Федерико Феллини - Я вспоминаю...

• Название: Я вспоминаю...
• Автор: Федерико Феллини
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-9667-0018-5

Любой человек, даже плохо знающий кинематограф, услышав названия "Ночи Кабирии", "8 1/2", "Амаркорд", скажет: это Феллини. Любой человек, увидев фильм, в котором автобиографическое повествование соткано из обыденности и картин, похожих на сновидения, скажет: феллиниевская картина. Любой человек, услышав фамилию Феллини, непременно добавит: великий, гениальный режиссер. Так оно и есть. Федерико Феллини (1920–1993) — это самые знаменитые картины XX века, это легенда экрана. И пять "Оскаров", среди которых один — за особый вклад в развитие мировой кинематографии.

Шарлотта Чандлер — известная американская журналистка, кинокритик, сценарист. С великим режиссером ее связывали долгие годы дружбы. Вместе с ним она написала либретто к мюзиклу по его знаменитому фильму "Джульетта и духи" для Бродвея. Феллини очень доверял способности Чандлер сохранить "голос и интонацию" своего собеседника. "Я таким вижу себя сам", — сказал он, прочитав ее первое интервью с ним. В основу книги "Я вспоминаю…" легли многочисленные беседы Шарлотты Чандлер с Феллини. Это очень личное повествование — о жизни, о кинематографе, о встречах с людьми, о XX веке, увиденном через магическое зеркало кино.

---

Федерико Феллини и Шарлотта Чандлер Я вспоминаю…

I, Fellini by Charlotte Chandler

1994 by B.A.Herbig Verlagsbuchhandlung gmbH, Munich

Издательство «ВАГРИУС», 2005

В.Бернацкая, перевод (Главы 1-13)

Н.Пальцев, перевод (Главы 14–23, Послесловие), 2002

Мне вспоминается возвращение с похорон Любича. Мы шли с Уилли Уайлером. Невозможно было представить себе мир без Любича. Я вымолвил: «Любича больше нет». А Уилли добавил: «Хуже. Не будет больше фильмов Любича».

Теперь не будет больше фильмов Феллини.

Я познакомился с его картинами раньше, чем с ним самим. Как режиссера я открыл его после «Дороги». Тогда его сразу заметили; его жену, которая там прекрасно сыграла, конечно, тоже заметили. А после «Сладкой жизни» я узнал его и лично. Я находился в Риме, и Феллини пригласил меня на ланч в ресторанчик, что в пяти минутах ходьбы от киностудии. Там по столам разгуливали цыплята.

— Смотри, — сказал он, указывая на цыплят, — здесь все самое свежее.

Я сказал, что хотел бы поверить ему на слово. Он попросил принести яйца.

— Попробуй, — сказал он, протягивая яйцо. — Оно еще теплое…

Омлет я заказывать все же не стал…

Я встретился с ним снова после выхода на экраны фильма «8 1/2». Мы опять отправились в тот же самый ресторанчик. В этот раз там тоже разгуливали цыплята, но, думаю, уже другие.

Он знал толк в еде. И был в этом истинным итальянцем. Я всегда наслаждался, слушая его рассказы о женщинах, сексе, любви и страсти. Порой он бывал очень остроумным. И еще ему нравилось Локировать собеседника. Мы болтали, легко перескакивая с одного предмета на другой. Оба мы напоминали двух бывалых морских волков. Сам я тоже попадал частенько в передряги.

У нас было сходное прошлое. Он был журналистом, и я был Журналистом. Оба начинали карьеру в кино, беря интервью у кинозвезд и режиссеров. Кстати, я писал для той же самой газеты, что и Эрих Мария Ремарк. И Феллини, и я стали режиссерами, чтобы, подобно Престону Стерджесу, самим воплотить в жизнь наши сценарии. «Сладкая жизнь» не только о Риме, как и «Сансет бульвар» не об одном Голливуде.

И у меня, и у него были напарники. Со мной в течение пятнадцати лет работал Чарльз Брэккет, и в течение двадцати пяти — И. А. Л. Даймонд. А это означает, что вы всегда должны быть готовы выслушать другого человека и с вниманием отнестись к тому, что он говорит, даже если это вам и не пригодится. Вам нужен человек, которого бы вы уважали; и лучше всего, если он не будет похож на вас: нужно слышать возражения, а не постоянно вещать самому. Истина рождается в споре.

Так же, как и я, он любил искусство, у него был глаз художника. Разница между нами была в том, что у него был талант живописца, а я не умел ни рисовать, ни лепить — только восхищаться.

И еще одно различие: я предпочитаю работать с профессиональными актерами, а он — с людьми, ничего не знающими о кино; я сначала долго готовлюсь, а потом быстро снимаю, понимая, что энергия актера тратится с каждым новым дублем, а он любил делать многочисленные варианты, многие из которых впоследствии не входили в фильм.

Больше всего я люблю у Феллини бесподобные «Ночи Кабирии».

Камера в фильмах Феллини всегда находится в нужном месте — именно там, где должна быть. И, что еще важнее, вы никогда ее не замечаете, как не замечаете и его режиссерскую работу. Он никогда не отвлекает внимание зрителей от основной истории, которую рассказывает. Я так же, как и Федерико, хожу в кино, чтобы развлечься, и мне не нравится, если в картине постоянно чувствуется присутствие режиссера.

Если бы в его фильмах говорили на английском, а не на итальянском, он был бы более знаменит. Даже его поражения были великими. Удивительно, как часто его фильмы коммерчески проваливались, и все же у него всегда появлялся шанс вновь приняться за работу. В этом преимущество работы в Италии — в Америке такое невозможно., Он был простодушным человеком. И оставался таким всегда, даже когда никто не хотел вкладывать деньги в его фильмы. Ни у него, ни у меня никогда не было возможностей Спилберга. Когда зарабатываешь фильмами столько денег, можешь делать, что хочешь!

Повсюду, куда бы мы ни ездили, люди спрашивали у нас одно и то же: «Мистер Уайлдер, когда мы увидим ваш новый фильм?», «Мистер Феллини, когда мы увидим ваш новый фильм?» И каждый из нас мог ответить только одно: «Как получится… если появится шанс».

Невозможно не узнать фильм Феллини. У него неповторимый собственный стиль. Есть вещи, которым нельзя научить. Они даются или не даются при рождении. Он был гениальным клоуном с уникальным, великим взглядом на вещи. В обществе Феллини вы всегда знали, что находитесь с ним, а не с кем-то другим. У него была собственная орбита. Когда умирает такой человек, как Феллини, он не может оставить своим последователям некий творческий рецепт, потому что его нет. Все, что он делал, идет прямо из сердца. Люди будут изучать и анализировать его фильмы, будут пытаться подражать ему; возможно, кому-то это удастся лучше других, и про его фильм скажут: «Смотрите, как похоже на Феллини!»

Да, всего лишь похоже. Настоящее искусство — это когда не можешь передать свой творческий рецепт.

Билли Уайдлер

Предисловие

Жизнь Феллини ярче даже его фантазий. Он запечатлел для нас эти фантазии на пленке — богатое наследие. По словам Феллини, девизом всей его жизни было: «Вымысел — единственная реальность». Его всегда интересовало: «Конечно ли наше подсознание? Есть ли предел фантазии?»

«Я вспоминаю…» — запись рассказов режиссера на протяжении нашего четырнадцатилетнего знакомства, которое началось весной 1980 года, когда мы впервые встретились в Риме; последняя запись сделана осенью 1993 года, за несколько недель до его смерти. Можно сказать, что книга эта не столько написана, сколько наговорена.

Многое он рассказывал во время наших совместных трапез в ресторане или в кафе; иногда разговор проходил в движущемся автомобиле. Такие ситуации подстегивали Феллини, раскрывая его открытый, ясный характер.

— Когда ты будешь окончательно оформлять свою книгу, — сказал он как-то раз, — твой издатель обеспечит нас автомобилем с шофером?

— Надеюсь, — ответила я.

— Я тебе столько всего наговорил. Если когда-нибудь захочу узнать, что чувствовал в то или иное время, расспрошу тебя. Всегда проще вспомнить событие, чем свои переживания. И вообще никто не помнит свою жизнь в точной хронологической последовательности, не помнит, как именно все происходило, что было самым главным, и даже, что казалось тогда главным. Мы не в состоянии контролировать наши воспоминания. Мы не властны над ними. Они властны над нами.

Ты умеешь слушать, и иногда я сам узнаю о себе нечто новое из моих рассказов. Я никогда сознательно не говорил тебе неправды, потому что ты веришь мне. Нельзя лгать человеку, который верит всему, что ты говоришь.

Себе же я могу лгать, что частенько и делаю…

Феллини признавал, что сам отчасти виноват в своей репутации человека, который не всегда держит слово, хотя в отношениях со мною такого не было: он никогда не нарушал обещаний. Желая подчеркнуть, что относится серьезно к тому, что я предлагаю, он всегда говорил: «Клянусь!» Каждый раз, соглашаясь на что-то, к чему относился без особого энтузиазма, Феллини говорил: «Клянусь!» — эта шутливая фраза означала: все будет сделано. Она стала у нас чем-то вроде пароля; уходя и видя, что я гляжу ему вслед, он поднимал правую руку, как бы говоря: «Клянусь!»

В каком-то смысле Феллини был и интервьюером, и интервьюируемым, а я — просто свидетелем происходящего. Словесное выражение живущих в его сознании образов — результат бесед, а не формальных интервью. Я никогда не задавала вопросов: ведь вопросы подсказывают ответы и определяют предмет беседы. В беседах Феллини раскрывал себя не только как публичный человек, но и как частное лицо. Ему нравились слова Билли Уайлдера: «Доверяй своим инстинктам, тогда ошибки будут только твоими. Инстинкт скорее приведет к истине, чем разум».

Названия он ощущал как ограничения. «Никогда не надо в начале работы думать о названии, только — в конце, и оно должно как можно точнее отражать содержание. Если с самого начала ограничить себя названием, то найдешь только то, что ищешь, а не то, что по-настоящему интересно. Приступать к работе надо с открытым сознанием. Название тут не помощник — оно просто потащит тебя за собой».

Феллини был художником и делился своим уникальным видением и ни на что не похожими фантазиями со всеми нами. Он говорил: «Фильмы — это подвижные картины», считая, что его ленты взяли больше от живописи, чем от литературы. Иногда я пытаюсь посмотреть на что-нибудь глазами Феллини и надеюсь, что с помощью такого приема мне удается увидеть немного больше и немного лучше.

— У меня только одна жизнь, и я рассказал ее тебе, — сказал он. — Это моя последняя исповедь, потому что больше мне нечего сказать.