Вениамин Фильштинский - Открытая педагогика

• Название: Открытая педагогика
• Автор: Вениамин Фильштинский
• Издательство: Балтийские сезоны
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2006
• ISBN: 5-902675-16-2

Книга известного театрального режиссера и педагога, профессора Санкт-Петербургской академии театрального искусства Вениамина Фильштинского посвящена теме, которую сам он обозначает формулой «как рождаются актеры». Автор прослеживает отношения будущего артиста и педагога с первых шагов — с экзаменов в театральную школу — до первых ролей. И как педагог, и как режиссер Фильштинский исповедует «этюдный метод», что дает потрясающие результаты — и на сцене, и в учебной аудитории, и на международных мастер-классах. Книга поможет прикоснуться к тайнам творчества. Здесь есть чему поучиться и с чем поспорить. Она заинтересует профессионалов и будущих студентов, практиков и теоретиков, — всех тех, кому дорог театр.

---

Итак, «камни» в какой-то мере уже и ощущают, и думают. Тогда я прошу помощника включить магнитофон. На специально подготовленной фонограмме записаны топот копыт приближающихся коней, песня, затем удаляющийся топот… Будто бы проехал конный отряд. И тогда у «камней» разыгрывается воображение. Они представляют каких-то всадников, каких-то людей. Так, одному из «камней» показалось, что когда-то здесь уже были люди, среди них был какой-то черноусый, они тогда спешились и расселись по камням, был еще какой-то мальчик и т. д. В общем, в воображении «камней» возникли некие картинки… Упражнение закончено. Обсуждаем.

— Вам было интересно?

— Да, очень.

— Были ли у вас моменты, когда вы чувствовали себя камнями?

— Были.

— Ну, вот вам и первые роли. Я вас поздравляю! Впрочем, не удивляйтесь, но я вас должен похвалить именно за то, что «ролей» не было. Вы не играли «роли». Вы не притворялись камнями. Играть на сцене — это, значит, быть, а не притворяться. А вам удалось, пусть несколько секунд, но побыть камнями. Это хорошо… А что вам мешало? Я — своим хождением? Понятно. А потом привыкли? Ну и хорошо. А что вы подумали, когда я вас переворачивал? Что какой-то мужик искал червей для рыбалки? Хорошо, пусть так.

…Затем мы делаем выводы из проделанного упражнения. Из каких же элементов состоит внутренняя жизнь (человека, животного, камня — любого существа)? И мы приходим в итоге к понятию некоей триады. Это, конечно же, схема, модель, но все же…

Первый элемент — это физические ощущения. (Наш «камень» чувствовал, как по нему ударяют капли дождя, потом чувствовал, что пригревало солнышко, что под ним было сыро, что по его «спине» ползла гусеница…).

Во-вторых, — это думанье, мысли («камень» формулировал, что для пего хорошо, что плохо, сравнивал, бормотал, шептал…).

В-третьих, — воображение (у «камня» была своя маленькая биография, некое прошлое, от которого остались какие-то «картинки», проезд всадников, например, а, возможно, и какие-то мечты о будущем…).

Итак, физические ощущения плюс мысли, плюс воображение. Конечно же, повторю, это грубая модель, грубая временная рабочая схема. Это верно все же для условного, примитивного существа. Ведь в случае с человеком все гораздо сложнее. Во-первых, у человека есть исходное физическое самочувствие: он здоров или болен, молод или стар, худой, как былинка, или толст и одышлив. А уже на это физическое самочувствие накладываются дополнительные физические ощущения, возникающие от внешнего воздействия. Разумеется, такие ощущения гораздо тоньше, чем у камня: человеку дано ощущать не только жару и холод, но и наступление темноты, бессонницу, замкнутое пространство и т. д. — тысячи вещей вплоть до вращения Земли. Когда же мы рассматриваем не только внутреннюю жизнь, но жизнь в целом, то к физическому самочувствию и к физическим ощущениям примыкают и физические действия (человек рубит дрова, ведет машину, закуривает), и вот уже физические ощущения, физическое самочувствие, физические действия, интегрируясь с психикой, создают сложное психофизическое бытие человека и его психофизическую жизнь.

Во-вторых, о думанье. Оно, конечно, у человека не такое иллюстративное, как у камня. Человеческое мышление в тысячу раз сложнее и по содержанию и, так сказать, по внутренней лексике[4]. Думанье человека наполнено зачастую острой конфликтностью, включено в события; иногда мышление само по себе является действованием, поступком (например, принятие каких-либо решений, научные или художественные открытия…). В-третьих, о воображении. Эта сфера у человека особо важна и тонка. Тут-то, если можно так выразиться, и хранятся обстоятельства жизни человека (обстоятельства пьесы и роли). К тому же Станиславский, говоря о воображении, о видениях, о так называемой киноленте, имел в виду не только хранящиеся у человека запасы зрительских образов, но и запахи, звуки, осязательные и обонятельные следы в памяти человека.

Наконец, надо подчеркнуть и то, что эти три линии — линия физической жизни, линия мысли и линия воображения — являются не совсем автономными. Они очень связаны, очень переплетаются. Есть, например, мнение — об этом в свое время говорил, в частности, профессор В. Н. Галендеев — что мысль и воображение неразделимы[5]. Вообще, у этих трех линий сложные «отношения». Линии не только переплетаются, но и прерываются иногда. Бывает, что острое ощущение тормозит и останавливает всякое мышление, иногда резко превалирует воображение, иногда доминирует интенсивная мысль.

Разумеется, все эти наши теоретические тонкости студентам-первокурсникам ни к чему. В конце урока по нашему предложению записывают в свои творческие дневники следующие «простые правила»:

— на сцене надо испытывать физические ощущения и совершать физические действия;

— на сцене надо думать;

— сценическое существование невозможно без видений, без воображения.

Опишу, наконец, и третье важное для нас упражнение.

«ЦЕПОЧКИ»

Для нас, педагогов, важно вместе с нашими учениками проникнуть в сердцевину коренных открытий Станиславского, понять, в частности, в чем суть приоритета физических действий в его методологии.

В свое время профессор Л. А. Додин дал студентам-режиссерам такое задание: выписать из литературных произведений те моменты, где авторы подробно описывают физические действия своих героев. Я, в свою очередь, предложил перевести это задание уже в практическую плоскость, то есть осуществить «цепочки» физических действий на площадке. Задание оказалось эффективным. Даже только прочитывая на уроках «цепочки», мы убеждались в том, какое огромное значение серьезные писатели придают физическому бытию людей, как они точны и скрупулезны в описании физических процессов и, наконец, как они хитро через эти описания подбираются к человеческой душе. Студенты начали пробы. Мы стали исследовать (с воображаемыми предметами, разумеется), как пьют вино у Ремарка в «Трех товарищах», как в келье отца Сергия медленно раздевается красавица Маковкина (в рассказе Толстого) или как упрямо и терпеливо созидает свою новую жизнь Робинзон Крузо.

А вот у Чехова, например, есть такая «цепочка»: Ванька Жуков, «дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать…».

Или фантастически подробный процесс подготовки к трапезе в чеховском рассказе «О бренности»: «Семен Петрович, рискуя сжечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку… Он приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, оп облил сметаной… Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги…» и т. д. (вплоть до того момента, когда Семена Петровича, уже, наконец, раскрывшего рот для еды, «хватил апоплексический удар»).

А какие удивительные, хотя вроде бы и простые, ощущения описаны в повести «Степь». Вот Егорушка (главный герой произведения) «поймал в траве скрипача, поднес его в кулаке к уху и долго слушал, как тот играл на своей скрипке. Когда надоела музыка, он погнался за толпой желтых бабочек, прилетавших к осоке на водопой…». Потом он увидел, что из холма, склеенного природой из громадных камней, сквозь трубочку болиголова тонкой струйкой бежала вода. «…Егорушка подставил рот под струйку; во рту его стало холодно и запахло болиголовом; он пил сначала с охотой, потом через силу и до тех пор, пока острый холод изо рта не побежал по всему телу и пока вода не полилась но сорочке…».

Все эти цепочки проделывались студентами с наивозможной точностью, разбирались и критиковались смотревшими студентами с величайшей придирчивостью. При этом и исполнители, и критики, естественно, привлекали весь свой собственный опыт ощущений (на что, разумеется, и надеялся педагог).

А теперь я опишу случай, который для всех нас стал принципиально важным. Один из студентов, Юра К., взял для работы «цепочку» из «Преступления и наказания» Достоевского: тот момент, когда Раскольников, задумавший убить старуху-процентщицу, делает для своего орудия убийства, для топора, петлю — особое приспособление, чтобы, когда он пойдет на улицу, топор не был виден…

Сразу подчеркну, что условием задания было: от своего имени проделывать физические действия героя, ни в коем случае не играя его, не пытаясь ни в кого «перевоплотиться».

И вот, после показа Юры мы стали обсуждать его работу, стали корректировать, стали придираться к нюансам. Все шло нормально, но потом возникла дискуссия. Как я ни настаивал на идеальном соблюдении условий упражнения, мне это не удалось. Студентов мучил вопрос: «Кто перед нами должен действовать — Юра К. или Раскольников?» Я говорю: «Юра». Они: «Но ведь это физические действия именно Раскольникова. Изготовление петли связано с целью Раскольникова — потом в эту петлю будет вставлен топор, этим топором будет убита старуха».