Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

18 октября Бонне признался Сурицу, что он так надеялся на улучшение франко-советских отношений, но Литвинов ответил ему презрением. «Последнее заявление Бонне в разговоре с Вами о неизменности отношений и т. п. имеет так же мало значения, как и заявление англичан и французов о том, что "они не намерены исключать нас из разрешения европейских вопросов"». Теперь эти вопросы будет решать Гитлер, а франко-англичане будут делать все, чтобы не противоречить ему. Чемберлен и Даладье готовы на что угодно, лишь бы добиться договора с Германией и Италией. «Им, конечно, невыгодно теперь же рвать с нами, ибо они тогда лишатся козыря в переговорах с Берлином. Обратятся они к нам только в том случае, если не вытанцуется соглашение с Берлином и последний предъявит требования, даже для них неприемлемые».117 По странному стечению обстоятельств, оценка Литвиновым советско-западных отношений, как козыря в игре англо-французов против Германии, отражала, словно в зеркале, мнение Кулондра о франко-советском пакте как возможной плате за советско-нацистское сближение. Литвинов инструктировал Сурица не ввязываться ни в какие политические дискуссии непонятного направления с Бонне, не высказывать даже своих личных мнений.118

Отъезд Кулондра из Москвы следовало бы отметить сердечным франко-советским прощанием, в знак признания постоянной приверженности посла улучшению отношений. Но советские настроения по поводу мюнхенского соглашения отнюдь не способствовали этому. 19 октября «Journal de Moscou» опубликовал еще одну статью, резко осуждавшую мюнхенскую капитуляцию: «Франция потеряла все, даже возможность сказать "кроме чести"». Кулондр счел, что это выходило за всякие рамки и отправился к Потемкину, затем к Литвинову требовать опровержения. Литвинов отказал, заметив, что в свое время не последовало никаких опровержений на все те оскорбительные выпады, которыми французская пресса буквально осыпала Советский Союз. И Литвинов телеграфировал Сурицу: «Я был бы смешон», если бы в Париже появилось хоть одно опровержение. В конце концов он все же высказал Кулондру свои личные сожаления, но отказался опубликовать их.119

Французское и английское правительства, похоже, просто не в состоянии были понять всей глубины советского возмущения по поводу Мюнхена, и зародившейся враждебности, лишь некоторые официальные лица, подобно Кулондру и Ванситтарту реально оценивали происходящее. В англо-французских кругах господствовали настроения от полного презрения к опасности до легкой снисходительности по этому поводу, и они очень мало помогли, когда в 1939 году ощущение огромности нацистской угрозы проникло наконец в головы самых твердолобых даже среди «мюнхенцев».

Мнение британского правительства по поводу Мюнхена, сразу после подписания соглашения, естественно, отражало позицию премьер-министра. В докладе Чилстона из Москвы от 18 октября (в тот же день отослал свой доклад и Кулондр) абсолютно не чувствуется озабоченности или опасений по поводу складывающейся ситуации, посол рассматривает ее как ничем не примечательную. Советское правительство вряд ли денонсирует договор с Францией и едва ли имеет намерения отойти от европейских дел. Признаков возможного советско-германского сближения тоже не наблюдается. Дело Уинтертона Чилстон рассматривал просто как попытку Советов раздуть ажиотаж «теперь, когда опасность миновала». Он также касался сплетен, циркулировавших в среде московского дипкорпуса о возможном будущем Литвинова в свете провала политики коллективной безопасности. Литвинова «после его возвращения [из Женевы] очень мало кто видел, он почти не появляется в наркомате; насколько я понял из сообщений хорошо информированного источника, он каждый день проводит многочасовые консультации со Сталиным и Молотовым в Кремле». Повышенный интерес Чилстона к тому, что может думать Сталин по поводу ситуации, сложившейся после Мюнхена, вполне понятен, «теперь, когда многолетние и неустанные усилия Литвинова по реализации его политики коллективной безопасности против Германии, похоже, по крайней мере на данном этапе, канули бесследно». Однако посол не делает никаких предположений относительно отставки Литвинова: «В настоящее время представляются невозможными не только какие-либо радикальные перемены в ориентации или политике, даже Литвинов, похоже, остается незаменимым; а сам он, видимо, согласен поддержать любую линию Кремля, какой бы она ни оказалась».120 Все это очень отличалось от заключений, к которым пришел Кулондр.

Но не все британские официальные лица, министры и политики были так благодушны как Чилстон. Каждый информированный британец знал, что думает по этому поводу Черчилль. Ванситтарт делал все возможное, чтобы заставить Форин офис почувствовать опасность, как делал это уже многие годы. Мюнхенское соглашение просто пугало его: «Мы уже сведены до положения второразрядного государства — да, мы на самом деле опустились до такого положения... И если мы со всей возможной и невозможной скоростью не начнем выбираться из этого положения, то скоро начнем получать военные приказы из Берлина...».121 Все это не очень сильно отличается от комментариев Литвинова. Выход своему раздражению Ванситтарт дал и в разговоре с Майским по поводу французских «интриг» в Лондоне против Советского Союза. Майский сообщал, что нашел его настроенным очень «античемберленовски» и «готовым, как и прежде сражаться за свою собственную линию». Ванситтарт спросил Майского о будущем советской политики и с облегчением выслушал ответ, что советское правительство не склонно принимать поспешных решений. «Ванситтарт просил нас не "уходить" из Европы, так как это имело бы катастрофические последствия для дела мира и борьбы с агрессорами».122

Некоторые министры кабинета: Уолтер Эллиот, Оливер Стэнли и де ла Уорр постоянно высказывали Чемберлену мнение о необходимости ускорения модернизации армии и улучшения отношений с Советским Союзом. Чемберлен избегал прямых ответов на эти требования, а мрачные прогнозы группы Черчилля-Ванситтарта просто отвергал. Советское правительство было хорошо информировано о позиции Чемберлена из докладов Майского о встречах с членами кабинета министров и другими «влиятельными лицами». Лорд Бивербрук, финансист, газетный магнат и будущий член кабинета говорил Майскому в октябре, что «несмотря на опыт Мюнхена и критику мюнхенских соглашений, Чемберлен сохраняет убеждение, что европейское "мирное урегулирование" может быть достигнуто путем дипломатических переговоров с Гитлером и Муссолини, не прибегая к более жестким мерам». Чтобы достичь этой цели, Чемберлен готов был идти долгим путем уступок и не видел ничего плохого в непротивлении германской экспансии в направлении Юго-Восточной Европы и Турции. Напротив, он считал, что создание Mittel Europa приведет Гитлера к конфликту с Советским Союзом. Чемберлен был уверен, что не существует непосредственной угрозы большой войны, поэтому нет нужды во всеобъемлющем британском перевооружении, хотя некоторые шаги для его ускорения следует предпринять. Поэтому он не хотел слышать о министерстве поставок или мерах военного времени по перевооружению; нет, для Чемберлена, говорил Бивербрук, все должно было «идти как обычно».124

В конце октября, на завтраке с военным министром Лесли Хор-Белише, Майский услышал жалобы о недостаточной мощи королевских военно-воздушных сил и о том, что британская авиационная промышленность просто не идет в сравнение с германской. Как и Бивербрук, Хор-Белише отмечал, что не было даже планов создания министерства поставок или мобилизации промышленности в период войны. «И почему же так медленно идет перевооружение?» — спросил Майский, будто сам не знал ответа.

«Белише, пожав плечами, несколько саркастически ответил, что квартира премьера сейчас засыпана цветами, которые он получает со всех концов страны от своих многочисленных поклонниц, что премьер всерьез считает Мюнхен победой и верит в возможность умиротворения Европы путем деликатного обращения с Гитлером и Муссолини».

Майский, который любил иногда красноречиво умолчать, отметил лишь, что Хор-Белише был «настроен скептически» относительно киданий премьер-министра.125

Сэмюэль Хор, в то время министр внутренних дел, говорил Майскому несколькими неделями позже, что правительство вполне удовлетворено ситуацией, сложившейся в Европе: войны в Чехословакии удалось избежать, опасность в Испании была ликвидирована, а экспансия Гитлера на юго-восток была «естественным процессом» и мало кого беспокоила. «Можно поэтому рассчитывать по крайней мере на два года мира», — предположил Хор. Перевооружение можно было проводить на «разумном» уровне и «нормальными средствами».126

«Международное положение проясняется все больше и больше», — писал Литвинов Сурицу в ноябре. Чемберлен готов идти путем, который себе наметил — или скорее тем путем, который наметил для него Гитлер, — до самого конца. А Франция будет волей-неволей тащиться за ним.127 Позднее в том же месяце Литвинову нанес визит Пайяр, чтобы узнать его мнение о международной ситуации. Нельзя сказать, что нарком был сильно обрадован таким началом.