Федерико Феллини - Я вспоминаю...

• Название: Я вспоминаю...
• Автор: Федерико Феллини
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-9667-0018-5

Любой человек, даже плохо знающий кинематограф, услышав названия "Ночи Кабирии", "8 1/2", "Амаркорд", скажет: это Феллини. Любой человек, увидев фильм, в котором автобиографическое повествование соткано из обыденности и картин, похожих на сновидения, скажет: феллиниевская картина. Любой человек, услышав фамилию Феллини, непременно добавит: великий, гениальный режиссер. Так оно и есть. Федерико Феллини (1920–1993) — это самые знаменитые картины XX века, это легенда экрана. И пять "Оскаров", среди которых один — за особый вклад в развитие мировой кинематографии.

Шарлотта Чандлер — известная американская журналистка, кинокритик, сценарист. С великим режиссером ее связывали долгие годы дружбы. Вместе с ним она написала либретто к мюзиклу по его знаменитому фильму "Джульетта и духи" для Бродвея. Феллини очень доверял способности Чандлер сохранить "голос и интонацию" своего собеседника. "Я таким вижу себя сам", — сказал он, прочитав ее первое интервью с ним. В основу книги "Я вспоминаю…" легли многочисленные беседы Шарлотты Чандлер с Феллини. Это очень личное повествование — о жизни, о кинематографе, о встречах с людьми, о XX веке, увиденном через магическое зеркало кино.

---

«Сладкая жизнь» изменила требования, предъявляемые ко мне продюсерами. Пусть качество будет хуже — главное, чтобы в титрах значилось имя Феллини. Я тоже стал относиться к себе по-другому. Согревающее душу чувство успеха. Я хотел его повторить и знал, что ключ к успеху — постоянный труд.

Тем временем я терял друзей. Каждый раз, когда я говорил «нет», у меня становилось на одного друга меньше. Подобная закономерность не нарушалась ни разу. Я не очень переживал: это было чем-то вроде проверки. Другое дело — Джульетта. Она была в бешенстве. Это было действительно ужасно. Но я не мог снимать то, что мне не нравилось. Я чувствовал ответственность за деньги продюсеров и не хотел их потерять. Они выбрали не самого лучшего игрока, чтобы увеличить свои капиталы.

Словом, как пришло — так и ушло. Риццоли был разочарован, потому что я не нашел сценарий, в который стоило бы вложить деньги. А когда я принял предложение стать режиссером одной из четырех новелл в фильме «Боккаччо-70», продюсером которого был Карло Понти, Риццоли счел это предательством. Правда, он стал сопродюсером, однако потерял веру в то, что я могу делать что-то кроме собственных фильмов. Думаю, он уже не верил, что я могу быть продюсером даже своих картин. Офис закрыли, не скрою, я был разочарован, но в глубине души почувствовал облегчение, хотя никому, даже Джульетте, об этом не говорил.

Теперь я мог сосредоточиться на том, что мне действительно хотелось делать. В голове уже зарождался фильм «8 1/2».

Джульетта не могла понять, почему я не выделил деньги на фильм о Матери Кабрини прежде, чем «потерял» компанию «Федериц». Я не хотел снимать фильм на эту тему и знал, что подобный проект никто не сочтет коммерческим, как бы я его ни защищал. Я пытался ее в этом убедить, но мои аргументы звучали недостаточно убедительно. Нам оставалось только прийти к взаимному согласию и договориться — не говорить больше на эту тему, тем более что моя роль продюсера на неопределенный срок закончилась, но Джульетта иногда забывала об уговоре.

Таким образом, «Сладкая жизнь» подарила мне, как я считал, великолепный шанс, о котором можно только мечтать. Как будто мне разрешили загадать три желания, хотя все они сводились к одному: иметь возможность работать, не тратить время на выклянчивание денег и самому решать, как и что снимать. Помогать другим режиссерам, влиять на итальянское кино и делать это не в ущерб своим творческим планам означало хотеть невозможного.

Все кончилось хуже некуда.

Я потерял друзей. Потерял время. За эти месяцы я мог снять целый фильм. «Федериц» осложнил мою семейную жизнь. По вечерам — вкуснейшие спагетти Джульетты и разговоры о Матери Кабрини. Это вредило пищеварению.

Если человек стремится быть так называемым творцом, ему надо уметь проталкивать собственные проекты, но творческая личность и хороший бизнесмен редко совмещаются в одном человеке. Бизнесмену нужны деньги не только на еду, они нужны ему в количестве, значительно превосходящем его потребности. Художнику же больше всего нужно одобрение.

Я всегда думал, что хотел бы все совмещать, но участие в компании «Федериц» показало, что миссия продюсера — не то, что я хочу: мне нужна только художественная независимость.

Когда Карло Понти предложил мне стать режиссером одной из новелл своего фильма, в создании которого принимали Участие Росселлини, Антониони, Витторио де Сика, Лукино Висконти, Марио Моничелли, это было большим искушением: я мог вернуться к тому, что было делом моей жизни. Поэтому я согласился. Тема фильма- отношение каждого кинорежиссера к давлению цензуры. Я еще не оправился от одной публикации в иезуитской прессе, где меня предлагали упечь в тюрьму за «Сладкую жизнь».

Фильм «Боккаччо-70» вышел на экраны в 1961 году и не имел заметного сходства с «Декамероном». В своем сюжете я исследовал влияние нашего религиозного воспитания, а также некоторых других факторов на судьбу забитого маленького человека. Доктор Антонио даже самому себе не признается в страсти, которую испытывает к женщине, ее играет Анита Экберг, скрывая ее под броней фарисейского неприятия ее яркой эротичности. И не только Церковь причина такого отношения. Он сражен наповал огромными желанными грудями, которые выглядят просто колоссальными на громадном щите, рекламирующем молоко. На самом деле она — воплощение его преувеличенного представления о женской сексуальности, хотя застарелые комплексы мешают ему получать удовольствие, глядя на нее. Он изуродован крайностями религиозного мышления.

Когда ему кажется, что портрет на щите оживает и начинает его домогаться, он инстинктивно защищается, протыкая копьем правую грудь красавицы. Сделав это, он убивает в себе все, кроме болезненно подавленного либидо, которое вопиет: «Анита!» Теперь он должен жить без нее, и это становится для него величайшим наказанием, ибо желание он не убил.

В этом кратком сюжете я стремился показать, как подавленные инстинкты человека могут вырваться на свободу и обрести форму огромной эротической фантазии, которая, ожив, отнимает у него разум и в конце концов губит. Здесь, как и в «Сладкой жизни», Анита сознает свою сексуальность, наслаждается ею, понимая, что ее вины тут нет и обвинять ее не в чем — символически, я имею в виду.

Я часто задумываюсь, где теперь тот рекламный щит. Надо поехать как-нибудь в «Чинечитта» и поискать его. ликолепный был щит.

Доктор Антонио сопротивляется любым современным течениям, которые хотят снять покров тайны и невежества с вопросов пола, покров, который искажает их, делая скрытыми и нечистыми. Человеческое тело под одеждой может быть эротичным или незаметным. Обнаженное, оно вряд ли останется незамеченным, однако может быть не только эротичным, но и смешным. Люди, подобные доктору Антонио, не понимают одной вещи: нагая женщина утрачивает только внешнюю тайну, продолжая хранить секреты, невидимые для глаз.

Лично я не верю, что когда-нибудь пойму женщину. Надеюсь, что нет. Полное знание убьет тот священный трепет, который возникает между мужчиной и женщиной — если возникает.

В фильмах мне интереснее создавать женские характеры- возможно, потому, что женщины более интригующие создания, чем мужчины; более эротичные, ускользающие, они в большей степени возбуждают мое творческое воображение. Героини моих фильмов — сексуально привлекательные женщины, потому что я уверен: на них приятно смотреть не только мужчинам, но и женщинам.

Мне кажется, что творческая личность — медиум, то есть она одержима разными индивидуальностями. Как кинорежиссер я имею возможность проживать много жизней в разные периоды времени. Можно стать кафкианским жуком, хотя сам писатель никогда им не был. Кафка — особый случай, когда творческое воображение человека слишком велико Для него. Миру повезло, но не самому Кафке. Его творчество, на мой взгляд, полностью автобиографично. В лучшем случае художник становится одновременно и доктором Франкенштейном, и ужасным монстром или вампиром, не являясь ими по своей сути. Мне хочется как-нибудь вставить эпизод с вампиром в какой-нибудь фильм, хотя сам я не то Что пить кровь, но даже смотреть на нее не могу. Я подумывал об этом, когда работал над «Искушением доктора Антонио». Но вампиры — слишком сильный элемент для конкретно этого фильма.

Моральдо искал смысл жизни, как искал его и я. Моральдо стал Гвидо (в «8 1/2») примерно в то время, когда я понял, что скорее всего его не найду. Тогда Моральдо во мне умер или, по меньшей мере, спрятался, стыдясь своей наивности.

Я никогда не чувствовал потребности консультироваться с психиатром, но у меня был друг, доктор Эрнст Бернард, известный последователь Юнга, который познакомил меня с его учением. Он посоветовал мне записывать сны и схожие со снами состояния. Они играют важную роль в моих фильмах.

Знакомство с работами Юнга помогло мне почувствовать себя увереннее в предпочтении вымысла реализму. Я даже совершил путешествие в Швейцарию, чтобы увидеть места, где жил Юнг, и заодно поесть шоколаду. Эти впечатления, включая и впечатления от шоколада, я сохранил на всю жизнь.

Чтение Юнга было важно, очень важно, но не потому, что внесло изменения в мое творчество, а потому, что помогло понять, что я делаю. Юнг подтвердил то, что я всегда чувствовал: связь с собственным воображением — дар, который нужно раскрыть. Он выразил в словах то, что я знал на уровне эмоций. Я познакомился с доктором Бернардом в то время, когда работал над «8 1/2». Думаю, мой тогдашний интерес к психотерапии отразился в «8 1/2» и, конечно, в «Джульетте и духах».

Какое-то время я проводил в его обществе долгие часы, приходя к нему не как к психотерапевту, а как к другу-единомышленнику. Я приходил к нему, желая открыть мир неведомого, который давно манил меня, но открыл только себя.

Казалось, все написанное Юнгом предназначено специально для меня. Помнится, в детстве я мечтал, чтобы у меня был старший брат, который ввел бы меня за руку в большой мир. Я был довольно наивен и некоторое время надеялся, что мать пойдет в больницу и приведет мне оттуда старшего брата. Но когда она и в самом деле легла в больницу, то по возвращении принесла домой всего лишь крошечную девочку, за которой, как мне тогда казалось, и ходить-то не стоило. Мой младший брат Рикардо в детстве еще меньше разбирался в жизни, чем я. Мне нужен был кто-то постарше, кто мог отвечать на мои вопросы или хотя бы их формулировать. В юности я дружил обычно с теми, кто был старше меня. Казалось, Юнг — как раз тот человек, которого я ждал всю жизнь.