Дмитрий Быков - Статьи из еженедельника «Профиль»

• Название: Статьи из еженедельника «Профиль»
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Биографии и Мемуары

Интервью с кинорежиссерами и актерами, биографические очерки об ученых, писателях, политиках и предпринимателях — всё, что было опубликовано в еженедельнике «Профиль» с 1998 по 2009 г.

---

Репрессии по отношению к диссиденту оказались мягкими: Коштуницу всего-навсего убрали из университета, лишили преподавательской работы и переместили в Институт общественных наук. После этой почетной ссылки он перешел в Институт философии и общественной теории, директором которого стал в конце восьмидесятых. За это время успел выучиться водить машину, что стало одним из главных его увлечений (в числе других — садоводство, рыбалка, музыка). Было и несколько любовных увлечений, не оставивших в его жизни серьезного следа. На этом пытались сыграть авторы еще одной листовки, приписавшие профессору гомосексуализм. Коштуница проигнорировал эту чушь.

С началом бурных югославских перемен, повлекших за собой распад страны и междоусобицу, Коштуница поучаствовал в нескольких небольших политических объединениях, инициировав, в частности, создание Демократической партии (1989). В ней же активно светился Зоран Джинджич, впоследствии один из лидеров оппозиции, но первые роли играл видный демократ Мичунович. Именно противостояние Мичуновича и Коштуницы вскоре привело к расколу ДП, и без того невеликой: для Мичуновича на первом месте стояла либерализация и демократизация Югославии, для Коштуницы — национальные проблемы сербов. «Речь идет о нашем сохранении как народа», — подчеркивал он, и лозунгом его сторонников была фраза самого Коштуницы: «Сначала Сербия, потом свобода».

Моя хата в центре

Лидер боснийских сербов Радован Караджич, едва ли не самая одиозная фигура в послетитовской истории Югославии, личный друг Коштуницы. Есть много фотографий, где они вместе. Существует даже снимок, на котором Коштуница сжимает автомат Калашникова, а кругом толпятся бойцы сербского спецназа. Было ли это искреннее убеждение или тактический ход — сказать трудно. Во всяком случае, Коштуница несколько раз заявлял, что категорически несогласен признавать Караджича и Милошевича военными преступниками. «Я юрист и понимаю, что это определение юридически некорректно. Мировое сообщество не понимает сербской ситуации. Гаагский трибунал вообще не юридическая, а чисто политическая организация с проамериканской сущностью. Ни о какой выдаче Милошевича после моей победы не может быть и речи (позиция весьма достойная. — А.Г.). Милошевича можно назвать преступником, но он виноват не перед мировым сообществом и тем более не перед США. Он виноват перед своим народом, который сначала был ввергнут в национальную катастрофу, а потом лишен свободных выборов», — это цитаты из интервью Коштуницы последнего времени.

Коштуница не раз и не два повторил, что единственным поступком Милошевича, который он одобряет, был отказ от подписания соглашений по Косову в Рамбуйе. «Мы не имели права принимать позицию, навязанную Западом», — заявил он. И еще: «Прежде нас заставляли сверять время по советским часам, теперь — по американским. И то и другое пагубно для национальной идентичности!» — считает Коштуница.

Так что Коштуница вовсе не идеальное противопоставление Милошевичу. Более того, у Коштуницы и Милошевича столь много общего, что многие в Югославии рискуют говорить, что все, что происходит между ними — хитрая игра, а на самом деле Коштуница… негласный ставленник Милошевича.

Если серьезно, что отличает Коштуницу от его главного оппонента?

Пожалуй, только одно: некоторые называют это интеллигентностью, другие — скромностью. Коштуница потому и оказался лидером сербской оппозиции, что представляет собой более мягкий и как будто цивилизованный вариант националиста.

При этом он не пацифист: неплохо стреляет (хотя с оружием только позировал — предпочитает «отвечать на неправду истиной, а на ненависть — духовной силой»). Героически вел себя тихий профессор 14 сентября этого года, когда в Косове его закидали камнями и помидорами (грузовик с камнями и овощами — кстати, не гнилыми, отличного качества — был пригнан на площадь заранее; помидоры Милошевич оплатил из партийной кассы, выдав участникам акции по два оклада). Устроили побоище молодые активисты милошевичской Социалистической партии во главе с бывшим начальником местной милиции — разбили стекла в десяти машинах сопровождения, а самому Коштунице попали камнем под глаз. Он, однако, продолжал говорить, и толпа САМА повязала хулиганов.

— Милошевич обещал Косову достоинство, — говорил Коштуница, не стесняясь ссадины. — Пусть он теперь попробует приехать сюда, пусть посмотрит в глаза беженцам!

Восторженный рев избирателей был ему ответом.

Существеннейшие пункты его программы — ослабление конфронтации между СРЮ и остальным миром; отмена неприкосновенности и привилегий депутатов скупщины (югославский парламент); неограниченная свобода слова.

Что до личной скромности, в этом смысле Коштуница дает неистовому Слобо изрядную фору. Он до сих пор ездит на югославской машине «юго», которой уже восемь лет, и презирает иномарки. До последнего времени у него не было мобильного телефона. Отдыхает в горах, где у него домик, выстроенный своими руками, и садик, который он опять-таки возделывает лично. Нет рядом с ним и фигуры, способной скомпрометировать его так же, как компрометирует Милошевича его пассионарная жена Мирьяна Маркович.

Человек, которого понесло

Правда, тот факт, что уже в августе этого года Коштуница начал регулярно угрожать выводом людей на улицы, показывает, что его скромность и миролюбие (как и аналогичные качества Хасбулатова) испаряются в экстремальных ситуациях.

К 5 октября, когда власти аннулировали итоги первого тура и перенесли выборы на неопределенный срок, Коштуница уже не был готов ни к каким компромиссам. Одни называют это проявлением политической воли («Выход на улицы — единственный выход», — каламбурил оппозиционный журналист Теофил Панчич и докаламбурился — выход с захватом сторонниками Коштуницы здания скупщины, штурмом телецентра и объявлением Коштуницы президентом состоялся 5–6 октября), другие — провокацией и самомнением. Правда, Коштуница не устает повторять, что рискует людьми не ради своих амбиций, а во имя свободы. Но, судя по всему, свобода и амбиции уже здорово отождествились…

Что, однако, произошло бы, получи Хасбулатов в свое время власть? Скорее всего, красно-коричневые ликовали бы недолго. Власть осталась бы по духу абсолютно ельцинской — коррупционной, непредсказуемой, беспринципной. Речь не идет о параллелях между Милошевичем и Ельциным. Речь о том, что профессор права, рискнувший поставить страну перед угрозой гражданской войны и уверившийся в своей спасительной высокой миссии, вряд ли способен превратить югославский дурдом в курорт. Как вполне по-шварцевски заметил тот же Портников, мало победить Милошевича на выборах — надо победить его в себе.

А пока даже в дни самого большого политического напряжения Коштуница не забывает кормить своих кошек. Это хорошо, что он помнит о животных. Может, и о людях не забудет.

№ 38(210), 9 октября 2000 года

Петр Бадмаев. Дело врача (Елена Иваницкая и Дм. Быков под псевдонимом Андрей Гамалов)

У него было два имени. Никто не знал его возраста: сам он в 1920 году утверждал, что ему 110 лет, дочь — что 112. Его крестил Александр III. Говорили, что он имеет абсолютную власть над самим Распутиным. Что вылечил его от импотенции. Что консультирует царскую семью и, пользуясь своим положением, продвигает собственные креатуры на высшие государственные посты. Его и любили, и боялись — причем и монархисты, и революционеры в одинаковой степени. Точно известна только его фамилия — Бадмаев. Самый известный русский врач XX века.

Потомок Чингисхана

Датой своего рождения Бадмаев во всех документах называл… 1810 год (умер он в 1920-м). Дочь его, появившаяся на свет в 1907 году, уверяла, что на момент ее рождения отцу было сто лет! Требуя выпустить его из тюрьмы, куда он в 1920 году попадал неоднократно (впрочем, к счастью, всегда ненадолго), Бадмаев писал: «Я, старик 109 лет, известный всей России»… Насчет известности он не преувеличивал — может, и в вопросе о возрасте был точен? Правда, строгий словарь Брокгауза и Эфрона без всякой романтики называет год его рождения: 1849. Никаких документов, подтверждающих эту дату, тем не менее нет. А по внешнему виду Бадмаеву легко можно было дать и 50, и 100. Мужской силы он не утратил до последних дней… Его отец, Засогол Батма, был скотоводом и кочевал по Агинской степи. Жамсаран (это имя дали ему при рождении) был самым младшим из семи сыновей, детство и раннюю юность провел возле отцовских стад. Старший ребенок в семье, Цультим (Сультим), шестилетним мальчиком был отобран ламами для обучения тибетской медицине в дацане. Отбор был очень строгий: исследовали слух, зрение, обоняние, осязание, определяли душевные качества ребенка. Обучение продолжалось двадцать лет. Цультим стал врачом Степной думы — выборного органа бурят. Старый Засогол честолюбиво решил отправить одного из сыновей в классическую русскую гимназию в Иркутск. Встал вопрос — которого? Именно Цультим посоветовал послать младшего брата, Жамсарана. В 1854 году в Забайкалье разразилось моровое поветрие — тиф. Генерал-губернатором Восточной Сибири был граф Муравьев-Амурский, он приказал для борьбы с эпидемией найти самого сведущего в медицинской науке Тибета местного врача. Бурятский совет старейшин назвал Цультима. Семейное предание говорит, что тот потребовал роту солдат: «Лекарства — моя, солдата — ваша. Кордон держать». Эпидемию остановили. Согласно семейной легенде, на вопрос о награде Цультим ответил так: скрестил руки на груди и прикоснулся пальцами к плечам, намекая на офицерские погоны. Он хотел быть русским военным врачом. Губернатор написал в столицу о необычном целителе. В 1857 году Цультим был уже в Петербурге, лекарским помощником в Николаевском военном госпитале, а в 1860 году открыл аптеку тибетских лекарственных средств и вызвал к себе Жамсарана, который с золотой медалью окончил гимназию. В 60-е годы он жил у брата и перенимал у него врачебную науку Тибета. Бывал в православном храме Св. Пантелеймона Целителя. В эти годы, уже зрелым человеком, он принял важнейшее решение — креститься. Сам он писал: «Я был буддистом-ламаитом, глубоко верующим и убежденным, знал шаманизм и шаманов, веру моих предков. Я оставил буддизм, не презирая и не унижая их взгляды, но только потому, что в мой разум, в мои чувства проникло учение Христа Спасителя с такой ясностью, что это учение Христа Спасителя озарило все мое существо». Так у него появилось второе, русское имя — Петр. Но с буддизмом Бадмаев не порывал: когда в Петербурге был заложен дацан, буддийский храм, сын скотовода принял участие в финансировании строительства. Настоятель храма Св. Пантелеймона Целителя сам привез Бадмаева в Аничков дворец, где и произошла его встреча с крестным отцом — наследником престола, будущим Александром III. Государь-наследник спросил Жамсарана: до какого колена у бурят принято изучать свою родословную? — Принято до девятого, но я учил до одиннадцатого, потому что в одиннадцатом колене род наш происходит от Чингисхана, — был ответ. Так потомок Рюрика окрестил потомка Чингисхана. Имя Бадмаев выбрал в честь своего кумира — Петра I, а отчество традиционно давалось по имени царствующего лица. Жамсаран Бадмаев стал Петром Александровичем. Переход его в православие отнюдь не был конъюнктурным шагом: он уверовал искренне. Известно, что в 1881 году, собираясь в свою первую, двухлетнюю поездку на Восток, в Монголию, Китай и Тибет, он специально отправился просить благословения отца Иоанна Кронштадтского и получил его. Иоанн лично приезжал освящать знаменитый петербургский дом Бадмаева на Ярославском, 65. Именно Бадмаев лечил знаменитейшего русского священника после второго покушения на него (тогда Иоанн получил несколько ударов ножом).