Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Из Парижа Суриц прислал свое резюме о размахе катастрофы, которую начинала осознавать Франция. Это было подобно «второму Седану» — сокрушительному поражению французов во франко-прусской войне 1870 года. Германия без единого выстрела приобрела больше чем три миллиона населения, получила двадцать тысяч квадратных километров территории вместе с заводами и шахтами, расположенными на ней. А Франция лишила себя одного из самых надежных союзников в Центральной Европе, полутора миллионов чешских солдат... — продолжал перечислять посол. — Крайне левые заявляли, что Францию предала финансовая олигархия, сговорившись с такими министрами, как Бонне. Но истинные объяснения были не так просты. Чехословакия не получила во Франции массовой поддержки, не говоря уже о том, что вызывала у французов неуютное чувство необходимости платить по векселям; не было понимания, что судьба Чехословакии повлияет на жизненно важные интересы Франции. Напротив, «на протяжении ряда дней мы все были свидетелями позорнейших сцен, когда под вой обезумевшей толпы трусость возводилась в добродетель и капитулянты прославлялись как национальные герои». Среди наиболее пассивных слоев французского населения чувствовалось облегчение, что «миновала чаша сия», что «спал наконец кошмар войны». «Организаторы капитуляции» умело эксплуатировали глубоко укоренившийся в людях страх войны и нежелание воевать. Это был «их сильнейший козырь» против тех, кто надеялся занять более жесткую позицию по отношению к Гитлеру.

Суриц выражал готовность оставить будущим историкам оценку всей разноголосицы позиций участников трагедии, но все же постоянно возвращался к темам своих более ранних докладов в Москву. Среди «мюнхенцев» были и те, кто рассматривал войну с Германией сквозь «идеологическую» призму. Они боялись, что поражение Германии, если союзником Франции будет Советский Союз, может привести к триумфу большевизма. И готовы были не останавливаться перед любыми жертвами и уступками, лишь бы предотвратить такой исход.

«Все лицемерные и лживые сведения о слабости и неподготовленности СССР, вся эта антисоветская кампания лжи и клеветы, которая в эти дни так обильно и методически облепила страницы продажной печати, предназначены были не только для оправдания капитуляции, но прикрывали и подлинный страх правых перед возможным успехом советского оружия в войне».

Франция должна была избавиться от столь нежелательного и обременительного союзника. И французские правые, по словам Сурица, на самом деле надеялись спровоцировать Советский Союз на денонсацию договора о взаимопомощи. Посол заявлял прямо, что правительство Даладье целиком не разделяет программу правых, но пожалуй, только из осторожности. Большинство членов кабинета «пошло на капитуляцию, поддавшись больше всего чувству страха и неуверенности в своей силе, боязни, словом, поражения...». Суриц заключал свой доклад замечанием, что за исключением Манделя ни один из нынешних лидеров Франции не способен отважиться вести современную войну. «Ни у кого не было ни воли, ни энергии, ни хватки, ни размаха людей типа Клемансо и даже [Раймонда] Пуанкаре». Мюнхен породил совершенно новую ситуацию, писал Суриц, и никто в тот момент не смог бы предсказать будущее направление французской политики.112

Советские дипломаты, естественно, негодовали по поводу заявлений французов и британцев, а также инсинуаций о том, что Советский Союз был неспособен, да и вообще едва ли собирался защищать Чехословакию. Франция и Англия сами находились не в той позиции чтобы критиковать, но если уж они делали это, то и Советский Союз оставлял за собой право считать эту критику проявлением неприкрытой наглости и лицемерия. Поэтому, когда в начале октября Эдвард лорд Уинтертон, министр британского кабинета, выступил с подобным заявлением, Майский немедленно направил протест Галифаксу.113 Посол разозлился бы еще больше, если бы знал, что в самый разгар мюнхенского кризиса Форин офис направил на Кэ д`Орсе доклад из своего посольства в Москве, в котором содержалась откровенная ложь о состоянии советских вооруженных сил в результате чисток. Французское внешнеполитическое ведомство, а может быть и сам Бонне, устроили дословную «утечку» этой информации прямо в антикоммунистическую парижскую газету «Le Matin», сильно смутив этим Форин офис, потому что содержание отчета могло вывести на Чилстона. Получалась довольно щекотливая ситуация, да еще и полностью оправдывавшая советские подозрения. «Я начинаю думать, — отмечал Коллье, — что из этого тупика уже не может быть приличного выхода!» В дипломатической практике принято воздерживаться от правды, когда ее от тебя не требуют; в результате Форин офису пришлось приказать Чилстону поступить именно так. Уинтертон, по настоянию Галифакса, тоже «пригласил Майского отобедать и зарыть топор войны»,114 хотя эти реверансы уже не могли улучшить англо-советских отношений.

Гнев советского руководства не так-то легко было унять, и Кулондр наслушался в Москве еще немало его отголосков. Будучи назначен французским послом в Берлин, он отправился с прощальным визитом к Литвинову и выразил сожаление, что не смог улучшить франко-советских отношений. Литвинов отозвался в том духе, что французское правительство, сначала заключив с Советским Союзом пакт о взаимной помощи, затем систематически избегало военных переговоров, чтобы подкрепить его, даже когда Чехословакии грозила непосредственная опасность. «Теперь приходится заключить, — сказал он, — что французское правительство и раньше никогда не думало предусмотренную пактами помощь когда-либо реализовать и поэтому ему незачем было входить в подробные разговоры о методах». Согласно отчету Литвинова, Кулондр ответил на это, что такая оценка слишком категорична, если учесть, что Британия постоянно отговаривала французское правительство от заключения военного соглашения. Но об этом не было нужды говорить, Литвинов и так все прекрасно знал.

Когда Кулондр спросил, что же делать теперь, Литвинов ответил, что позиций, утраченных в Чехословакии уже не вернешь и не восстановишь. Это была катастрофическая потеря. Англо-французам оставалось два возможных исхода: капитулировать полностью, признав германскую гегемонию в Европе, или наконец решиться и начать сопротивление. В первом случае, у Гитлера не займет много времени переварить свои новые приобретения, перед тем как обернуться, скажем, к Британской империи. Атаковать Советский Союз по его расчетам пока что слишком опасно. Во втором случае, Франции и Британии придется повернуть навстречу Москве. «В этом случае они неизбежно обратятся к нам и заговорят с нами другим языком».

Отчет Кулондра об этой встрече не содержит резкой наркомовской концовки. Он подчеркивает главное направление мыслей Литвинова о том, что всеобъемлющее улаживание отношений с нацистской Германией невозможно, то есть, говоря другими словами, война неизбежна. Согласно Кулондру, Литвинов особо выделил возможность германо-советского сближения в том случае, если Гитлер решит двигаться на запад; хотя нарком в своем отчете и не упоминает этого момента. Может быть, Кулондр хотел встряхнуть Париж столь опасной перспективой. Потому что сам он желал развития событий именно по второму варианту, высказанному наркомом, и полагал, что Советский Союз тоже предпочтет следовать ему. Он понимал, что только такой вариант развития событий может обеспечить Советскому Союзу реальную безопасность от нацистской агрессии. Вместе с тем Кулондр предупреждал — еще когда англо-франко-советские переговоры начинались в 1939 году, и читателям хорошо бы об этом запомнить — что Советский Союз, наученный последним опытом, теперь потребует «четких гарантий помощи» в любом возможном соглашении с Францией и Британией.

И если на Кэ д`Орсе, может быть, больше стремились к тому, чтобы не видеть реального положения вещей, Кулондр постоянно подчеркивал опасность возможного нацистско-советского сближения, предвидя даже неизбежные неофициальные контакты советских чиновников с Берлином. Ценой такого сближения — единственной, которая удовлетворила бы Гитлера — мог стать раздел Польши. «Страх — плохой советчик», говорил Кулондр, и в поисках союзников СССР вполне мог повернуть к нацистской Германии. Кулондр реально представлял, что должно стать главным в англо-французской повестке дня на ближайшие несколько месяцев, подчеркивая важность подталкивания Польши и Советского Союза к сотрудничеству перед лицом реального врага обоих — нацистской Германии. Англо-французская бездеятельность уже привела Польшу и могла привести «Советы» к сотрудничеству с Гитлером. Будет нелегко привести польское правительство к необходимости «более тщательной оценки своих жизненных интересов», но Франция должна попытаться наладить советско-польское военное сотрудничество в рамках более широкого альянса с Францией и Британией. Это был последний шанс восстановить европейское равновесие и его нельзя было упускать. Время уходит, заключал он, и мы должны знать, на кого мы можем рассчитывать и кто может рассчитывать на нас.116