Геннадий Андреев - Горькие воды

• Название: Горькие воды
• Автор: Геннадий Андреев
• Издательство: Посев
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1954

Г. Андреев это псевдоним Геннадия Андреевича Хомякова. Другой его псевдоним: Н. Отрадин — писатель, журналист, родился в 1906 году. В России в тридцатые годы сидел в лагере. Воевал. Попал в плен к немцам. Оказавшись в Германии, эмигрировал. Жил в Мюнхене, где работал на радиостанции «Свобода» Там же работал И. Чиннов, и они познакомились. С 1967 года Г. Андреев Хомяков поселился в США. Он писал прозу, в основном автобиографического характера. В 1950-м вышла повесть Г. Андреева «Соловецкие острова», потом очерки и рассказы «Горькие воды», повести «Трудные дороги», «Минометчики». Автобиографическая повесть «Трудные дороги» признавалась рецензентами одной из лучших вещей послевоенной эмигрантской прозы. В 1959 году Г. Андреев стал главным редактором альманаха «Мосты». В 1963 году прекратилось субсидирование альманаха, Г. Андреев все же продолжил издание на деньги сотрудников и других сочувствующих лиц до 1970 года. В 1975–1977 годах Г. Андреев был соредактором Романа Гуля в «Новом Журнале». Выйдя в отставку, поселился на берегу залива под Нью-Йорком и, по словам И. Чиннова, писал воспоминания.

---

Так, совмещая работу на заводе с работой дома и с занятием подсобным хозяйством, мирясь с работой матерей, жен и детей, люди как-то выкручивались и сводили концы с концами. Но жили все равно бедно: в домах неприглядно и только на молодых людях в воскресенье или вечером можно увидеть одежду поприличнее; взрослые чаще ходили в той же одежде, в какой работали.

Сознание говорило, что помочь людям нельзя: для этого надо перестроить всю систему советского хозяйства, работавшего не для удовлетворения потребностей населения, а для развития и укрепления коммунизма, почему это хозяйство и не могло справиться с насущными нуждами людей. Но чувство не мирилось с сознанием, говорившим, что при таком положении любые меры будут только паллиативами: чувство хотело хотя бы временно, хоть чем-нибудь помочь.

Для этого был только один путь: повысить производительность работы завода, а этим и зарплату рабочим.

Совещание командиров

Горячность Непоседова не прибавила пару в древнем котле, но его дотошность позволила раскопать не мало погрешностей, тоже снижавших производительность. На заводе свыклись с безнадежностью положения и все грехи валили на служивший козлом отпущения несчастный котел. Непоседов не мог с этим примириться. За месяц он составил о заводе полное представление и наметил план действий для «ликвидации прорыва». Для обсуждения этого плана Непоседов созвал совещание «командиров производства»: в его кабинете собрались технорук, механик, мастера смен, главбух, я, парторг и предзавкома.

На это же совещание приехал из Москвы старший инженер Главка Колышев, наш непосредственный начальник по производственно-технической линии. Приехал он к самому началу совещания и успел только поздороваться с нами.

Непоседов изложил свой план. Главное внимание он уделил мелким недостаткам, которые подробно разобрал и указал меры для их устранения. Наметил Непоседов меры по более четкой увязке между отдельными звеньями производственного процесса; предложил также сократить число рабочих на некоторых участках, чтобы немного снизить себестоимость, а закончил общими фразами о необходимости развития ударничества и соревнования, отдав этим положенную дань времени.

Когда он кончил говорить, в кабинете воцарилось молчание. Чувствовалась неловкость: мы курили и избегали смотреть на директора и друг на друга. Не потому, что доклад был нехорош или бестолков: Непоседов обстоятельно и со знанием дела изложил свой план. Но часть, посвященная техническим неполадкам, была всем понятна или известна и обсуждения вызвать не могла, а в целом директорский план не давал надежды на радикальное улучшение положения. Люди это чувствовали, но сказать не решались, а поэтому и отмалчивались.

Молчание затягивалось. Непоседова это задело.

— Что ж, товарищи, будем обсуждать или в молчанку играть? — недовольно сказал он. — Мы на производственном совещании, а не на ячейке МОПР-а. Вы, сменные мастера, что молчите? Вас это в первую голову касается, — обратился он к сменным мастерам.

Мастер Комлев, широкоплечий ражий мужчина с окладистой огненной бородой, из старых рабочих завода, прогудел:

— Да-к что говорить, товарищ директор. Непорядки, знамо, изживать надо, а так — мы со всем согласны.

— Согласны, — проворчал Непоседов. — Вы всегда так: со воем согласны, а как к делу, вы в кусты. Развели сонное царство и вместо, чтобы головой поработать, — «мы согласны!» Я из твоего согласия шубы не сошью, ты толком говори, пойдет дело или нет?

— А чего ему не пойти? — ошарашенный резким тоном директора смешно вытаращил глаза Комлев.

Непоседов засмеялся:

— Ладно, борода, я с тобой потом поговорю… Товарищ Уткин, ваше мнение?

Пожилой, с костлявым лицом и нескладной фигурой технорук Уткин, скромный человек и старательный работник, но из тех, что пороху не выдумывают, смущенно покашливая сказал, что технического порядка предложения Непоседова он приветствует, надо только тщательно обдумать вопрос о сокращении рабочих, принесет ли оно пользу?

Упоминание об этом разбудило предзавкома Долгова. Рабочий, член партии, он давно превратился в профессионального завкомщика: Долгов переизбирался на свою должность много лет. Представитель интересов рабочих, свою деятельность Долгов ограничивал клубной работой, кассой взаимопомощи, собиранием членских взносов в профсоюз и отметками на: больничных листах, но иногда позволял себе выступить «в защиту трудящихся». Он заявил, что в сокращении рабочих не видит надобности и что оно противоречило бы колдоговору, которого, как неловко добавил Долгов, «все же надо придерживаться».

Совещание шло вяло. Парторг, тоже в прошлом рабочий завода, нерешительно сказал, что надо бы организовать стахановскую смену, но как это сделать, не пояснил. И опять воцарилось молчание.

— Да, — протянул Непоседов, — энтузиазма у нас столько, сколько пара в нашем котле. Может, товарищ Колышев поделится своим мнением?

— Вы правы, у вас потому энтузиазма нет, что пара в котле не хватает, — улыбнулся Колышев. — Если позволите, окажу свое мнение, — и он обстоятельно разобрал директорский план, так, как будто сам составлял его и знал положение завода не хуже нас. Колышев в общем одобрил план Непоседова, но сказал то. чего другие не решались сказать: этот план сласти нас не может.

Доводы Колышева был и разумны, убедительны, основательны. Чувствовалось, что дело он знает хорошо. И сам Колышев, с широким спокойным лицом и плотной фигурой, производил впечатление солидности, внушительности и вдумчивости. Слушая его, я подумал: Непоседов — сама стремительность, но Бог знает, куда она может завести, а на этого человека можно полагаться.

Не одобрил Колышев только предложение о сокращении рабочих:

— Эффекта большого это не даст, а в дальнейшем может ухудшить ваше положение. Добьетесь вы высокой производительности, тогда рабочих вам не будет хватать, а восстановить прежнее количество рабочих вам уже вряд ли позволят. Да и вообще эффект, достигаемый таким путем, в конце концов теряется. Нет, я не сторонник того, чтобы обижать рабочий класс, — спокойно пошутил Колышев. — Я другое предложу: разработайте-ка прогрессивно-премиальную систему оплаты, это наверно поможет.

Колышев мне положительно нравился. А его шутка о «рабочем классе», в которой чувствовалась и ирония над привычной терминологией и сочувствие к «рабочему классу», доставила мне большое удовольствие. Все слушали внимательно.

— Самое главное я припас вам на конец, — продолжал Колышев. — Сейчас скажу, что это, но с условием: обязательно проведите всё вами намеченное, а потом пустите в ход главное. Я привез вам наряд на трубки, можете посылать за ними людей…

— Что? Не может быть? Трубки? — посыпались восклицания. Сонливость как рукой сняло: все повскакали с мест и возбужденными взглядами уставились на Колышева. Непоседов метнулся к нему, выскочив из-за стола. Можно было удивляться, какое магическое действие произвело одно слово: трубки!

Улыбаясь, Колышев достал из портфеля наряд. Непоседов подхватил его, быстро пробежал глазами и замахал им в воздухе:

— Трубки, друзья, трубки!

Вое сгрудились около директора, каждому хотелось затянуть в наряд.

— Давно бы так, — прогудел рядом со мной Комлев. — А то говорим, говорим, а проку от этого…

Совещание можно было закрывать: трубки разрешали все затруднения.

Подготовка к наступлению

Предложение Колышева о прогрессивно-премиальной оплате труда пришлось мне по душе и я взялся за дело. Съездил в Наркомлес, взял в нем типовое положение об этой оплате для лесопильной промышленности — оно мне не понравилось. Типовое положение было составлено с таким расчетом, чтобы понудить рабочего работать больше, а заплатить ему поменьше: если рабочий выполнял норму на 105 %, то зарплата ему повышалась всего на 6 — 7 что, конечно, недостаточно компенсировало перенапряжение рабочего, благодаря чему он перевыполнил норму. Кроме того, типовое положение предусматривало введение прогрессивно-премиальной оплаты только для рабочих ведущих участков, тогда как другие рабочие должны были получать «обычную сдельную оплату. Это было явно несправедливо: при перевыполнении нормы ведущим участком и остальным рабочим приходилось работать больше, они тоже участвуют в общем выполнении нормы цехом.

Пользуясь тем, что типовые положения для нас необязательны, так как мы не подчиняемся Наркомлесу, зная тороватость Непоседова и обнадеженный сочувствием Колышева к «рабочему классу», для нашего завода я решил выработать другую, более справедливую систему оплаты труда. По моему проекту все рабочие цехов, включая слесарей, машинистов и даже уборщиц-опилочниц охватывались этой системой. А повышение зарплаты производилось так, что при перевыполнении нормы на 25 % рабочий получал примерно двойную зарплату, а выше — даже тройную. Прогрессивка, так прогрессивка! Получалось многовато, но тщательно составленные расчеты доказывали, что завод, из-за сокращения цеховых и административных расходов на выпускаемую продукцию, при перевыполнении плана и с этой оплатой получит еще большую прибыль.