Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)

• Название: Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)
• Автор: Жюль Верн
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-86218-028-1 (т.10), 5-86218-022-2

Журналист путешествует из Баку в Пекин через горящие моря вместе с мёртвым китайским мандарином, торговцем искусственными зубами и другими интересными людьми.

Для романа «Клодиус Бомбарнак» в переводе восстановлены все купюры, выявленные при сверке с оригиналом.

---

Местность, которую мы проезжаем, нисколько не походит на области восточного Туркестана, оставшиеся за Кашгаром. Она настолько же нова для Пан Шао и доктора Тио Кина, как и для нас, европейцев.

Должен сказать, что великолепный Фарускиар уже не гнушался вмешиваться в наш разговор. Теперь это очаровательный остроумный человек, с которым так хочется познакомиться поближе. Он уже пригласил меня посетить его «ямен» в Пекине. Готовлюсь к подробному интервью. Мой будущий собеседник интересный человек, много путешествовал и, кажется, питает особую симпатию к французским журналистам. Уверен, он не откажется подписаться на «XX век»: для Парижа — 48 франков, для департаментов — 56, для заграничных подписчиков — 76.

Поезд мчится на всех парах. Пассажиры мирно разговаривают о том о сем. Услышав произнесенное кем-то слово Кашгария, Фарускиар с готовностью сообщает интересные детали об этой провинции, которая так сильно пострадала от повстанческих движений, особенно до установления владычества русских, когда местное население изо всех сил противилось китайскому порабощению. Немало сынов Поднебесной пали при многократных восстаниях в Туркестане. Китайский гарнизон скрывался при этом в крепости Янги-Гиссар.

Один из непокорных вождей, Али-Хан-Тулла, бывший в свое время властителем Кашгарии, отличался не только умом, но и чрезвычайной жестокостью. По этому поводу Фарускиар рассказал историю, прекрасно иллюстрирующую безжалостный характер восточных сатрапов.

— Жил в Кашгаре, — начал он, — известный ремесленник. Желая заслужить благосклонность Али-Хан-Туллы, мастер выковал необыкновенную, очень дорогую саблю и, закончив работу, поручил своему сыну — мальчику десяти лет — преподнести ее властелину, в надежде, что ребенок получит награду из царственных рук. И он ее получил! Властелин, не скрывая восхищения от подарка, спросил, а остра ли сабля?

— Да, — ответил ребенок.

— Подойди! — приказал Али-Хан-Тулла и одним махом отрубил ему голову, которую и отослал с царской ценой за саблю. Превосходные качества подарка изувер испытал на деле!

Рассказ был подан темпераментно и весьма выразительно. Но если господин Катерна что-то и понял, то вряд ли попросит включить этот сюжет в туркестанскую оперетку.

День прошел без всяких приключений. Поезд сбавил скорость, делая не больше сорока километров в час. Он несомненно мог бы давать и восемьдесят километров, если бы были приняты во внимание жалобы барона Вейнсшнитцердерфера. Но, по правде говоря, китайские машинисты и кочегары даже и не пытаются наверстывать время, потерянное между Черченом и Чарклыком.

В семь часов вечера — пятидесятиминутная остановка на берегу Хара-Нура. Озеро это, не столь обширное, как Лобнор, вбирает в себя воды реки Сулэхэ, берущей начало в Наныпаньских горах. После утомительного однообразия пустыни взоры наши чарует пышная зелень, окаймляющая южный берег. Приятное оживление вносят стайки порхающих птиц.

В восемь вечера, когда мы отъезжали от вокзала, солнце еще только садилось за песчаными дюнами, а над горизонтом уже расстилались сумерки. Это походило на мираж, который создавали нагретые за день нижние слои атмосферы.

Не успел поезд тронуться, как мы собрались в вагоне-ресторане, который принял свой обычный вид. Но то был не обычный ужин, а свадебная трапеза. В ней должны принять участие человек двадцать гостей во главе с великолепным Фарускиаром. Но — кто бы мог подумать? — он отклонил по какой-то непонятной причине приглашение Фулька Эфринеля. Сожалею об этом, так как надеялся занять место рядом с ним.

Конечно, я сообщу «XX веку» о подвиге Фарускиара. Пусть публика узнает и запомнит его имя! Пошлю в Париж телеграмму, как бы дорого она ни стоила: такое известие оправдает любые расходы. Уж на этот раз, надеюсь, не получу выговора от редакции! Тут не может быть никакой ошибки, вроде той, что произошла у меня с мандарином Иен Лу. Она остается на моей совести, несмотря на то, что попался я на удочку в стране лже-Смердиса[96]. Пусть хоть это послужит мне оправданием!

Значит, решено. Как только прибудем в Сучжоу, немедленно даю телеграмму. Славное имя Фарускиара должно прогреметь на всю Европу! К тому времени испорченный участок пути, а вместе с ним и телеграфная линия будут полностью восстановлены.

Фульк Эфринель постарался все устроить наилучшим образом. Свежая провизия для торжественного пиршества была закуплена в Чарклыке. Но кухня теперь не русская, а китайская, и руководит приготовлением блюд китайский повар. К счастью, нам не придется есть палочками: в поезде Великой Трансазиатской магистрали ножи и вилки допускаются даже и при китайских кушаньях.

Я сижу слева от миссис Эфринель, а майор Нольтиц — справа от Фулька Эфринеля. Остальные гости расселись как пришлось. Немецкий барон, не способный дуться и отнекиваться, если маячит лакомый кусок, тоже находится в числе приглашенных. Другое дело сэр Фрэнсис Травельян — тот даже и бровью не повел, когда был приглашен на свадебный пир.

Сначала были поданы супы — с курицей и яйцами чибиса; затем — ласточкины гнезда, расчлененные на тонкие нити, рагу из крабов; воробьиные горлышки; хрустящие свиные ножки под соусом; бараньи мозги; жаренные в масле трепанги; плавники акулы, клейкие и тягучие; наконец — побеги молодого бамбука в собственном соку; корни кувшинок в сахаре и много других невероятных китайских кушаний, которые мы запиваем подогретым в металлических чайниках шао-сингским вином.

Праздник проходит оживленно, весело. Однако молодой супруг, как это ни странно, не уделяет ни малейшего внимания молодой супруге и… наоборот.

А наш первый комик, вот неугомонный балагур! Из него так и сыплются залежалые анекдоты, непонятные большинству прибаутки и допотопные каламбуры, которые кажутся ему верхом остроумия. И он так заразительно хохочет, что невозможно не засмеяться вместе с ним. Ему захотелось во что бы то ни стало узнать несколько китайских слов, и, когда Пан Шао говорит ему, что «чин-чин» значит спасибо, он принимается по всякому поводу «чинчинить», уморительно корча при этом физиономию.

Потом приходит черед и песен — французских, русских, китайских. Пан Шао поет «Шанг-Туо-Чинг», или «Песню мечты», из которой я узнаю, что «цветы персика особенно хорошо пахнут при третьей луне, а цветы гранатового дерева — при пятой».

Пиршество длилось до десяти часов. Перед десертом комик с субреткой незаметно исчезли. Но скоро, к изумлению публики, вновь появились — один в широченном плаще извозчика, другая в костюме горничной. С каким увлечением, блеском и лихостью проиграли они Соннеты! Право, было бы только справедливо, если Кларети, по ходатайству Мейлах и Галеви, признает их ветеранами «Комеди Франсез».

Праздник окончился только в полночь. Мы вернулись на свои места и сразу же улеглись спать. Никто из нас не слышал, как объявляли названия станций, предшествующих Сучжоу.

Местность заметно меняется по мере того, как железная дорога, огибая восточные отроги Наньшаньских гор, спускается ниже сороковой параллели. Пустыня постепенно исчезает, видны многочисленные поселки, плотность населения возрастает. Вместо безнадежно-унылых песчаных пространств повсюду расстилаются зеленые равнины и нередко даже рисовые поля. С окрестных гор сюда сбегают быстрые ручьи и полноводные реки. После тоскливого однообразия Каракумов, после безотрадных гобийских песков, за исключением небольшого отрезка пути, проходящего по массивам Памирского плоскогорья, мы можем только порадоваться такой перемене! Теперь, приближаясь к Пекину, поезд Великой Трансазиатской магистрали будет проезжать живописные долины с едва различимыми на горизонте очертаниями далеких гор.

Через три дня мы достигнем конечной станции, и не мне, газетному репортеру, привыкшему к жизни на колесах, жаловаться на продолжительность и тяготы путешествия. Скорее пристало роптать Кинко, запертому в своем ящике, и хорошенькой Зинке Клорк, с тоской и нетерпением ожидающей его в Пекине, на улице Ша-Хуа.

Останавливаемся в Сучжоу на два часа. Первым делом бегу в телеграфную контору. Услужливый Пан Шао охотно соглашается быть моим посредником. Телеграфист сообщает нам, что столбы на линии подняты и депеши передаются без всякого промедления.

Тотчас же отправляю «XX веку» телеграмму:

СУЧЖОУ 25 МАЯ 2 ЧАСА 25 МИНУТ ПОПОЛУДНИ

Между Черченом и Чарклыком поезд подвергся нападению бандитской шайки знаменитого разбойника Ки Цзан а пассажиры отбили атаку сокровища китайского императора спасены обеих сторон убитые и раненые атаман убит отважным монголом Фарускиаром директором Правления Великой Трансазиатской магистрали его подвиг заслуживает всеобщего восхищения

Двух часов на осмотр Сучжоу, разумеется, недостаточно.