Владимир Киселев - Любовь и картошка

• Название: Любовь и картошка
• Автор: Владимир Киселев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Роман о старшеклассниках, об их жизни и приключениях, о современном селе с его сложными проблемами.

Владимир Киселев — автор многих романов о наших днях: «Девочка и птицелет», «Веселый роман», «Воры в доме», «Человек может».

В новом романе «Любовь и картошка» в самом деле рассказывается о любви. И о картошке. И об очень хороших людях. И о смешных приключениях.

Но главное, герои этой книги, юные и взрослые, любят жизнь, умеют ей радоваться и стремятся сделать ее лучше.

Роман «Любовь и картошка» награжден еще в рукописи почетным дипломом Всероссийского конкурса «Моя Советская Родина» на лучшее художественное произведение для детей.

Дорогие читатели! Напишите нам, проводятся ли у вас конкурсы. Похожи ли они на тот, о котором рассказывается в этой книге? Выбрали ли вы для себя на всю жизнь увлекательное и нужное дело, как герой этой книги Сережа?

Письма отправляйте по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

---

— Если бы люди искали, где безопаснее,— вмешалась Алла Кондратьевна,— мы бы до сих пор на деревьях сидели. Здесь была их родина. Потому они тут и жили.

— Ну да,— не согласилась Наташа и спросила у своего отца: — Знаешь, почему наше село Бульбами называется? Археолог наш, профессор Платон Иннокентьевич, в каких-то старых грамотах нашел... Сюда крестьяне бежали. С Псковщины. После бунтов картофельных. После петровского указа картошку сажать. И прозвали их тут «бульбами».

На Аллу Кондратьевну авторитет профессора не подействовал.

— Если так рассуждать, так можно додуматься до того, что и Тарас Бульба от картошки бежал.

— Это неправильно,— не согласился с Наташей и Сережа.— Здесь и в допетровские времена жили люди. Неизвестно только, как тогда село называлось. Но ведь Васькин предок был родом отсюда.

Все присутствующие, кроме генерала Кузнецова, видели фотокопию исторического документа, которая висела на стене в доме председателя колхоза. Наташа и Сережа пересказали генералу историю этой фотокопии и ее содержание.

Сын Павла Михайловича когда-то отыскал в архивах исторический документ, рассказывающий о его предке. Может быть, этот человек и не был прямым предком Павла Михайловича и, таким образом, Ивана Павловича и Васи, но фамилия его была по этому документу Гаврилов, что по-русски значило то же, что Гавриленко по-украински. Сын Гаврилы, принадлежащий Гавриле. Происходил он из этих мест, а кроме того, в роду Гавриленко сохранилось предание о том, что один из их предков бежал на Запорожье к казакам, а потом попал в турецкий плен.

Одиннадцать лет провел Ефим Гаврилов,. Гавриленко, в плену, в кандалах, в мучениях, несколько раз бежал и все равно сумел вернуться к себе, на край Украины, на свою такую бедную и такую родную землю.

— Конечно,— заключил Сережа,— к тем, кто здесь прежде жил, прибавились крестьяне, бежавшие от картошки.

— Бежали они от картошки, бежали,— прищурился Матвей- Петрович,— и к картошке прибежали. Почему только она им не показалась?

— Картошка тогда другой была,— солидно пояснил Серено.— Мелкая. И невкусная. Было от чего бежать.— Он посмотрел на Наташу и добавил: — Не то что теперь некоторым.

— Выходит, ни самому съесть, ни другому продать,— посочувствовал Матвей Петрович псковским крестьянам петровских времен.— На такой не заробишь...

— Ну что вы все «заробить»! — с неожиданным раздражением оборвала его Алла Кондратьевна. — На все у вас одна мерка — какой будет заработок. А к чему он вам? Посмотрите на себя. Бригада у вас, как пол-Бельгии. Ну, не пол-Бельгии, так два Монако. А вас от прицепщика не отличишь.

— Зачем мне отличаться? — неохотно возразил Матвей Петрович.

— Затем, что вы в учреждения разные ходите, колхоз там представляете.

Сережа прежде никогда не задумывался над тем, почему дед Матвей всегда носит серый бумажный пиджак, который, если он и менял — снашивались же они у него когда-нибудь,— то и новый сразу же выглядел точно так, как старый. И сапоги никогда не выглядели новыми. Но вот оказалось, что все это неспроста.

— Так что мне, в цилиндре ходить? — проворчал Матвей Петрович и добавил: — По нашим делам в старом спинжаке лучше. Посмотрят, человек простой, лишнего не спросят.

Григорий Иванович поискал что-то глазами на лице Матвея Петровича, затем на лице Аллы Кондратьевны и улыбнулся иронически:

— Еще бы. Битый кирпич на аммиачную воду в белых перчатках не поменяешь.

— Мы на земле работаем, Гриша,— сразу же отозвался Матвей Петрович.— С наземом. Чистыми руками хорошо в конторе костяшками пощелкивать.

Слова Григория Ивановича задели за живое и Аллу Кондратьевну. Она зло блеснула глазами:

— Ты, Гриша, ври, да не завирайся. Ты здесь тоже человек не чужой: премии за урожайность вместе со всеми получаешь. А уродила бы у нас так картошка, когда б не достала я на стороне удобрения?

— Удобрения фондируются,— твердо ответил Григорий Иванович.— Ты достала — значит, кому-то недодали.

— Кому это недодали? — с презрением спросила Алла Кондратьевна.

— Тем, которые не ездят по начальству с грибами сушеными,— бросил ей в лицо Григорий Иванович.— Но говорят: вот вам полесский сувенир... А полиэтилен твой? Вот слово тебе даю: я его на бюро вытащу. Думаешь, не знаю, как ты весною клубнику в лукошках, а осенью клюкву посылаешь...

Алла Кондратьевна была искренне расстроена.

— Ну не могу я с ним, Анатолий Яковлевич,— негромко сказала она генералу Кузнецову.— Как с другой планеты человек.— И, преодолев себя, принялась уговаривать Григория Ивановича: — Гриша, ну оплати ты этот полиэтилен. Прошу тебя. Как друга. Ты думаешь, ты меня режешь? Ты колхоз режешь. У нас договор, сроки! Не получим денег за цветы, хоть караул кричи!..

Григорий Иванович смотрел на Аллу Кондратьевну спокойно, так, словно все это не имело к нему никакого отношения. И Алла Кондратьевна не выдержала, сорвалась:

— Нет, не могу я с тобой работать! Где же председатель? Когда это все, наконец, решится?!

Сережа первый услышал далекий шум автомашины, двигатель которой переключили на передние ведущие колеса.

— Едет, — сказал он.— Председатель. Алла Кондратьевна прислушалась.

— Верно,— подтвердила она.— Это «уазик»... Посмотрим, Гриша, что ты теперь запоешь.

Переправа на остров через узкую и глубокую в этом месте реку была устроена, как уверял Сережа, по принципу «волк, коза и капуста». Имелись для этого три челна, и каждый, кто переправлялся, одновременно отгонял на противоположный берег свободный челн так, чтоб остров не остался отрезанным.

Сильными движениями короткого весла председатель подогнал челн к острову.

Павел Михайлович относился к людям, прошедшим суровую жизненную школу. Но о таких говорят, что шкура от этого у них не загрубела, а только стала мягче. Жизнь его научила, что поступок, который ты совершил, иногда приносит не меньшее огорчение, чем тот, которого ты не совершил. И поэтому он часто повторял лозунг древних латинян: «Торопись медленно».

Сегодня он был в лучшем своем костюме, темно-сером с синей искрой, в белой сорочке и темном галстуке, с тремя рядами орденских планок над кармашком пиджака. Высокий и грузный, двигался он легко и с той точностью в каждом движении, которая вырабатывается лишь многолетней и систематической утренней зарядкой. Сейчас он был чуть напряжен и озабочен, но привычно скрывал это за шутливым, несколько ворчливым тоном.

— Добрый день,— поздоровался Павел Михайлович.— Заждались?

Ну наконец! — Алла Кондратьевна не стеснялась своего нетерпения.— А то хоть навстречу посылай... Что там слышно?

Павел Михайлович пропустил ее вопрос мимо ушей, так, словно его вовсе и не было.

— Как охота, товарищ генерал? — дружелюбно обратился он к генералу Кузнецову.

— И не спрашивайте,— смущенно отозвался генерал И показал на чирка.

— М-да...— сочувственно хмыкнул председатель и сразу же повернулся к Анне Васильевне: — Анна Васильевна, мир?

— Разве мы ссорились?

В голосе Анны Васильевны прозвучал холодок.

— А кто меня с жильем для химика донимал? Для Николая Николаевича?

— Будет?

— Пускай мебель покупает.

— Спасибо, Павел Михайлович, — удивленно и обрадовано улыбнулась Анна Васильевна.

— Рад стараться, — Павел Михайлович улыбнулся в ответ обаятельно и дружелюбно и подмигнул Алле Кондратьевне: — Так чем ты нас сегодня удивишь?

— Фирменное блюдо, — горделиво, со значением ответила Алла Кондратьевна.

— Эге, товарищ генерал,— повернулся Павел Михаилович к генералу Кузнецову,— это вас на высшем уровне принимают. Шутка сказать — цесарка по-бульбански.— И без всякой паузы, тем же тоном он быстро спросил: — А что она у вас под нее просила?

Генерал Кузнецов улыбнулся, но промолчал.

— Я все боялся — не поспею,— продолжал Павел Михайлович.— Что председатель делает?.. Не знаете? А я вам скажу. Обедает. Должность такая. У всех председателей...

— Вам все шуточки,— неодобрительно перебила председателя Алла Кондратьевна.— А у меня...— И горячо продолжала: — Анатолий Яковлевич! А если я вам письмо официальное от «Сельхозтехники»...

— Письмо, наверное, не помешает,— не устоял перед ее напором генерал Кузнецов.— Но все-таки...

— Вот и договорились! — быстро, не дав досказать, что «все-таки», выпалила Алла Кондратьевна и поспешила перевести разговор на другое.— Наташа! Пора нам салатом заняться.

— Я не могу помочь? — вежливо осведомилась Анна Васильевна.

— Зачем? Мне — удовольствие, Наташе — практика. Может, посуду пока перетрете? Гриша вам поможет.

— Лучше я мужскую работу сделаю, — возразил Григорий Иванович.— Лук вам нарежу. Меня на погранзаставе научили — волосок к волоску. Ты так не умеешь. Где у тебя дощечка?

— Сейчас принесу.