Владимир Киселев - Любовь и картошка

• Название: Любовь и картошка
• Автор: Владимир Киселев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Роман о старшеклассниках, об их жизни и приключениях, о современном селе с его сложными проблемами.

Владимир Киселев — автор многих романов о наших днях: «Девочка и птицелет», «Веселый роман», «Воры в доме», «Человек может».

В новом романе «Любовь и картошка» в самом деле рассказывается о любви. И о картошке. И об очень хороших людях. И о смешных приключениях.

Но главное, герои этой книги, юные и взрослые, любят жизнь, умеют ей радоваться и стремятся сделать ее лучше.

Роман «Любовь и картошка» награжден еще в рукописи почетным дипломом Всероссийского конкурса «Моя Советская Родина» на лучшее художественное произведение для детей.

Дорогие читатели! Напишите нам, проводятся ли у вас конкурсы. Похожи ли они на тот, о котором рассказывается в этой книге? Выбрали ли вы для себя на всю жизнь увлекательное и нужное дело, как герой этой книги Сережа?

Письма отправляйте по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

---

— Знаю,— ответил председатель.— Но когда б эта энергия, да в мирных целях... Наше дело — картошку растить. Побаловались, и будет. А чтоб ты не заскучала, запишем завтра под твою персональную ответственность строительство комплекса. Все остальное — побоку. Хозяйством я сам займусь. Выпустил я его из рук. И за это еще в районе с меня строго спросят. Хорошо, если только выговором обойдется...— Он помолчал, тяжело вздохнул и, обращаясь к генералу Кузнецову, который слушал его слова с пониманием и сочувствием, продолжал: — Трудная штука власть. Говорят, сладкая. А чаще — горькая. За всех ты в ответе. И перед всеми. И есть у нее еще особая сложность — сумеешь ли ты передать ее тому, кому нужно... Я всю жизнь хотел уйти с хозяйства, заняться научной работой. И не уходил. Всегда мне что-нибудь мешало. Только это я сам себя обманывал. В самом деле я просто боялся. Боялся, что передам власть человеку, а он не сумеет воспользоваться ею правильно. Для других, а не для себя. И. сейчас, видать, не уйти мне...

Павел Михайлович вдруг улыбнулся грустно и озорно.

— Знаешь что, Серега,— продолжал он.— Кончай скорее школу, пошлем тебя в институт сельскохозяйственный. Вернешься — будешь у нас председателем. Вот тогда и хлебнешь...

Про Матвея все вдруг словно забыли, а он стоял в стороне поникший, жалкий, и на подбородке и щеках у него выделялась белая-белая, даже какая-то голубоватая щетина, уже успевшая с утра отрасти.

— Что же теперь будет, Наташка? — спросил он потерянно.— Уедете?.. Анна! Как же ты?.. Ну, я кругом виноват. А бабка?.. Одна останется. Она-то за что?..

Анна Васильевна тяжело вздохнула:

— Эй, Матвей Петрович, Матвей Петрович...

— Ведь она больна,— вырвалось у Наташи.— Мама!

— Одна она не останется,— негромко и спокойно, как о деле решенном, ответила Анна Васильевна.

Сережа вдруг почувствовал, как сердце у него забилось гулко — бум-бум-бум — и где-то у самого горла. Он с ожиданием посмотрел на Анну Васильевну, но она умолкла, а «одна она не останется» могло означать, что бабушку они заберут с собой. А потом он посмотрел на Наташу, на то, какая хорошая и благодарная улыбка скользнула по ее лицу, и подумал, что «одна она не останется» может означать, что они останутся здесь, в селе. И эту его несмелую мысль подтвердил предостерегающий голос генерала Кузнецова, который сказал только:

— Анна!..

Матвей Петрович пытался разгладить пальцами измятую сигарету.

— Спасибо, что недержишь на меня сердца,— негромко поблагодарил он Анну Васильевну.

— Да погодите вы, Матвей Петрович! — испуганно перебила его Алла Кондратьевна. — Цесарка!

Алла Кондратьевна подбежала к перегоревшему костру, за ней, припадая на ногу, Матвей Петрович. По дороге он подобрал лопату, несколькими точными, спорыми движениями выгреб из ямы уголь и вынул на лопате запеченную в глине цесарку.

— Наташа! Поднос! — распорядилась Алла Кондратьевна.

Наташа схватила полированный алюминиевый поднос, Матвей Петрович осторожно опустил на него с лопаты цесарку в обожженной глине, Алла Кондратьевна поставила поднос на землю рядом с костром.

— Где у вас топор?

Матвей Петрович подобрал свой маленький топорик и дал его Алле Кондратьевне. Одним точным ударом обуха Алла Кондратьевна разбила глиняную корку и потерянно сказала:

— Сгорела!

Расколовшаяся глина отвалилась крупными черепками, а в центре блюда осталась черная, как уголь, цесарка. Все молчали.

— Как же вы недоглядели, — укоризненно протянула Щербатиха.

Сережа виновато посмотрел на часы. Стрелки показывали двенадцать часов четырнадцать минут.

«Я приехал сюда в десять ноль пять,— подумал Сережа.— Значит, прошло всего два часа и девять минут. Так мало... А как будто целая жизнь».