Курт Брахарц - Страсть Исава. Гастрософский дневник

• Название: Страсть Исава. Гастрософский дневник
• Автор: Курт Брахарц
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01401-0

«Какими ленивцами мы стали бы, если б могли есть камни», – замечает Курт Брахарц, писатель, гастровед, гастрокритик и гастролюб, руководитель европейского арт-проекта «Темная сторона сыров». В своих ярких, остроумных, порой парадоксальных и дерзких книгах «Страсть Исава» и «Исав насытившийся» Брахарц обозревает, взвешивает, поедает и анализирует нашу с вами гастрономическую современность, подчеркивая, что «челюсть – наш самый лучший инструмент познания».

---

9. Индейская сказка

Жил-был человек, и был он такой бедный, что не было у него ни одежды, ни утвари и вообще ничего не было. А жил он в землянке, ел корни с ягодами, червей, жуков и прочую мелкую живность, каждый день проклинал несчастную судьбу и умолял Оренду помочь, но Оренда не снисходил к его мольбам.

Однажды случился поблизости койот и, услышав, как человек причитает и жалуется, решил подшутить над ним. Койот спросил, почему он так голосит. Человек три дня и три ночи рассказывал ему про свою горькую жизнь. В конце концов койоту надоело, и он спросил, почему бы человеку не убить опоссума, съесть его мясо, а шкурой прикрыть свое тело. Человек сказал, что это хорошая идея, но кто такой опоссум и как он выглядит? А койот ответил, что узнать легко – у опоссума на спине сумка, в ней он носит своих детенышей.

И вылез тогда человек из своей норы и пошел на юг, но там опоссума не нашел, пошел на запад, но и там ничего не было, даже мелких зверушек, которые были его скудным пропитанием; и на востоке оказалось не намного лучше, и вот пошел человек на север. Когда уж совсем решил он прекратить поиски, встретил индианку, несшую, по обычаю своего племени, дитя в сумке на спине.

Человек немедленно набросился на нее и убил, потому что принял ее за опоссума. Ребенка он оставил в живых, потому что тот показался ему слишком маленьким, чтобы быть для чего-нибудь пригодным, его кожи хватило бы разве что на шапку, а что такое шапка, человек не знал и ничего больше не придумал, а потому принес в свою нору мертвую женщину и живого ребенка. Ободранную кожу женщины человек высушил на солнце, а мясо зажарил на огне, разведенном в яме. А койот, учуяв запах, пришел и тут же увидел, что человек убил не опоссума, а индианку, и тогда койот уселся рядом с человеком и начал вместе с ним есть мясо женщины. Обглоданные кости ее они бросали за спину.

Когда они поели, человек обернулся и увидел, что кости лежат не просто так, а в виде слова, но человек не знал, как пишутся слова, и потому спросил у койота. Койот спросил у него:

– Ты, наверное, не умеешь читать?

– Нет, – ответил человек, – скажи мне, что это за слово?

– Это слово – «УБИЙСТВО»! – сказал койот.

– Я не слышал такого слова, – сказал человек, – что мне с него?

– Это слово значит, – сказал койот, – что ты на всю оставшуюся жизнь должен стать моим рабом.

Человек расспросил у койота, что значит «быть рабом», а расспросив, подумал, что, вместо того чтобы есть опоссума, уж лучше было остаться голодным. Койот же сказал, что придет завтра и даст человеку первое задание. И ушел по своим койотовым делам. У человека еще оставалось кое-что от зажаренной женщины: кости и обе груди. Он поразмышлял, с чего бы начать, но тут прилетела птичка, но не простая птичка, а от Оренды, и запела: «Оренда послал меня сказать, что твоя глупость утомила его. Койот солгал тебе: слово то вовсе не «убийство», а "хлеб"». Человек спросил, что такое «хлеб»? На это пропела птица: «Перемели кости в муку, добавь воды и сделай лепешку. Приложи груди к земле – тогда ребенок сможет сосать из них. А когда придет койот и захочет сделать тебя рабом, поспорь с ним, скажи, что сможешь выше забросить лепешку, чем он». Человек смолол кости в муку и испек на рассвете большую лепешку. Груди же он вставил в земляную стену своей норы, и ребенок сосал из грудей.

Когда пришел койот, человек поспорил с ним, что бросит лепешку выше. Однако койот забросил лепешку так высоко, что человек испугался, но не отчаялся, а помолился про себя Оренде. Помолившись же Оренде, человек бросил лепешку.

На самом-самом верху птичка, которую послал Оренда, подхватила лепешку и понесла высоко-высоко, так высоко, что койот и из виду лепешку потерял. Лепешка вместе с птичкой залетела на небо и стала месяцем. Койоты теперь воют на месяц, потому что, если бы не эта лепешка и спор о ней, все-все люди, такие глупые, стали бы рабами койотов. В злобе своей койот проклял груди в земляной норе человека, и они превратились в кактусы, а их молоко – в яд. Но ребенок пил этот яд без вреда для себя и оттого приблизился к Оренде. А человек умер в своей норе и стал травой.

По телевидению сейчас ужасы мировой политики сменяются жутью природной: недавно видел кошмарнейшую передачу о богомолах. Там сперва показали, как богомол, прилетев, принялся поедать жареное мясо, – зрелище было отталкивающее, но по сравнению с тем, что показали потом, оно было просто невинным. Потом показали, как большой богомол схватил лягушку, совсем крошечную по сравнению с ним, зажал ее шипастыми лапами и принялся пожирать. Он вспорол ее спину жвалами и принялся выедать живое мясо из-под кожи – тошнотворное зрелище пожирания гладкой, механистичной тварью маленького, вялого, беззащитного существа.

На обед открыл бутылочку «Гесслеровской индийской горькой». Фирма, ее производящая, занимается этим еще с 30-х – если верить этикетке, хвастающейся филиалами в «Вене, Ягерндорфе, Берлине, Араде, Будапеште и Вельске» и датированной 1 августа 1931 года рекомендацией доктора Карла Шротса, изрядно, видимо, этой настойкой увлекавшегося. На этикетке также значилось, что напиток «настоян на лекарственных травах и пряностях», повышающих секрецию (интересно, чего?). Интересно, были ли в числе этих лекарственных травок кока и конопля?… На этикетке еще уместилась замечательная полураздетая дама, прекрасная дикарка, символизирующая колониальные прелести. В руках она держала живописное копье, заканчивающееся не острием, а пучком перьев. Перья у нее были и на голове, и на шее, и на грудях из разряда «анатомических чудес» (не свисают, вопреки огромному размеру и весу). Ноги же украшали мокасины и чулки, какими снабжают актрис, играющих индейских скво в фильмах про Виннету.

Во мне проснулась смутная тяга к воображаемому Востоку, где водятся прекрасные индианки, одетые в перья, где растут ингредиенты «Гесслеровской горькой», описанные на золоченой этикетке, от своей анахроничности ставшей еще завлекательнее и прекраснее.

Большинство винных этикеток лишено какой бы то ни было фантазии, что меня, кстати, больше всего и поражает в нынешних винах (и виноторговцах). А на многих и прочесть о вине совершенно нечего – за приятным исключением «Ангостуры».[150] Я как-то прочел на ее бутылке (для этого требуется изрядное напряжение глаз – или приличной силы очки): «Великолепно подходит и годится как добавка к супам, салатам, овощам, соусам, рыбе, грейпфрутам, фруктовым ассорти, домашним фруктовым компотам, мармеладам, шербетам, фруктовому снегу, соусу для пудингов, соленым соусам, сливочным пудингам, мясным паштетам, фруктовой выпечке, яблочному компоту и прочим подобным десертам». Непременно проверю это, когда в следующий раз буду печь пирог с черносливом или готовить паровой рис.

10

Нет, за этими горами мы не встретили людоедов в два метра ростом, завернутых в лоснящиеся, пятнистые леопардовые шкуры, напоминающие на ощупь кожу водяного ужа, – и с одним глазом посреди лба. Обитатели тамошних унылых мест едва достают нам до плеч, имеют по паре глаз на верхней конечности, и это мы ими, а не они нами питались, пока поисковая экспедиция нас не отыскала. Эти люди зовут себя «г'луу'урк», что приблизительно и значит: «люди». Они считают, что все прочие, а в особенности мы, ни к чему не пригодны и вообще никчемны, о чем свидетельствовал особый суффикс, прибавляемый ими к нашим именам. Приготовляли мы глуурков обычным способом, каким можно приготовить существо крупного размера в полевых условиях, а именно запекали в яме, и, попробовав, нашли их мясо на вкус превосходным – если сделать над собой усилие и суметь побороть возникающий после первого сглатывания приступ тошноты. Если ободрать шерсть, то их тела напоминают обезьяньи. Конечно же, они не очень одобряли то, что стали для нас главным продуктом питания, однако их обычаи и социальное устройство предписывают снабжать подходящей пищей иностранцев (тех, кто предложенную пищу не отвергает), а единственно пригодным для усвоения белком там была мускульная ткань их тел. Лишайником, служившим главной пищей этого племени, мы питаться не могли.

Нам повезло узнать, что в их обществе есть каста жрецов, «святых людей», чей долг – жертвовать собой во имя племени. Само племя невелико, потому численность этой касты мала, съедение нами членов этой касты, носителей традиций, вызвало немалую тревогу у племени. Их законы и обычаи не кодифицированы, но передаются изустно из поколения в поколение.

Кажется поразительным, что учение этих «святых людей» невозможно описать словами; мы жили среди них, их плоть путешествовала по нашим кишкам, растворялась в нашей крови, отлагалась в наших черепах, но, несмотря на то что мы можем воспроизвести звуки их культовых песен, понять их мы не в состоянии.

Когда нами были съедены все жрецы, за исключением двух стариков, вождь племени попросил нас воздержаться от пищи некоторое время, пока эти старики не передадут древнее учение молодым – задача, которую, за исключением этих двух оставшихся, никто выполнить не в состоянии.