Шарль Монселе - Женщины-масонки

• Название: Женщины-масонки
• Автор: Шарль Монселе
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-88274-012-6

Возникшее в начале XVIII пека в Англии религиозно-этическое движение – масонство – получило распространение во многих странах. Эта тайная организация ставила своей целью объединение людей на основе равенства, взаимопомощи и верности. В масонские ложи женщин не принимали, и с течением времени женщины создали свои масонские ложи.

В романе «Женщины-масонки» Шарля Монселе (1825-1888), известного французского романиста, талантливого восприемник литературных принципов А. Дюма, речь идет о тайной организации женщин-масонок, незримо опутавшей своей страшной сетью всю Францию – от великосветских салонов до рабочих кварталов. В эту сеть, добровольно или волею судеб, попадают герои романа. Всевозможные приключения, любовные истории, заговоры, поединки составляют содержание книги. Весь роман пронизан мотивом женской мести, которую осуществляет эта мощная масонская организация.

На русском языке произведение Шарля Монселе печатается впервые.

---

– Вы сегодня уходили из дому, Жан?– спросил Филипп.

– Да, сударь.

– И надолго?

– Да на весь день! Вы, сударь, должно быть, помните, что разрешили мне уйти.

– Правда, правда. А вы не знаете, приходил ли кто-нибудь ко мне, пока вас не было?

– Привратник никого не видел.

Филипп молча сделал два-три круга по комнате; начав четвертый круг, он жестом отпустил слугу.

Филипп превосходно владел собой.

– Меня обокрали,– сказал он себе,– это ясно как день. События такого рода происходят ежедневно, и не имеет смысла поднимать из -за этого на ноги весь квартал. А кроме того, это моя вина: ни один здравомыслящий человек не станет доверчиво хранить у себя дома шестьдесят восемь, а то и семьдесят тысячефранковых купюр между десятком галстуков и женскими письмами. Я это заслужил. Но вот вопрос: кто меня обокрал? Разумеется, первый встречный, так как Жан вне подозрений. Мне остается только, как это делается в таких случаях, подать жалобу полицейскому комиссару.

Он уже взял было шляпу.

– От чистого сердца даю обет: если случай или же сыщики с Иерусалимской улицы помогут мне отыскать деньги, я надену на шею Пандоры самое красивое ожерелье, которое куплю у Жаниссе!

Внезапно он остановился.

Пандора! Это случайно произнесенное имя навело его на подозрение.

Подозрение оскорбительное, чудовищное, неправдоподобное, подозрение, заставившее его покраснеть и в то же время серьезно задуматься.

В самом деле, кто как не Пандора подарила ему этот великолепный, этот прелестный секретер – эту ненадежную клетку, столь плохо охранявшую золотых птичек, эту хрупкую тюрьму, у которой – позволительно предположить – были ненастоящие запоры?

Сначала Филипп пытался отвергнуть это подозрение, но это было свыше его сил: он знал, что все возможно, что все бывает на этом свете.

И после того, как возникло это подозрение, Филипп не пошел к полицейскому комиссару; до поры до времени он удовольствовался тем, что послал за слесарем.

Слесарь, внимательно осмотрев секретер, заявил, что вряд ли он был взломан: замок цел, и секретер, по всей вероятности, открыли с помощью поддельного ключа.

Это отнюдь не являлось доказательством вины Пандоры, но это усиливало подозрения. Филипп был в затруднении; он решил, что у него есть только одна возможность узнать правду: он должен немедленно отправиться к Пандоре, рассказать ей все, следить за выражением ее лица и послушать, что она скажет; эта встреча и определит, что ему делать дальше.

С этим намерением он быстро преодолел расстояние от своего дома до дома Пандоры. Велико же было его изумление, когда швейцар сказал ему, что Пандора уехала! Филипп не мог поверить швейцару и поднялся в квартиру Пандоры. Горничная сказала ему то же самое: Пандора вышла из дому, не сказав, куда едет.

Филипп прекратил расспросы; он бросил горничной кошелек, и тогда та вспомнила, хотя и смутно, что ее хозяйка упомянула Опера Комик.

Только это он и хотел узнать.

Он поехал в театр, снедаемый двумя заботами, двойным подозрением. Пандора более чем когда-либо представлялась ему женщиной загадочной и опасной.

Хотя было уже поздно, он успел приехать до конца спектакля. Спрятавшись у входа в партер, он пробегал взглядом ложи, ярусы, балконы, то и дело спрашивал себя, какая странная фантазия или же какая необходимость могла заставить Пандору появиться в этом зрительном зале. И не была ли усталость, на которую она сослалась несколько часов назад, всего лишь предлогом, чтобы ускользнуть от него? Он вспомнил также, как грубо она распрощалась с ним и как предательски дрожала ее рука.

Однако он нигде ее не обнаружил; несколько раз он менял места и в конце концов вернулся на свой первый наблюдательный пункт, весьма разочарованный и неимоверно заинтригованный: если Пандоры пет в Опера Комик, то где же она может быть?

Когда он стоял в темноте у входа в партер, до его слуха внезапно донесся некий голос, голос, который он не мог не узнать и который раздавался в ложе бенуара, находившейся напротив него.

– Вам нравится эта опера, дорогой граф? – произнес голос.

– Опера? Что вы говорите? А разве здесь идет опера? Простите мою рассеянность, но я бесконечно счастлив, что вижу вас снова.

– Вы однообразны,– отвечала Пандора,– уже целый час вы не меняете тему нашей беседы.

– Это потому, что и вы сдержали слово, как дворянин,– сказал граф.

– Ох! Эти ваши комплименты в конце концов превратятся в оскорбления! Что удивительного и восхитительного находите вы в моем поступке? Я отложила нашу встречу на три месяца по причинам личного характера.

– Да, личного…– вздохнул он.

– Я вам сказала: «Покиньте Париж на три месяца, отправляйтесь в путешествие».

– Я и отправился в путешествие.

– Я прибавила, чтобы вы вернулись двадцать шестого октября, чтобы вы были в своей ложе в Опера Комик и что я непременно появлюсь здесь в течение вечера. Сегодня у нас двадцать шестое октября, и я перед вами; что может быть проще?

– Вы очаровательны.

Пандора сидела так, что не могла видеть Филиппа Бейля. На ней было новое роскошное платье.

Но если и он не мог видеть Пандору, он прекрасно видел графа д'Энгранда, счастливого и помолодевшего.

Сказать, что Филипп был вне себя от бешенства,– значит не сказать ничего. На мгновение у него возникла мысль войти в ложу, но он тотчас же понял, что это было бы смехотворно. Он сдержался.

Граф был тем человеком, которого она принесла ему в жертву три месяца назад, жертву, которая так его растрогала и которая, как он понял теперь, была жертвой временной.

Свет, озаривший эту историю, ударил ему в глаза и привел его в такую ярость, что он едва не сошел с ума.

Стало быть, в течение трех месяцев Пандора его разыгрывала: Пандора нисколько его не любила; она методически выполняла заранее составленную программу и хладнокровно назначила срок ее завершения – двадцать шестое октября!

Всякий на его месте почувствовал бы свое унижение и вышел бы из себя.

А кроме того, как ни был взбешен Филипп Бейль, он все-таки понимал, что должна быть какая-то причина этой комедии, какая-то цель этой холодной, жестокой махинации. Если он не был любим, то чего же от него хотели? И это еще было не все: он трепетал при мысли о краже, мысли, которая ни на минуту его не покидала. Напрасно пытался он избавиться от этой роковой навязчивой мысли, отводя взгляд от ложи, где развлекалась эта прелестная, нарядная женщина; за облаком ее волос, украшенных цветами, перед его мысленным взором возникали сцены в трибунале и силуэты судей; в мелодичных звуках ее голоса он, казалось, различал скрежет отмычки в замочной скважине.

Он испугался, что сходит с ума; он ушел из театра.

Дома он обнаружил письмо от Пандоры, которое она написала и отправила перед отъездом в Опера Комик. Письмо это было недвусмысленным.

«9 часов вечера.

Дорогой Филипп!

Когда Вы получите это письмо… О, не пугайтесь! Я не хочу сказать: «… меня уже не будет в живых», я хочу сказать: «… я уже перестану любить Вас».

Вы человек очень умный, и потому Вы не удивитесь столь простому, столь обыкновенному финалу – финалу, которого следовало ожидать.

Хотя я тороплюсь, а мой парикмахер уже ждет меня в прихожей, я все-таки хочу высказать Вам несколько истин, бедный мой Филипп.

Вы меня не любите, Вы никогда меня не любили, не любили ни капельки, поверьте мне. Я развлекала Вас, я возбуждала в Вас желание – вот и все, но этого было достаточно, чтобы Вы обманывали самого себя.

Если мы заставим мужчину страдать, это будет лучше, чем если он начнет скучать,– вот наш секрет – секрет таких женщин, как я. И у меня так много других секретов, что я могу открыть Вам хотя бы этот.

Наша встреча была ошибкой; мы с Вами не питали друг к другу ни малейшей симпатии; мы с Вами слишком похожи друг на друга! Вы не более чувствительны, чем я: горе может заставить Вас кричать, но плакать – никогда! При любых обстоятельствах Вы сумеете сохранить чувство собственного превосходства. Таким образом, у Вас может быть множество любовных приключений, но я ручаюсь, что у Вас никогда не будет настоящей любви.

Мужчина, подобный Вам, Филипп, не создан для такой женщины, как я; позвольте же мне уйти с Вашей дороги.

Я то, что называется «продукт Парижа»; я родилась и выросла в этой огромной оранжерее порока, которая простирается от Бульваров до Булонского леса. Я не вспоминаю о том, как я воспитывалась, а если мне и случится вспомнить об этом, я трепещу. Но я всему научилась, я знаю все, я даже пишу почти без ошибок. Как же Вы хотите, чтобы я любила Вас, Филипп? Сердце мое не так молодо, чтобы покориться Вам, а разум не так молод, чтобы полюбить Вас со всеми Вашими недостатками.