне. В конце концов победил женский прагматизм. Оказавшись перед альтернативой “тюрьма для мужа на Западе или дом над озером в ГДР”, г-жа Шмидг-Виттмак выбрала меньшее зло. Школьные и парламентские каникулы в Бонне помогли нам на несколько дней скрыть отсутствие семьи и перевезти важнейшее личное имущество так, чтобы это осталось незамеченным.

26 августа 1954 г. Шмидт-Виттмак выступил перед журналистами в Восточном Берлине. Его разоблачения свидетельствовали о том, что Аденауэр обманывает бундестаг в важных вопросах внешней политики и вооружения и принимает решения, противоречащие собственным публичным заявлениям. Кроме того, он предал гласности переданную нам советской разведкой информацию о том, что на секретной чрезвычайной конференции было принято решение о комплектовании двадцати четырех западногерманских дивизий.

Постепенно мы сблизились друг с другом, и я с искренним участием наблюдал за дальнейшим жизненным путем Шмидт-Виттмака. Должность вице-президента внешнеторговой палаты хотя бы частично вознаградила его за то, с чем пришлось расстаться. Его судьба была, по крайней мере, лучше той, что была уготована Тереке, ставшему в предпенсионном возрасте членом президиума Национально-демократической партии, объединявшей бывших солдат, самостоятельных ремесленников и мелких предпринимателей.

Но самый впечатляющий переход в ГДР, происшедший в то время, состоялся без нашего участия. Перебежчик не только не работал на нас, но, напротив, по роду службы отвечал за обнаружение и разоблачение наших источников. 20 июля 1954 г. после церемонии в Западном Берлине, посвященной десятой годовщине неудачного покушения на Гитлера, исчез президент Федерального ведомства по охране конституции д-р Отто Йон. Последний след Йона привел к его знакомому врачу д-ру Вольфгангу Вольгемуту. Складывалось впечатление, что оба уехали в Восточный Берлин на автомобиле Вольгемута. Стоило только федеральному правительству заявить 23 июля, что Йон не мог “добровольно оставить территорию Федеративной республики”, как радио ГДР передало заявление Йона, в котором он уверял в обратном.

На созванной вскоре после этого пресс-конференции Йон повторил утверждение о своей политической независимости и обвинил федеральное правительство в том, что оно позволяет Аденауэру использовать себя в качестве “инструмента американской политики в Европе”, а во внутренней политике защищает старых нацистов, ущемляя, напротив, бывших борцов Сопротивления. Йон приводил в пример практику “ведомства Бланка”[4] и “организации Гелена”, привлекавших на руководящие посты бывших сотрудников СД и эсэсовцев. Публичное выступление произвело в обеих частях Германии впечатление разорвавшейся бомбы и ввергло Ведомство по охране конституции в тяжелый кризис.

Политическое прошлое Йона делало достоверными причины, которыми он обосновывал свой переход в ГДР. Будучи убежденным противником нацистского режима, этот человек входил в число участников антигитлеровского заговора и по поручению Штауфенберга — ведущей фигуры заговора 20 июля — пытался установить контакты с Эйзенхауэром и Черчиллем. Впоследствии он предполагал, что его послания были перехвачены и “погребены” в английской разведке советским агентом Кимом Филби. Он пережил трагический исход покушения 20 июля 1944 г. и бежал через Мадрид и Лиссабон в Лондон, где Сефтон Делмер поручил ему вести пропагандистские радиопередачи. Во время Нюрнбергских процессов Йон давал свидетельские показания против фельдмаршалов фон Браухича, фон Рундштедта и фон Манштейна.

Дипломатическая карьера, которую он мысленно представлял для себя, не удалась из-за корпоративного духа представителей клики Риббентропа в Федеративной республике, несомненно отягощенных грузом прошлого. Аденауэра и его статс-секретаря Глобке, в свою очередь, не устраивало, что Йон вместо этого был назначен президентом Федерального ведомства по охране конституции, находившегося в британской зоне. Глобке с самого начала неприкрыто покровительствовал “организации Гелена” и предоставлял ей особые права, относясь в то же время пренебрежительно к Федеральному ведомству по охране конституции. Йон должен был видеть явную бестактность, когда в его ведомство был назначен бывший вице-президент “организации Гелена”, несомненно в качестве соглядатая. С учетом всего этого переход Йона в ГДР представлялся вполне объяснимым.

Из документов, с которыми я смог ознакомиться в 1990 году, и из рассказов Йона во время наших многочисленных встреч в 1992-м и позже прояснилось, что он действительно был увезен и что госбезопасность ГДР, не подозревая ни о чем, столкнулась с так же ни о чем не ведавшим нежданным гостем, которого ей внезапно предоставила Москва.

Конечно, Вольгемут был связан с советской разведкой, и, несомненно, именно ему пришла в голову авантюрная мысль произвести там впечатление, притащив в качестве трофея главного защитника конституции и передав его советским военным в Карлсхорсте, где в прошлом находилась штаб-квартира Группы советских войск в Германии. По словам Йона, оба они крепко выпили, Йон уснул и проснулся только в советской неволе. Вероятно, Вольгемут подмешал в бокал своему другу наркотики. Руководитель представительства КГБ в Карлсхорсте Евгений Питовранов был застигнут врасплох случившимся, и из Москвы специально вызвали сотрудников, чтобы обсудить ситуацию.

К сожалению, документы по делу Йона хотя и многочисленны, но малоинформативны, и я могу только строить предположения относительно дальнейшего хода “похищения”. Вероятно, Йон после многочисленных бесед заявил о готовности выступить в качестве перебежчика, так как его карьере в Федеративной республике и без того был нанесен непоправимый ущерб и о возвращении поначалу нечего было и думать. Обращает на себя внимание тот факт, что мой друг из КГБ Вадим Кучин всякий раз, когда я начинал расспрашивать его о деле Йона, становился очень немногословным, и мне думается, что никому не доставит удовольствия рассказывать всю правду о случившемся.