Людмила Бояджиева - Портрет в сандаловой рамке

• Название: Портрет в сандаловой рамке
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Романтическая история с напряженным сюжетом, действие которой развивается в двух пересекающихся пластах — в современности и в 1944 году. Загадка мистической тайны переплетается с интригами фашистской разведки, а к современной женщине приходят воспоминания прежнего воплощения. И, конечно, любовь…

Приехавшая в Брюссель художница Верочка видит на развалах «блошиного рынка» портрет молодой женщины, сделанный в 1944 году знаменитым фотографом. Тогда на свете не было даже ее мамы, но с портрета смотрят глаза Веры и ее лицо улыбается новому веку. Вера начинает расследование и попадает к странной гадалке, которая открывает ей истинное предназначение: она — Странница — человек, проходящий цепь реинкарнаций. Художницу начинают преследовать эпизоды, явно относящиеся к ее прошлому воплощению, когда она — Анна Грас — дочь профессора словесности в Брюссельском Университете и еврейки становится возлюбленной фотографа Мишеля Тиссо. Это он фотографирует возлюбленную, мечтая о будущем. Но идет 1944 год, в Бельгии хозяйничают фашисты. К паре влюбленных приходят тяжелые испытания. Выясняется, что Мишель — советский разведчик, давно работающий в фашистском тылу. Узнав о его связи с Анной, руководство приказывает Мишелю убрать девушку. Но он продумывает иной ход. Однако и резидент советской разведки, не доверяя Мишелю, устраивает ловушку. Анна и Мишель погибают…

Верочка встречает в Брюсселе странного русского, который явно следит за ней. Это человек, ведущий расследование старого военного эпизода, виновным в котором признали его деда — резидента советской разведки в Брюсселе. Шаг за шагом, не доверяя своим видениям и все больше погружаясь в былое, они вместе восстанавливают запутанную историю Мишеля и Анны, в финале уже не сомневаясь, что их свела судьба снова — в ином, окрашенном отсветом былой любви, воплощении..

---

…Это случилось в 1985 году. Я заканчивала выпускной класс французской спецшколы, а Рита Вишнякова — моя кузина — писала кандидатскую диссертацию по оздоровительному влиянию спортивной гимнастики в начальной школе. На зимние каникулы предки расщедрились — купили нам страшно дорогие путевки на престижный горнолыжный курорт в Домбае. Моя мама считала, что бледненькая девочка нуждается в спортивно-оздоровительном отдыхе. Но под присмотром старшего товарища. Меня, как девицу неопытную, пустили только из-за доверия к самостоятельной, исключительно правильной Рите. Комсомолка, спортсменка… Она и плаваньем, и горными лыжами увлекалась, и ляжки у нее были, как каменные — я щупала. А лыжный костюм — люминесцентно алый — ей папаня из загранкомандировки привез. Экипировочка, конечно, не как сейчас, но для тех времен — полный атас. Не то, что у меня — китайский лыжный костюм с начесом, в котором я была похожа на пингвина. У нас был прелестный пансиончик под названием «Вираж» — в три этажа, всего на десяток номеров, а вокруг — мамочки мои! Как же я их боялась — горы! Ночами, а у меня была отдельная крохотная комната, мне казалось, что они подступают совсем близко и наше ущелье захлопнется, как уроненная книга. Захлопнется и спрессует нас всех снежными страницами вроде веточек гербария.

Однажды и впрямь началось — завертелась жуткая метель и оборвала электролинию. Все погрузилось во тьму. Риты не было, я отложила роман Франсуазы Саган и постаралась не смотреть в окно, за которым крутила и завывала мгла… В доме было тихо, словно все вымерли. Я уже решила спуститься вниз, но тут в коридоре раздались мягкие крадущиеся звуки — шаги! Я нырнула под одело с головой… И в этот самый момент…

Вера вздрогнула, уронив с колен диктофон. Заливался соловьем, сбив воспоминания, маленький, но такой наглый мобильник.

В трубке прозвучал встревоженный девичий голос.

— Алло, ты меня слышишь?

— Привет, заяц!

— Ты как там? Не простудилась? Тебя не сбил велосипедист? Честно?

— Все прекрасно! Отдыхаю, гуляю, рисую. Деньги зарабатываю.

— Ты вообще-то сейчас где? Голос какой-то таинственный.

— Как где? Ну, не в больнице же. По месту работы. Размечталась немного. Здесь такая ночь!

— Фу, слава Богу! Я жутко волновалась. Ты ж у меня как маленькая. Честное слово, иногда кажется, что я старше. Правда, ничего плохого?

— Плохого — ничего. Скорее хорошее.

— Влюбилась?

— У тебя одно на уме. Я поняла, что хочу и могу интересно работать. И вообще… В голове ветер перемен.

— Значит, сочиняешь. Ладно, я обожаю, когда ты в творческом экстазе. Даже не замечаешь, что я на мороз выхожу без головного убора, а загораю без бюстгальтера.

— Впадаю в творческий транс. Само собой — «подсела на иглу». В Москве придется худеть.

— Понятно, чипсовая диета. С завтрашнего дня перейдешь на горячие обеды! Забыла, что у тебя гастрит?

— Никакого гастрита. Здорова, молода, полна сил. Сегодня чуть не купила на блошинке гранатовый браслет. Точно тот — купринский. Дорогой. Но потом пожадничала. Ведь нам придется снимать квартиру.

— Ты всегда экономила на себе, чтобы ни в чем мне не отказывать. Что бы я выросла вот такая длинная, умная и бодрая. Теперь будет по-другому. У меня с сентября отличный контракт в Москве! Пожалуйста, купи тот браслет. Вообще — не очень то надрывайся с заработком. Теперь главный финансист у нас в семье — я! Как только приеду в Москву, сниму квартирку — маленькую, уютную преуютную. У самого метро. И буду тебя ждать. Испеку торт с орехами.

— Лучше свари борщ. Хочу горячего борща. С чесноком и бородинским хлебом.

— Ну, ясненько, сидишь голодная. Что бы каждый день ела суп! Обещаешь? Проверю. Вообще скажу Феликсу, чтобы он тебя одну больше никуда не пускал.

— Феликсу ничего говорить не надо. Совсем. Ладно?

— Поняла… В принципе — согласна.

— Ты мне очень, очень нужна, заяц… Я, жутко соскучилась.

— А уж как я! Маленький мой, чудесный мамульчик.

— Все! Целую-целую-целую…

Вера чмокнула мобильник, загрузила рот чипсами и, включив диктофон, объявила:

— Домбай. Давным-давно. Жуткая история….Дело в том, что Маргошка Вишнякова оказались вовсе не таким образцом добродетели, как полагали мои родители, наставляя: —«Слушайся Риточку!» В самолете выяснилось, что Ритка вообще махнула в Домбай из-за своего хахаля…

Отель «Вираж» тонул в искрящихся сугробах и заснеженных елках. Справа и слева от него стояли такие же домики с большими деревянными террасами. Интерес представлял лишь левый домик «Русская изба», в котором проживали интуристы, в том числе группа ГДРшных немцев под предводительством волновавшего Маргошку гида. Вот они высыпали на солнышко — четырнадцать подопечных Риткиного кавалера и он сам — рослый, широкоплечий, без головного убора, с отливавшими золотом есенинскими волосами. Развернулся, устремив к «Виражу» ищущий взгляд, где под песни Челинтано, несущиеся из магнитолы, отдыхали на широкой веранде две чувихи: импозантная Марго и ее не стоящая описания подружкой. Подружка рисовала в школьном альбоме что-то с натуры. Марго курила, завершая лирическое признание.

— Вот и вся моя тайна, Верунчик. Жуткая лавстори. Только бы не залететь! Тфу-тфу! Если бы не Майкл — парилась бы я тут! Махнула бы лучше в Гагры. Там наш турлагерь открылся.

— Я-то вообще лыжи не очень. У меня щиколотки слабые. А снег и в Москве надоел. Платьице хочется натянуть легонькое и туфельки… Вот такое. — Я показала завершенный рисунок. На листке плескалось море и под пальмами лежали в шезлонгах две девицы в «мини» — высокая и мелковатая.

— Тебе как раз активный отдых показан, — отшвырнула Марго мой рисунок. — Засиделась по библиотекам, девушка. На золотую медаль тянешь. Так и в доктора наук в двадцать пять можно загреметь. Вот ужас то! Пожизненное научное заключение.

— Если честно, меня наука мало колышет.

— Ты ж по живописи с детсада отличалась. Уж лучше бы шуровала в этом направлении. По крайней мере, приятное вращение в кругу художественного бомонда, да и клиентуру можно солидную поиметь. Если, конечно, как Глазунов руку на портретах набить.

— Не поступать в статистический институт, как решили предки? Рисовать? Да это для них… уфф…

— Ладно, не форсируй события. Жизнь сама за тебя распорядится, раз уж ты не в состоянии взять в свои руки управление собственной судьбой. Пока дыши глубже, бледная немочь, и потихоньку разминайся. Между прочим, твой тренер — очень даже ничего. Тотто Кутуньо, если приодеть поэффектней.

— Марго, ты думаешь, судьба в самом деле есть? — с детской канючащей интонацией спросила я. Потому что наличие судьбы было совершенно необходимо. Ведь если она есть, то уж, непременно, благосклонная. А за что ей меня мучить? Не курю и целовалась только раз. Без всякого удовольствия. А какой дивный характер и терпение!

— Еще как есть! Только важно разобраться, кто кем управляет — ты ею или она тобой. Моя судьба вон в том отеле для интуристов своих немчиков выгуливает.

— Что-то он к тебе не рвется.

— Майкл руководитель тургруппы, балда! Это дикая карьера для студента Института Восточных языков. У его папаши в Интуристе «рука». Мальчик должен стараться — сутками своих иностранных баранов пасти.

— А как же тогда… Как вы будете видеться?

— Ночами, разумеется. Только это тоже жутко опасно, — она понизила голос. — Представляешь — кто-то из его немчуры шпион или вообще — антисоветчик. Ночью начнет вредить — канатную дорогу подпиливать или наших девушек соблазнять… — Глянув в мои округлившиеся глаза, Маргошка расхохоталась. — Обожаю романтичность! Почему я за отдельный номер доплатила, теперь усекла?

— А говорила, чтобы мне отдыхалось спокойнее.

— А как иначе? Больше есть и меньше двигаться Ты предкам должна румянец полноценный представить и три кг женственности. Я обещала.

Смотри, смотри! Это он! — Марго подняла руку в алой варежке. — Специально мимо свой детсад прогуливает. Руками машет, словно ландшафт показывает. А это он мне воздушные поцелуй посылает! Конспиратор мой… Штирлиц…

— То Майкл, то Штирлиц. Или их уже двое? — съязвила я от зависти.

— Их — один. С фамилией Майков. И при этом вылитый Майкл Дуглас, ты заметила?

— То, что ты Дугласа обожаешь, заметила. А вот Штирлица внизу хорошенько не разглядела. В общих чертах все в порядке — рослый, плечистый.

— А какой страстный! Способен ради своей Марго на всяческие безумства. Вчера решил выжечь солнечным лучом через лупу мои инициалы прямо у себя на запястье. Сидел на веранде и жег, стиснув зубы от боли, пока его туристы кемарили после обеда. «М и В». … Утром руку раздуло, перевязку в медпункте делали и укол от столбняка. Вот такой романтик.

….Я притихла, скрывая разыгравшуюся зависть, ранее посещавшую чрезвычайно редко. Ведь противно же сознавать, что и мои инициалы «В и М» — Вера Михайлова. Но почему-то в мою честь никто не жег руки, не высекал камни и даже не корябал стену в подъезде. Разве не завидно? Хоть чуточку? А когда он внизу стоял — загорелый, светловолосый и руками махал, как пловец, предварительно поднося их к губам — посылал воздушные поцелуи, так и хотелось вскочить и послать поцелуй в ответ…. Рассмотреть мне его толком не удалось, но впечатление осталось волнующее. Наверно потому, что в те дни я особенно много думала о всяческих амурных историях.