Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

• Название: Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
• Автор: Ингеборг Фляйшхауэр
• Жанр: История

---

Возвратившись в Москву, посол, по-видимому, 15 ноября 1938 г. в беседе с Мерекаловым проинформировал советскую сторону о немец­кой готовности ограничить кампанию взаимной брани. Неясно только, как советская сторона оценила эту готовность. Насколько позволяют судить советские дипломатические отчеты, до начала лета 1939 г. так­тический характер этой готовности не вызывал сомнений. Именно до этого момента отмечаются (правда, все реже) советские протесты про­тив клеветы на государственных деятелей. Между тем критика в сред­ствах массовой информации «фашистских агрессоров» по-прежнему увязывалась не с личностями, а с идеей классовой борьбы, прагматиче­скими и идеологическими установками, вытекающими из реалистиче­ской оценки немецких целей и угроз.

Нет никаких оснований считать достигнутую между Шуленбургом и Литвиновым договоренность (в какой бы форме это ни произошло) межправительственным соглашением. Важным является прежде всего ее изначальный импульс, побудивший Гитлера и немецкие органы про­паганды изменить тактику. Вместе с тем эта договоренность не привела к заметному снижению глубоко укоренившейся подозрительности со­ветской стороны к долгосрочным немецким планам. Официальные высказывания последующих недель свидетельствовали о том, что дого­воренность никак не повлияла на идеологическую и военную бдитель­ность правительства Сталина.

Экономическое умиротворение и военное устрашение

Как показывают речи и выступления в связи с празднованием 21-й годовщины Октябрьской революции, антифашистская позиция СССР даже усилилась. Во внутренней жизни она сопровождалась новой вол­ной террора под лозунгом борьбы с врагами народа, агентами иностран­ных держав и шпионами зарубежных стран, что означало устранение потенциально ненадежных сил в армии и органах государственной без­опасности. Навсегда «исчез» командующий дальневосточными вой­сками Красной Армии маршал Блюхер[210]. Его расстреляли в ноябре 1938 г.[211] Наркома внутренних дел и, следовательно, шефа ГПУ Ежова заменил через несколько недель земляк Сталина, грузин Лаврентий Берия[212]. Из Наркоминдела удалили назначенных Литвиновым руко­водителей отделов Вайнштейна(Германия) и Вайнберга(Англия)[213]. К концу 1938 г. половина из назначенных в начале того же года народных комиссаров была освобождена от занимаемых должностей[214].

К столь суровому превентивному идеологическому очищению во­енного и государственного аппарата Сталина в известной мере побуди­ло его особое восприятие обострения внешнеполитической ситуации. Накануне празднования[215] Молотов в разделе своей речи, касающемся международного положения, заявил о том, что «вторая империалисти­ческая война», война между двумя группировками капиталистических держав, уже началась: фашистские агрессивные державы (Германия, Япония и Италия) привели в движение свой военный потенциал, чтобы померяться силами с «демократическими» государствами (Англией, Францией и США). Что касается Советского Союза, то здесь, по словам Молотова, удар фашистских агрессоров наносится одновременно с вос­точного и западного направлений, причем вопрос о нападении в районе озера Хасан «решался, собственно, не в Токио... а, скорее, в Берлине»; то были, по его мнению, прямые последствия направленного против СССР «антикоммунистического пакта».

Речь Молотова показала, что изменений или переориентации во внешней политике СССР не произошло. Молотов определенно делал ставку на политику коллективной безопасности как единственный действенный инструмент, способный воспрепятствовать распространению мирового пожара, и, имея в виду «малые страны», ставшие жертвами соглашательства западных демократий с агрессорами, утверждал: «Что же, мы знаем свои обязанности. Мы ответим на любые провокационные выходки поджигателей войны, со стороны агрессоров против Советско­го Союза — будь то на западе или на востоке — мы ответим на каждый удар двойным и тройным ударом». Ссылаясь на более ранние высказы­вания Сталина, Молотов подчеркнул, что Советский Союз все еще ок­ружен капиталистическими странами, которые с ненавистью смотрят на родину социализма. Он призвал советский народ к бдительности и объявил решительную борьбу против внешних и внутренних врагов.

От имени Коммунистического Интернационала — второй опоры советской внешней политики — его секретарь Георгий Димитров, про­живавший после Лейпцигского процесса в Москве, опубликовал в газе­те «Правда» вызвавшую большой интерес статью, в которой объявил о создании интернационального единого фронта народов всех стран про­тив фашизма[216]. Германия, как утверждал Димитров, хочет превратить Прибалтийские государства в плацдарм для борьбы против Советского Союза и отторгнуть от него Украину, и западные буржуазные прави­тельства помогают Германии. Только антифашистское движение на­родных масс способно помешать этому.

Одновременно в журнале «Большевик»[217] Димитров опубликовал поразительно точную в хронологическом отношении программу гер­манской агрессии, которая ожидала Европу в последующие годы. Нападение Германии на Советский Союз стояло в этой программе на восьмом месте и предполагалось осенью 1941 г.

Опасность, исходившая от Германии и Японии, вне всякого сомне­ния, определяла внешнеполитическое мышление и действия Совет­ского правительства. Подобные наблюдения дали повод германскому послу в первом после Мюнхенского соглашения политическом отчете[218] от 18 ноября 1938 г., направленном в министерство иностранных дел, высказать мнение, что «во взглядах Кремля изменений не произошло», «коллективизм, Лига Наций и мысль о народном фронте, таким обра­зом, по-прежнему остаются основами внешней политики Советов... Высшим принципом этой политики является борьба с фашизмом и ук­репление обороноспособности Советского государства»... В условиях «капиталистического окружения Советского Союза» в Кремле призна­ют, что «рассчитывать придется на собственные силы». Вывод Кремля состоит в необходимости «создания сильной Красной Армии».

Отчет посла явно имел целью насторожить и припугнуть. Берлину он должен был напомнить о том, что Советское правительство неизмен­но придерживалось стратегии коллективной безопасности против воз­можной агрессии и в полную силу наращивало свою военную мощь. Именно на фоне этого соперничества двух вооружающихся систем представлялась (правда, относительная) возможность — то была ос­новная мысль Шуленбурга — «снижения напряженности на экономи­ческой основе»[219]. Подобное скрытое предложение — вместе с признанием им частичной однородности и функциональной аналогии обеих тоталитарных систем — основывалось на наблюдении нового, ус­коренного процесса недоверия, которое проявлялось в болезненных формах «осознания капиталистического окружения» вождями обоих государств. В своих отчетах посол старался продемонстрировать гер­манской стороне единообразие и параллельность этого развития как ба­зу для определенных форм взаимопонимания.

Из частной переписки посла видно, что он стремился не к союзу от­верженных тоталитарных режимов против демократического мира, а, скорее, питал надежду, что западные державы постепенно преодолеют свою сдержанность и в качестве стабилизирующего фактора включатся в скрытый германо-русский конфликт. В этом же смысле он стремился воздействовать и на своих западных коллег, находящихся в Москве. В те дни он имел длительную беседу с Чарльзом Уиллером Тейером, мо­лодым эрудированным американским вице-консулом, интеллекту­альные способности которого Шуленбург высоко ценил; подобные контакты он рекомендовал также своим сотрудникам[220]. После разгово­ра с Тейером Шуленбург 20 ноября 1938 г. в частном порядке писал в Берлин: «Ты, возможно, читала, что посол Вильсон был вызван между тем в Вашингтон «для отчета» и что наш посол в Вашингтоне Дикхоф получил приказ «с той же целью» приехать в Берлин. Мы здесь пока не знаем, что за этим кроется, но это походит на скандал, который, конеч­но, не пойдет на пользу. Следует ждать дальнейшего развития событий. Тем не менее я полагаю, что другие державы должны наконец в данной ситуации начать делать что-то действительно полезное. Возможно, в таком случае и возникнет неожиданно быстрое решение, которое иначе может заставить ждать себя еще очень долго»[221]

Польша на распутье

Озабоченность Шуленбурга относительно дальнейших внешнепо­литических шагов Германии касалась прежде всего процессов развития в Польше и вокруг нее. В то время как германский посол в Москве про­должал оставаться в неведении, Советскому правительству из соседних государств — Польши и Японии — поступала конкретная информа­ция[222]. Она свидетельствовала о стремлении Германии склонить Поль­шу к совместной борьбе против СССР, прежде всего за Украину[223]. По мнению Советского правительства, оно располагало доказательствами того, что подобные действия Германии одобрены западными держава­ми[224]. Возрастающее равнодушие в отношении Польши, проявленное западными державами после Мюнхена[225], казалось, подтверждало это. Из-за особой актуальности польского вопроса пришлось отложить реа­лизацию главной цели Советского правительства — создание дейст­венного коллективного фронта борьбы против «фашистской агрессии».Сохранилась возможность обеспечения безопасности Поль­ши на двусторонней основе.