Жак Эргон - Повседневная жизнь этрусков

• Название: Повседневная жизнь этрусков
• Автор: Жак Эргон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03251-4

Этруски — один из самых загадочных народов древности, чья высокоразвитая цивилизация процветала в Италии в VIII–III веках до н. э. Происхождение этрусков до сих пор неясно, их письменность не расшифрована, но ученым известно многое о их истории, религии и обычаях. Впитав многое из наследия греческой культуры, они в свою очередь оказали большое влияние на становление Древнего Рима, подчинившего впоследствии этрусские города-государства. В наше время интерес к этрускам и их наследию непрерывно растет, порождая массу научных, популярных, а порой и откровенно фантастических трудов. На их фоне исследование выдающегося французского историка античности Жака Эргона (1903–1995) выделяется кропотливым сопоставлением археологических данных, памятников литературы и искусства с целью отображения всех сфер жизни этрусского общества. Обилие фактов делает книгу Ж. Эргона по-настоящему классическим трудом, полезным не только специалистам, но и всем, кто интересуется историей этрусков и Италии в целом.

---

По поводу этого предмета тоже высказывалось множество самых разных гипотез. Одни говорили, что это руль, другие — двухуровневый светильник, третьи — визир, достойный самых современных геометров (те же самые ученые, преисполненные уважения к научным познаниям этрусков, разглядели в игорном столике счеты). Но многие заметили, что предмет, подвешенный здесь словно для хранения, в нормальном положении должен стоять на земле: если два прямоугольника расположить горизонтально, диски окажутся колесиками. При плоском изображении два передних колесика заслоняют собой два задних, на втором плане.

Не так давно появилось мнение, что перед нами… колыбель{461}. Красная ткань или кожа, прибитая к верхней части рамы, должна прогибаться под весом ребенка. Толстые колеса, ось которых касается земли, не крутились — они были сделаны для того, чтобы колыбель можно было покачивать, а не катать.

Но даже при такой правдоподобной догадке остается вопрос: зачем нужна колыбель в гробнице? Конечно, детей хоронили с куклами, но в такой усыпальнице, где барельефы явно предназначены для удовлетворения нужд взрослых людей, трудно себе представить, чтобы вера в их загробную жизнь допускала и возможность плодиться и размножаться.

Придется обратиться к менее яркой версии, но зато она опирается на сравнение нашего «столика на колесах» с предметами, широко распространенными в этрусском мире: на него очень похожи более древние бронзовые тележки с лошадиными головами по углам верхней доски, которые хранятся в музеях Орвьето и Кьюзи{462}. Тележки обычно считали передвижными жаровнями; здесь такое использование придется исключить из-за покрытия из ткани или кожи, зато на такой тележке можно было возить что-то другое, что не горит, например еду, — и эта версия вполне согласуется с общим направлением рисунков.

Другие элементы украшения колонн также достойны нашего внимания. На передних гранях первой и четвертой колонн симметрично изображены две пары странных вертикальных валиков. Каждый состоит из цилиндрического ствола, который на уровне двух третей своей высоты разделяется на три ветви, образующие эллипс с осью: эта часть предмета сделана как будто из бечевки или скрученной камышины. Все это вместе, подвешенное на крюке, выглядит твердым, выходит за рамки панно, перекрывает капитель и касается потолка.

Предполагали, что это веретено или что-то вроде кадуцея, который носят на плече ликторы в кортеже магистратов на некоторых фресках. Но самое простое толкование выглядит наиболее правдоподобным: это пращи, аналогичные тем, которые используют охотники с росписи в tomba della Caccia (гробнице Охоты).

На внутренних сторонах изображены еще две длинные палки, загнутые наподобие клюшки. Имеет ли смысл идентифицировать их как litui, заимствованные римлянами у этрусков — непременный атрибут авгуров, с помощью которого они определяли, в какой части неба следует наблюдать за полетом птиц? Однако настоящий lituus обычно короче, а здесь, вероятнее всего, изображены просто пастушеские посохи, которыми покойный продолжит погонять свои стада в элизиуме.

Кстати, он любил сыр: об этом говорит желтоватый диск на четвертом панно, подвешенный немного криво, потому что соседние пращи сдвигают его вправо. Концентрические борозды на его поверхности остались, вероятно, от плетеной корзины или сита, flscina, где его отжимали. Но по краям видны щербины, которые получились неслучайно: нам кажется, что это сыр, слегка погрызенный мышами.

Наконец, между колесами тележки изображен вещевой мешок, к которому перекрещенными ремнями прикреплены патера (тарелка) и фляга для благовоний: эта manica должна была пригодиться во время большого пути, для кого-нибудь омовения по дороге, какого-нибудь жертвоприношения на таинственном перекрестке дорог.

Таким был дом мертвых семьи Матуна. С подробностями, достойными живописца фламандской школы, он рассказывает нам об образе жизни этрусской семьи в III веке до н. э., в городе, уже включенном в состав Римского государства. Семьи военных, в этом сомневаться не приходится. Но оружие, развешанное на стенах по всей комнате и напоминающее о славных победах над галлами и самими римлянами, теперь уже дело прошлое, боевые трубы умолкли. Возможно, воины семейства Матуна не вложили мечи в ножны: они еще послужат в легионах или особых когортах, под небом Сицилии и Африки — повсюду, куда их заведут Пунические войны и римские завоевания. И все же их главное занятие отныне носило иной характер: несмотря на то, что территория Цере была порядком урезана, они сохранили за собой поместье, обеспечивающее им значительный доход, и наслаждаются материальными благами в ограниченном пространстве. Эти помещики отправляли свои стада пастись на близлежащих холмах, охотились с пращой на диких уток, обрезали деревья во фруктовых садах, держали птичий двор, делали жирный сыр из овечьего молока. Они были искусными мастерами и не выпускали из рук рабочий инструмент. Иногда они играли в нарды. Их дома наполняли запах жареного мяса и шипение дымящихся сковородок. Они обрастали жиром на глазах.

Одежда этрусков

Тем временем дочь хозяина дома, окруженная служанками, которые обмахивали ее опахалом или доставали одежду из сундука в ногах кровати, одевалась, чтобы выйти из дому. Об этрусском костюме можно рассказать много интересного.

Наряд, который носила в III веке в Цере Рамта Матунаи, почти ничем не отличал ее от юных модниц, описанных Феокритом в «Сиракузянках»{463} и изображенных на керамических изделиях из Миррины: это длинное платье со складками, застегивающееся на плече, и легкие накидки, в которые драпировались в соответствии с принятыми правилами. Тирания греческой моды установилась во всех эллинизированных городах, и Цере подчинился ей одним из первых. Как и Тарквинии: на росписях в гробнице Щитов{464}, относящихся к III веку до н. э., Ravntbu Aprthnai и Velia Seitithi, сидящие в ногах ложа своих мужей, тоже одеты в льняные туники (хитоны) с короткими рукавами, а поверх — в белые накидки (гиматионы) с красной или черной каймой. Кстати, музыканты рядом с Велией уже одеты, точно римляне, в тогу, близкую к классической, как и знаменитый «Оратор» — бронзовая статуэтка какого-нибудь Цицерона из Клузия или Кортоны конца II — начала I века, найденная на берегах Тразименского озера{465}.

Но прежде такой унификации мужской и женской одежды на древних памятниках встречались иные изображения. Известны прекрасные танцоры из усыпальниц Львиц, Леопардов, Триклиния и Франчески Джустиниани — в ярких накидках и платьях самого разного покроя, иногда весьма напоминающего современный. Разумеется, следует остерегаться иллюзий. Мы стали особенно восприимчивы к ярким цветам этрусского мира после того, как поблекли краски античных статуй и исчезла великая греческая живопись, оставив после себя почти монохромные рисунки на чернофигурных и краснофигурных вазах. С другой стороны, наряды, в которые облачались эти изящные и талантливые музыканты и танцоры для участия в пирах и играх, были сценическими, элементами декора, обратная сторона которого тоже должна быть нам известна. Позднее Посидоний будет поражен великолепием этих одежд — «более роскошных, нежели подобает рабам». В этом он окажется согласен с приземленным и скуповатым Катоном, который желал, чтобы рабам выдавали раз в два года рубашку длиной в метр и сагум (короткий плащ), а старую их одежду пускали на тряпки{466}. У изображенных на фресках артистов явно был обширный гардероб, но его вряд ли можно считать отражением повседневной этрусской одежды. В театральных костюмерных и сегодня бесконечно долго хранятся рыцарские доспехи и вышедшие из моды парадные костюмы.

Создавая наряды для своих «гистрионов», этруски иногда обращались не к настоящему, а к обаянию давно ушедшего прошлого. Иначе трудно объяснить рисунок, например, в гробнице Франчески Джустиниани{467}, на котором изображено невероятное трио из юноши в голубом плаще и двух женщин, ослепительные наряды которых напоминают одежду придворных дам эпохи Возрождения или (что ближе к истине) принцесс крито-минойской культуры. Та, что слева, играет на двойной флейте, ее волосы коротко острижены — думается, перед нами служанка. Но та, что посередине — настоящая царица: левой рукой уперлась в бок, правая поднята вверх, голова увенчана диадемой, на шее висит ожерелье, запястья украшены браслетами; поверх длинного приталенного платья наброшен плотный казакин. В одежде этой дамы поражают не столько богатство и контраст между темно-красным, словно бархатным корсажем и розовато-оранжевым платьем из тонкой ткани в горошек и крестик, сколько полное несоответствие с греческой «линией» — с ниспадающими вертикально хитоном и гиматием. Здесь, наоборот, юбка-колокол расширяется и вздувается книзу, вероятно, поддерживаемая скрытым кринолином; широкие горизонтальные полосы ниже пояса и по подолу повторяют цвет корсажа; мотивы вышивки тоже делятся на горизонтальные полосы; добавьте к этому эффект рукавов-кимоно, благодаря которым плечи кажутся шире, а талия — уже.