Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

25 апреля Бонне заявил Сурицу, что высказанное ранее французское предложение было лишь «официозным» и, собственно, его личным «сюгжесион». Из этого следует заключить, сообщал Суриц Литвинову, что британцы не согласны с «предложениями» Бонне.41 И это было еще мягко сказано. На следующий день Бонне позвонил Сурицу и попросил еще раз встретиться с ним.

— Получили вы что-нибудь из Москвы в ответ на мои предложения? — спросил Бонне.

— Я ответил отрицательно, — сообщал Суриц.

Бонне напомнил, что «находится все время в переговорах с англичанами, но что до сих пор еще не добился согласования». Потом он попытался выведать, что думает сам Суриц по поводу его предложений о трехстороннем соглашении. Советский посол сдержанно заметил, что там не все согласовано в смысле взаимных обязательств. Не придав этому особого значения, Бонне обвинил во всем Леже и сказал, что он хоть сейчас готов изменить формулировки, чтобы исправить огрехи.42 В ситуации, когда Европа стояла на пороге войны, такая дипломатия представлялась, мягко говоря, легкомысленной. 28 апреля Гитлер добавил напряженности в обстановку, денонсировав в рейхстаге, германском законодательном органе, польско-германский пакт о ненападении от 1934 года и англо-германское соглашение об ограничении военно-морских сил, заключенное в 1935 году.

28 апреля Литвинов писал Сталину, что первоначальное предложение Бонне лишено даже претензии на взвешенность, но все же не отрицал в нем некоторых положительных моментов. Предложение Бонне подразумевало более широкий территориальный охват, включая «центральную или восточную Европу», а не только Польшу и Румынию. Не следует торопиться с ответом французам, писал Литвинов, пока мы не получили реакции от англичан. На самом деле и то немногое хорошее, что Литвинов усмотрел в предложении Бонне, на поверку оказалось блефом. Уже на следующий день Бонне сообщил Сурицу, что соглашение должно прикрывать только Польшу, Румынию и Турцию.43

29 апреля Галифакс уведомил Майского, что англичане были «слишком заняты», чтобы рассмотреть «вполне логичные и конструктивные» предложения Литвинова. Это заявление не было отговоркой, это была чистая ложь; ведь Литвинов знал, что Бонне говорил Сурицу о своих постоянных контактах с англичанами по этому вопросу. Галифакс также заверил Майского, что британское правительство не оставит Советский Союз в беде, если тот окажет содействие жертвам агрессии в Восточной Европе. Это могло быть вполне искренним, по крайней мере в разумении Галифакса, но отнюдь не все в это верили; даже Коллье в Форин офисе. В то же самое время Бонне сообщил британскому послу в Париже, что французы будут солидарны с британской позицией об односторонних гарантиях, если Британии удастся привлечь на свою сторону в этом вопросе Советский Союз — в чем Бонне сомневался.44 Это ознаменовало собой конец двухнедельной игры Бонне в независимую внешнюю политику с Советским Союзом.

«Наши переговоры с другими странами идут не так уж плохо», — писал Чемберлен своей сестре Хильде 29 апреля:

«Наша главная проблема — Россия. Признаюсь, что я испытываю к ней глубокое недоверие. Я не могу поверить, что она ставит перед собой те же цели, что и мы, или испытывает какую-либо симпатию к демократии как таковой. Она боится Германии с Японией и была бы рада, если бы в схватку с ними вступили другие. Вполне возможно, что она отлично сознает свою военную слабость и не желает ввязываться в конфликт, пока это в ее силах. Поэтому ее усилия направлены на то, чтобы подстрекать к схватке других, а самой отделываться только расплывчатыми обещаниями какой-то помощи. К счастью, к ней относятся с большим подозрением все, кроме нашей слабоумной оппозиции, и дело обстоит таким образом, что теперь нам уже вполне ясно, что любое прямое сотрудничество с ней оказалось бы фатальным для всяких надежд объединить балканские страны в борьбе против германской агрессии. Таким образом, наша проблема — удерживать Россию на ее позициях, не вступая с ней в явное противоборство...».45

Именно эти перипетии и заставили советское правительство изменить свою позицию. 3 мая Литвинов послал Сталину отчет о британской политике: «Англичане не спешат с ответом». Они очевидно ждут советского ответа на предложения Бонне и готовы повторить свое предложение об односторонних гарантиях. Литвинов категорически отвергал как британские, так и французские предложения, рекомендуя четко и однозначно проинформировать англо-французов о советской позиции, чтобы они не питали на этот счет никаких иллюзий. Он хотел, чтобы его предложения были приняты в целом, но был готов рассмотреть возражения Бонне и вопрос о советских гарантиях Голландии, Бельгии и Швейцарии в обмен на соглашение о гарантиях для стран Прибалтики.

Литвинов готов был поторговаться и относительно своих первоначальных предложений, но ему не пришлось больше участвовать в переговорах. 3 мая его сменил на посту наркома Вячеслав Михайлович Молотов, второй человек в государстве после Сталина и председатель Совета народных комиссаров. В короткой телеграмме, разосланной в советские дипломатические представительства, говорилось только, что Литвинов был смещен из-за «серьезного конфликта» между ним и Молотовым, «возникшего на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому Союза ССР».47 Отставка Литвинова вызвала на Западе волну предположений о том, что теперь Советский Союз вполне мог заняться улучшением отношений с Германией и вовсе отойти от коллективной безопасности.

Пайяр сообщал, что смещения Литвинова никто не ожидал, но — по крайней мере частично — связывал его с британской политикой проволочек в вопросе о советских предложениях трехстороннего альянса. Налитая до краев более ранними «выкрутасами» англо-французов чаша терпения советского правительства, наконец, переполнилась. Непосредственной причиной отставки, считал Пайяр, послужило последнее заявление Галифакса Майскому (от 29 апреля) о том, что британское правительство опять готово предложить Советам лишь декларацию об односторонних гарантиях, не принимая в расчет литвиновского проекта о трехстороннем альянсе. «Литвинова считали символом политики коллективного противостояния агрессии. Больше того, он придавал этому противостоянию в правительственных советах динамизм своей сильной личности. И есть все основания опасаться что его исчезновение... может послужить сигналом... отступления... к нейтралитету, или даже к соглашательству... с Германией. Но все же такой исход, говорил тот же Пайяр неделей позже, маловероятен для текущего момента (курсив в оригинале). Советское правительство, похоже, все еще сохраняло приверженность коллективной безопасности, но если теперь во внешнюю политику станет все больше вмешиваться Сталин, то она превратится в арену проявлений его пристрастий и эгоизма.48

Как бы в подтверждение предположений Пайяра, Молотов заверил французское и британское посольства, что советская внешняя политика останется неизменной, если, добавил он загадочно в разговоре с Сидсом, «не произойдет каких-либо изменений в международной обстановке и в позиции других держав».49 Сидс так и остался при этом мнении, да и советские дипломаты уверяли своих западных коллег, что отставка Литвинова вовсе не означает изменений в политике. Позднее Майский сказал, что отставка была результатом личной ссоры между Литвиновым и Сталиным.50 И все-таки имеющихся свидетельств недостаточно для вполне однозначного вывода о причинах увольнения Литвинова; нам все еще приходится полагаться на мнения современников. Документы, опубликованные в Советском Союзе все же создают впечатление, что Литвинов до конца был приверженцем переговоров и компромисса с нестоящими никакого доверия правительствами Франции и Британии. Но Сталин, видимо, в конце концов потерял терпение и сделал ставку на непримиримость Молотова.

5

Из французского посольства в Москве неоднократно приходили предупреждения об опасности советско-германского сближения. Читателя может заинтересовать — основывались ли эти предупреждения на каких-либо конкретных фактах. Сохранялась ли дипломатическая активность между Москвой и Берлином после отзыва миссии Шнурре в конце января? Ответом будет, пожалуй — очень незначительная. Даже франко-германские экономические консультации, которые начались в декабре 1938 года, во время визита Риббентропа в Париж можно рассматривать как более важные, нежели тот краткий всплеск активности, вызванный отмененной раньше, чем она успела начаться, миссией Шнурре. Даладье даже подумывал о визите в Париж Германа Геринга — именно Геринг был ответственным за германский четырехлетний экономический план, — Бонне тоже был заинтересован в возможности заключения крупных контрактов, которая появлялась на гребне мартовского успеха. В Берлин, для ведения переговоров, были посланы Эрве Альфан, чиновник министерства торговли и Люсьен Ламурье, бывший член кабинета. Британцы тоже вели переговоры с нацистской Германией в январе — марте 1939 года. Сначала необходимость политического прощупывания, а потом и соображения экономической выгоды привели Форин офис к мысли послать в Берлин Эштон-Готкина — пообщаться с германскими официальными лицами и деловыми людьми. Германская оккупация Праги положила конец всей этой активности.