Геннадий Андреев - Горькие воды

• Название: Горькие воды
• Автор: Геннадий Андреев
• Издательство: Посев
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1954

Г. Андреев это псевдоним Геннадия Андреевича Хомякова. Другой его псевдоним: Н. Отрадин — писатель, журналист, родился в 1906 году. В России в тридцатые годы сидел в лагере. Воевал. Попал в плен к немцам. Оказавшись в Германии, эмигрировал. Жил в Мюнхене, где работал на радиостанции «Свобода» Там же работал И. Чиннов, и они познакомились. С 1967 года Г. Андреев Хомяков поселился в США. Он писал прозу, в основном автобиографического характера. В 1950-м вышла повесть Г. Андреева «Соловецкие острова», потом очерки и рассказы «Горькие воды», повести «Трудные дороги», «Минометчики». Автобиографическая повесть «Трудные дороги» признавалась рецензентами одной из лучших вещей послевоенной эмигрантской прозы. В 1959 году Г. Андреев стал главным редактором альманаха «Мосты». В 1963 году прекратилось субсидирование альманаха, Г. Андреев все же продолжил издание на деньги сотрудников и других сочувствующих лиц до 1970 года. В 1975–1977 годах Г. Андреев был соредактором Романа Гуля в «Новом Журнале». Выйдя в отставку, поселился на берегу залива под Нью-Йорком и, по словам И. Чиннова, писал воспоминания.

---

Из этих поездок Непоседов возвращался угрюмый и злой. Иногда скупо, двумя-тремя фразами, он проговаривался о том, что видел в деревне и что ему лично приходилось делать, но и без его рассказов я представлял, какова была его «работа» и как она была ему не по душе. Отказаться от нее он не мог: тогда его исключили бы из партии и хорошо, если бы к тому же не отправили в концлагерь, за отказ выполнить «задание партии и правительства». Поэтому ему пришлось бы распроститься со своим положением: и с любимым делом. Как бы для того, чтобы поскорее забыть неприятное, Непоседов после каждого исчезновения в деревню еще яростнее принимался за работу на заводе.

Охота пуще неволи

Ночью прошел дождик — солнце ярко поблескивало в лужицах, когда мы тронулись дальше. Пыль прибило дождем, воздух был пьяняще-чист и мы бодро катили по мягкой проселочной дороге.

Непоседов был озабочен: у нас оставалось мало бензина. Выручила случайность: не проехали мы и полчаса, как показалась автоцистерна, медленно громыхавшая навстречу. Непоседов остановил машину, помахал рукой — цистерна тоже остановилась. В широкой кабинке сидел один шофер; по зеленой измазанной гимнастерке я признал в нем заключенного. Он и был заключенным концлагеря Волгостроя НКВД, строившего неподалеку, около Углича и Рыбинска, через Волгу плотины и электростанции.

— Эй, дружок, не разживемся у тебя бензинчику? — крикнул Непоседов. Шофер минуту подумал, приглядываясь к нам, потом выбрался из кабины и спрыгнул на землю.

— А много вам? — спросил он.

— Можешь, давай литров пятьдесят, нет — налей машинный бак. Много у тебя?

— Залейся, — махнул рукой шофер. — Целая цистерна. Давайте скорее, пока никого нет.

Мы мигом достали запасные бачки из багажника — волгостроевский бензин щедрой струей полился в них. Пока наполняли бак машины и запасные бачки, я спросил шофера:

— По какой статье?

— По седьмому восьмому.[5]

— На много?

— На десять.

— А сколько осталось?

— Пять.

— Не попадет тебе за недостачу «бензина? — вмешался Непоседов.

— А кто будет проверять! — отмахнулся шофер.

— Тебя без конвоя пускают?

— Меня знают, я давно работаю.

— А резины у тебя случаем нет? — осведомился Непоседов.

— Нет, нету.

— Не знаешь, можно у ваших шоферов купить?

Шофер покачал головой:

— Нет, не купите. Раньше можно было, а сейчас у самих нет. Половина машин без резины стоит.

Бензин налит, Непоседов спросил, сколько надо заплатить.

— По казенной цене, — ухмыльнулся шофер, — 90 копеек литр.

Непоседов дал ему 60 рублей, мы распрощались и разъехались.

— Немного больше дал, — заметил Непоседов, — да он заключенный, ему неоткуда взять. Пусть пользуется нашей добротой. Зато мы теперь спокойны: бензинчику полный запас! О бензине голова до самой Москвы болеть не будет.

Ничто не сулило тяжких испытаний и мы были в отличном настроении. Погода прекрасная, машина идет хорошо, дорога ровная, бензина, у нас много — чего еще желать? Забыв, что счастье не ходит без несчастья, мы дорого заплатили за свое благодушие.

Не проехали и десяти километров, как машина начала как-то странно вилять, будто припадая на одну ногу. Непоседов изменился в лице; остановив, он бросился из машины, как на пожар. Выбравшись следом, я застал его уже на корточках у правого заднего колеса, мрачно разглядывающим покрышку.

— Называется слезай, приехали, — пробубнил он в ответ на вопросительный взгляд.

Покрышка разъезжалась, да еще вдоль. Не только резина, но и основание покрышки стерто сантиметров на тридцать до конца, до дырок, в которые жалко выглядывала красноватая резина, нежной камеры. Еще небольшое усилие — и покрышка разъедется окончательно. Конец, дальше ехать нельзя.

— Да, слезай, приехали», — задумчиво повторил Непоседов. — Что будем делать?

Что придумаешь в таком положении, километрах в пятидесяти от Рыбинска, в глухом лесу, на проселочной дороге, по которой только изредка, одна-две за сутки, проходят грузовые машины и цистерны Волгостроя, и при отсутствии запасной резины? Положение было безвыходным.

— Если бы у нас было что-нибудь, чем стянуть бы покрышку, — примеряясь, к дыре, говорил Непоседов, — может, мы как-нибудь до Рыбинска дотянули бы. А чем стянешь? Ничего нет.

Покопались в багажнике, в ящике с инструментами, — верно, ничего. Оглянулись кругом: широкая просека, с обоих сторон лес. Ни намека ни на что, чем можно стянуть покрышку.

Вдруг вижу в глазах Непоседова смешливые искорки: ему смешно. Он распахивает пиджак, снимает брючный ремень…

— Рассупонивайтесь! — смеясь, предлагает Непоседов. — Брюки не спадут, а спадывать будут, зубами держите! Не сидеть же среди дороги, по малу выберемся!

Что ж, раз нет другого выхода, снимаю и свой брючный ремень. Хорошо, что брюки и без него держатся… Двумя ремнями мы крепко скрутили покрышку и осторожно двинулись.

Как ни мягка была дорога, ремни выдержали недолго и через несколько километров перетерлись. Но мы выбрались ближе к жилью: справа начиналось поле, огороженное проволокой, в ней мы нашли добрый кусок телефонного провода и им обкрутили покрышку.

— Как бы не разрезало шину, — беспокоился Непоседов и мы ползли со скоростью лошади, часто проверяя покрышку.

Показался лесной хуторок, на нем Непоседов купил десяток сыромятных ушивальников — длинных тонких ремешков; заменили проволоку ушивальниками и тем же темпом поплелись дальше.

Остановки, разматывание и заматывание покрышки заняли много времени, — стрелки часов перевалили за 12, — и стоили не мало нервов. Сначала было смешно, потом возня с покрышкой начала надоедать, наконец, она осточертела. Сидя рядом с Непоседовым, я вспоминал, как недавно в Ярославле, на берегу Волги около Резинокомбината, видел горы новеньких покрышек. Куда они деваются? Непоседов тяжело вздохнул:

— Что ты сделаешь, такое хозяйство. Те покрышки не для нас. 75 % продукции Резинокомбината идет для армии и в резерв, на случай войны, а нам — мы на брючных ремнях должны ездить.

Часа в два въехали в большое село. Посреди стоял магазин Сельпо. Зашли в него и жадно оглядывали полки: нет ли чего подходящего для нашей покрышки? Узнав, что мы ищем, продавец повел в отделение с упряжью.

Оно неожиданно оказалось очень богатым всякими супонями, черезседельниками, ремешками — у нас разбежались глаза. Мы перебирали ремень за ремнем, оценивая их прочность и эластичность, и наткнулись на широкие, в ладонь, толстые и мягкие сыромятные ремни, как нельзя лучше подходившие нам.

— Это что за штуки? — опросил Непоседов.

— А я и сам не знаю, — флегматично ответил продавец. — По фактуре значатся, как арканы, а зачем они, неизвестно. В нашей местности они не употребляются, потому и лежат, с того времени, как присланы, никто их не берет. Тут почти весь товар бракованный: то короток, то узок, то широк, — с тем же равнодушием объяснял продавец.

— Ну, мы тебя немного освободим от брака, — заметил Непоседов. — Дай нам пять таких арканов.

Чтобы не срамиться на людях, выехали из села и остановились в поле для капитального ремонта. Крепко и так хорошо стянули арканом покрышку, что закрыли всё разъехавшееся место. Заодно стянули и еще одну внушавшую опасение покрышку.

Закончив работу, отошли, полюбовались: светло-желтые ремни яркими заплатами красовались на черном фоне машины.

— Здорово получилось, — покрутил головой Непоседов. — Как в цирке, публику будем развлекать. Поедем — так замельтешит у каждого в глазах, кто на нас глянет, что за увеселение можно будет деньги собирать.

Сначала поехали медленно, часто проверяя заплаты — ремни держались. Ускорили ход — ремни держались. Настроение наше поднималось: может быть, дотянем до Рыбинска? Въехали в Рыбинск — ремни держались, как ни в нем не бывало.

Ни в Рыбинске, ни в Ярославле резину мы не достали и так доехали на арканах до Москвы, в которую прибыли только на третий день к вечеру. От Ярославля до Москвы Непоседов гнал машину на третьей скорости: мы уже крепко были уверены в прочности арканов.

В Москве я заявил Непоседову, что не хочу срамиться, разъезжая по столице в машине с ярко-желтыми заплатами, и отстал от него: попросту, мне надоела слишком затянувшаяся поездка. В тот же день закончив свои дела, я выехал поездом обратно на завод.

Непоседов вернулся дня через два. Взглянув на машину, я ахнул: она сияла новенькой резиной!

— Где достали?

Непоседов хвастливо, но воровато ухмыльнулся:

— В Наркомате получил! — Потом отвел меня в сторону и тихонько сказал: — Ни одной душе не говорите, в особенности жене, съест! Главбуха предупредите, чтобы не проговорился, когда извещение придет: я в Наркомате наградные получил, тысячу рублей, и за семьсот полный комплект резины купил. Не срамиться же, на самом деле, на арканах ездить? Зато гляньте: хороша резина, а?