Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Великая Княгиня Мария Павловна
• Издательство: Издатель Захаров Лицензия ЛР № 065779 от 1 апреля 1998 г
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5–8159–0408–2

Великая княгиня Мария Павловна — дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича — младшего сына Александра III, двоюродная сестра последнего российского императора. Воспитывалась с братом Дмитрием в семье московского генерал–губернатора вел. князя Сергея Александровича и его жены вел. княгини Елизаветы Федоровны. Ее брат — Дмитрий Павлович — был одним из убийц Распутина. Сама она побывала и шведской герцогиней, и главой дома мод «Китмир» в Париже, и фотографом, и художником, после бегства из большевистской России жила в Лондоне, в Париже, в Америке, в Аргентине, умерла в 1958 году. В эмиграции написала две мемуарные книги — «В России» и «В изгнании» (обе они и составляют эту книгу), которые вызвали неоднозначное отношение и много толков в среде русской эмиграции. Едва ли найдется много особ королевской крови, которые, будучи выброшены в суровую повседневную жизнь, всякий раз находят какой нибудь нетрадиционный выход, — несгибаемость и находчивость Марии Павловны поистине уникальны.

---

В первые дни после отъезда Дмитрия я не так тревожилась за него, он писал мне почти каждый день, и его полк еще не достиг мест боевых действий. Но когда стало известно, что кавалергарды прибыли в Восточную Пруссию и сразу вступили в бои, я потеряла покой. Даже работа в больнице не могла отвлечь меня. Я стала пугаться телефонного звонка, любой телеграммы. Телеграмму мне доставили однажды утром, когда я вернулась из больницы. Дрожащими руками я вскрыла ее и первым делом взглянула на подпись. Она была от Дмитрия. Это меня успокоило, но, прочитав ее, я ужаснулась.

В ней говорилось о сражении в Каушине, где погибло больше половины офицеров конно–гвардейского полка. Дмитрий сообщал, что он жив и здоров, но полк понес большие потери. Потом я получила другую телеграмму от него, где сообщалось о некоторых его убитых или раненых товарищах. Среди погибших были два брата Катковы, они входили в число тех немногих детей, кого допускали играть с нами в Москве.

Спустя несколько дней, когда первых раненых офицеров полка привезли в Петербург, я отправилась вместе с сотнями других людей в госпиталь; мне очень хотелось повидаться с товарищами Дмитрия и расспросить их о нем.

Отбытие нашей медицинской части на фронт было назначено на девятое августа. Я сдала экзамены на медицинскую сестру. Врачи, которые принимали их, знали меня с детства, и, несмотря на мое волнение и короткий период учебы, я ответила на все вопросы. Кажется, мадемуазель Элен гордилась мной, как никогда прежде, вручая мне свидетельство, разрешающее носить форменную одежду.

Тетя Элла, которой я написала о своем решении отправиться на фронт, одобрила его и сообщила о своем намерении приехать в Петербург проститься со мной. Все знакомые были столь доброжелательно настроены ко мне, что я почти стыдилась этого внимания. Мне казалось, что в том, чем я намерена заниматься, нет ничего необычного, а то, что это связано с определенным риском для жизни, вполне в порядке вещей в условиях войны. Тут не было самопожертвования, в сущности, я не жертвовала ничем: не было у меня ни дома, ни семьи, ни каких либо обязанностей или привязанностей, ничто меня не удерживало. Наоборот, я видела в этом появившуюся возможность принести пользу, заняться делом, которое мне было по душе, приложить к нему свою энергию. Жизнь призывала меня к действию, мне не на что было жаловаться.

Мой багаж был скромным: несколько серых форменных платьев, белые косынки, которым мы покрывали голову, передники, белые медицинские халаты, хлопковое нижнее белье и хлопчатобумажные чулки — все сложено в небольшой чемодан. Раскладная кровать, резиновая ванна и несколько маленьких резиновых тазиков для умывания дополняли мое походное снаряжение.

В день моего отъезда приехала, как и обещала, тетя Элла. В то утро я впервые надела на себя форменную одежду; помню, в каком смущении я вышла на улицу.

После завтрака тетя повезла меня в часовню домика Петра Великого, где находилась очень почитаемая икона Спасителя. Пока мы были там, лакей, должно быть, сказал прохожим, кто мы такие, и когда мы вышли, то оказались в окружении толпы. То были самые простые люди, очень взволнованные. Многие женщины плакали, те, кто оказались ближе, к моему большому смущению, стремились дотронуться до моей одежды, хватали мои руки и целовали их.

«Ох, дорогая наша, и ты тоже отправляешься на войну. Благослови тебя Бог», — запричитала одна старушка. Другие в слезах присоединились к ней с добрыми пожеланиями: «Спасибо тебе… Будешь заботиться о наших солдатах… Бог в помощь!.. Спаси и сохрани тебя Господь… Дай нам силы, Боже, одолеть врага!..» А одна бедная старая женщина умоляла мою тетю разузнать что нибудь о судьбе ее сына.

Наконец мы высвободились и сели в коляску. Мне никогда прежде не доводилось испытывать ничего подобного, я была взволнована до глубины души, похоже, те же чувства испытывала и тетя.

Тетя Элла, великая княгиня Мария и Володя Палей, мой сводный брат, отправились вечером провожать меня на вокзал. Наша медицинская часть состояла из восьми медсестер, двух врачей, суперинтенданта, представителя Красного Креста и двадцати санитаров. Кроме принцессы Елены со мной ехала госпожа Сергеева, недавно назначенная моей фрейлиной, без нее императрица не соглашалась отпустить меня.

Наш поезд вез не только необходимые материалы для госпиталя, но и множество оборудования для работы в походных условиях — вагон–лазарет, полевые кухни, котлы, лошадей, палатки. Елена взяла также свой автомобиль. С волнением я расцеловала всех, кого покидала. На глазах у тети Эллы были слезы, она порывисто дотронулась своими тонкими пальцами до моего лба и перекрестила меня на дорогу. Был отдан приказ садиться по вагонам. Мы прошли в наше купе. Поезд тронулся, прозвучали последние пожелания и напутствия. Мы видели, что на платформе многие плакали. Но у меня на душе было легко, даже радостно.

2

В ту ночь я впервые в жизни сама вынула постельные принадлежности из небольшой дорожной сумки. Я редко путешествовала без горничной. Когда я повесила свой черный передник и серое хлопчатобумажное платье на стену купе, которое занимала с Еленой, то подумала, как легко и просто изменилась моя жизнь и как легко и естественно я себя чувствую. Размышляя об этом, я погрузилась в сон, и мне грезились героические свершения.

Место нашего назначения не было определено. Мы только знали, что едем до пограничного города Эйдткунена, где выгрузим оборудование и получим инструкции. Прибыв в Эйдткунен на следующий день, мы обнаружили там полный беспорядок. Когда мы наконец добрались до штаба генерала Ренненкампфа на этом участке фронта, там не оказалось каких либо распоряжений относительно нас. Его армия, куда входил и кавалерийский полк Дмитрия, продвинулась в глубь Восточной Пруссии, но никто не мог сказать, взят ли Инстербург нашими войсками или нет.

Небольшой городок Гумбиннен, расположенный посередине между Эйдткуненом и Инстербургом, находился в наших руках, и мы решили следовать туда.

Пока мужчины выгружали оборудование, мы, медсестры, совершили прогулку по городу. По всему было видно, что фронт совсем рядом. Повсюду были солдаты в перепачканной форме, сгрудившись, стояли повозки, там и тут поднимались дымки от полевых кухонь, воздух был наполнен смешанными запахами — ароматным запахом сена и лошадей, теплым запахом свежевыпеченного хлеба, запахом мятой травы, табачного дыма. Некоторые семьи, видимо, в спешке покинули город. Их пожитки были сложены на повозки около дворов или валялись на улице среди сена и соломы. Солдаты внимательно разглядывали брошенные или забытые вещи и, как правило, забирали себе, не считаясь с их большими габаритами или бесполезностью. Я подобрала совершенно новый кофейник, который с гордостью продемонстрировала спутницам как трофей. Я унесла его под мышкой и пользовалась им долгое время, рассказывая всем его историю.

После окончания разгрузки Елена, госпожа Сергеева и я отправились на автомобиле в Гумбиннен, куда наша часть последовала походным порядком.

При всей активности обитатели городка выглядели безутешными. Я бы скорее предпочла остаться с персоналом и ехать вместе с ним на повозках, но Елена считала, что нам следует прибыть в Гумбиннен раньше и по возможности найти место для госпиталя.

Добраться до Гумбиннена было нелегко. Город этот недавно находился на линии боев, и осталось много следов разрушения. С любопытством смотрела я на вытоптанные поля по обеим сторонам дороги, на еще свежие воронки от артиллерийских снарядов, на сломанные деревья. В некоторых местах видны были следы лагерей, в других — следы прошедших боев: брошенное снаряжение, разбитые ружья, пустые консервные банки, кучи обмундирования. Я ужасно боялась увидеть тела погибших, но все они к тому времени уже были убраны, но вот трупы лошадей с торчащими кверху ногами и раздутыми животами еще оставались.

Мы нигде не видели ни окопов, ни заграждений из колючей проволоки. Продвижение генерала Ренненкампфа в Восточную Пруссию, — продвижение, предпринятое с целью отбросить германскую армию от восточного фронта в то время, когда немцы уже наводнили Бельгию и были готовы двигаться на Париж — оказалось на этом участке довольно успешным, неприятель был застигнут врасплох. Немцы никак не ожидали, что мобилизация в России пройдет так быстро и организованно. Однако поспешное продвижение не давало времени создавать оборонительные сооружения и оставляло незащищенным наш тыл.

В Гумбиннене царил хаос. Насколько нам удалось установить, штаб Ренненкампфа продвинулся вперед в Ин–стербург. Елена все же решила осмотреть некоторые дома. Мы совершили поездку по Гумбиннену в сопровождении нескольких представителей городской администрации.

Я никогда не смогу забыть этот город. Казалось, пострадало немного домов, на первый взгляд опрятные немецкие кирпичные дома выглядели нетронутыми. Но внутри все было иначе. В комнатах — полный разгром: стены ободраны, запоры сломаны, шкафы проломлены, одежда разбросана по полу, посуда и зеркала разбиты вдребезги, обстановка перевернута и пробита штыками.