Хаген Альварсон - Девятый Замок

• Название: Девятый Замок
• Автор: Хаген Альварсон
• Жанр: Фэнтези

---

— Конечно, вас можно было бы помиловать, — шепчет судья, ублюдок, — простить, перевоспитать… Так пусть вас помилует Она — а я умываю руки.

Страшный взрыв сотрясает зал. Оглушительно шипит пламя. Дым и пар вздымаются до небес. Сквозь серную пелену сверкает зеркальце — и друид плачет, услышав крик ласточки. Мгла рассеивается, жрец Великого Древа открывает глаза.

Синий щит богини разбит в ледяное крошево. Белые одежды и доспехи испарились. Вместо них прекрасный стан укрыт зеленым шёлком, усыпанным набухшими почками. На лице играет озорной румянец, и волосы, ставшие из седых золотыми, украшены венком полевых цветов.

Просто пришла весна.

Весна идёт по лесу, по пеплу. Из праха восстают деревья, травы и кусты. Из чёрной пыли, из горькой были возрождаются звери и птицы, гады и насекомые. Всё живое вышло из утробы Великой Матери, и все к ней же вернётся. Всех утешит Лесная Королева, все ищущие и страждущие найдут приют у её янтарного престола. Всех раскаявшихся простит Великая Богиня.

А если в гордыне своей нечестивцы не раскаялись — пусть горят в собственных кострах, не так ли?

С холста улыбалась Владычица Жизни. На её зеленом платье распускались розы — белые и алые.

— Мы, свободные дети Народа Холмов, выбираем жизнь, — торжественно произнес сид.

Маска Лоддира потускнела. Огонь в ладони угас, и высоченный престол окутался мраком. Хранителей — вроде бы — осталось трое.

Глумхарр поднял руку. В ней сверкнула роскошная золотая чаша, усыпанная самоцветами.

— Значит, жизнь? А что скажут те, кто сгорел по твоей воле после Тар Бранна? Им ты тоже выбрал жизнь?

— Безусловно. Великая Мать помнит о них.

— И ты ни капли не сомневаешься, что поступил верно?

— От судьбы не уйдёшь. Что теперь сомневаться.

— Да? А что скажешь на это?

Он наклонил чашу. Вода хлынула через край. Упала на каменный пол. Повалил багровый дым, пахнуло вином, и под престолом возникла обнажённая, ошёломительно-красивая Аллиэ.

— Дарю. Вернее, возвращаю.

— Ты этого не можешь! — побледнел Корд'аэн.

— Хранитель я или не Хранитель? Бери, она ещё вполне…

— Даже для бездушного дракона-убийцы с куском железа вместо сердца — это слишком.

Корд'аэн достал жертвенный серп и медленно подошёл к Аллиэ. От его дыхания в воздухе вспыхнули разноцветные снежные узоры.

— Ты сгорела. Первый раз — когда я отпустил тебя после битвы, не дав друидам вершить над тобой суд. В тебе что-то выгорело тогда… И второй раз — только что. Ты прокляла меня и сгорела, — размеренно проговорило он, глядя прямо в её прекрасные глаза.

И всадил серп точно под левую грудь с маленьким соском.

Отвернулся.

И зашагал прочь. Гулкое эхо шагов сливалось со стоном ведьмы, рождая музыку для богов.

— У тебя, может, и есть власть над телами, — сказал друид во мрак, — но нет власти над сердцами. Впрочем, даже будь у тебя такая власть — мой серп не стал бы добрее.

Друид не видел, как Глумхарр безразлично пожал плечами и исчез.

Зато видел, как из мрака вновь возник Лоддир.

Из-под маски на сей раз звучал голос Дарина.

— Мы маленькие трусливые ничтожества, — звенел голос юного Фаринга, словно с подмостков жуткого кукольного театра. — Мы от века унижаем тех, кто ниже нас, и лижем задницы тем, кто выше. Мы врём, воруем, стреляем в спину, предаем своих и носим по праздникам дурацкие красные колпачки. Мы, ратаны, владыки Ратангара, Народ Двалина — за бегство!

Безмолвие царило в зале… миг. Взорвался хохот — дикий, безумный, визгливый. Лоддир хохотал, а его голова подпрыгивала на плечах, будто насаженная на палку тряпичная кукла, грозя оторваться. Так скачет луна, отражённая в пруду.

Так скачет Безумие на чёрных конях с красными гривами.

И судороги хватают недра гор. И горы — о, вечные, гордые горы! — блюют раскалённой лавой.

Эхо подземелий изрыгает шаги. Кто-то бешено бежит по переходам, быстро перебирая короткими ножками. Бежит в сырой, плесневелой тьме… И нет конца этому бегу без цели и смысла.

Из-под маски Лоддира раздавалось блеяние овцы.

Овцы под ножом — и голос:

— Спасите! Помогите! Корд! Борин! Дэор! Кто-нибудь!..

Корд печально вздохнул:

— Боги не помогают тем, кто не помогает себе сам. Ты сделал выбор, Дарин Фундинсон, из рода подлеца Фарина, слова взорвались под сводом Девятого Замка, и теперь поздно судить и молить. Ты пощадил врага, Дарин-хёвдинг, — но чего стоит прощение не из любви, уважения или силы духа, а из бессилия, безволия и страха? Я не возьму на себя смелость молиться о твоём спасении, конунг ратанов, ибо ты сам погубил себя. Когда же ты вновь вернёшься в Зал Драконов, с великой любовью в сердце или же с великой ненавистью… быть может, ты также получишь прощение.

Или достойную гибель.

Волшебник нарисовал прямо на холсте, изображающем позорное бегство Дарина, равносторонний крест, объятый алым кругом. Такие кресты и ныне вырезают из гранита мастера Эйридхе, чтобы воздвигать их в ногах усопших на кладбищах… И такие же кресты украшают больницы, госпитали, родильные покои и колыбели младенцев в этих землях.

— Нет, ты не медный, — буркнул Лоддир, — ты железный!

И снова исчез.

Друид смотрел на изображение деревянного Асклинга, застывшего перед своим двойником из плоти и крови. По жертвенному серпу в ясеневой руке текла алая брага жизни. Глаза-лазуриты мягко сияли надеждой.

Друид улыбнулся:

— Молодец, Аск, достойный выбор. Ты и без меня справишься. А я без тебя — нет. Так что иди сюда, Асклинг Сульдарсон, иди и помоги мне!

— Нет-нет! — закричала со своего престола Герна. — Он выбрал самосожжение! Он должен умереть!

— Умереть, как умирает Феникс. Как умирает солнце, — молвил Корд'аэн, не удостоив Герну взглядом. — Всё же слегка ему помогу.

— Нет! — топнула ножкой Герна. — Он умрёт! Я так хочу, это так печально и красиво…

— Твоя мама-дракониха мало порола тебя в детстве.

Герна вскинула ручку. С пальцев сорвались молнии, опутали Корд'аэна, вросли в конечности… Боль пронизала его, вытянула его струной, и кисть упала к ногам. Хранительница шевелила пальчиками, белые ниточки молний извивались, заставляя друида дёргаться. Словно куклу-марионетку. Корд'аэн согнулся в поклоне, рывком ухватил кисть и, резко распрямляясь, вогнал рукоять себе в правый глаз. Неглубоко, дюйма на полтора, чтобы не ранить мозг. Зелёное око лопнуло, брызнув на холст кровью и белком. Волшебник страшно заорал, пугая тьму в углах. Герна хлопала в ладоши и заливисто смеялась.

Но и тогда чародей не пожалел о сказанном.

Он смотрел на то, как останки правого глаза сползают по холсту, принимая подобие падающей птицы с длинным хвостом. Превозмогая боль, он повернул голову к Герне и, оскалив рот, произнес:

— О, как ты прекрасна, возлюбленная моя… в смысле, какая ты дура.

Нити-молнии лопнули, друид осел на пол, а из картины, из плена красок, памяти и крови, шагнул во мрак зала златобородый и синеглазый дверг. В раме же стояла пустая пивная бочка.

Новорожденный ощупал себя, глуповато улыбнулся и завопил:

— Хэй-йя! Корд! Корд, чтоб ты тыщу лет жил! Дай я тебя обниму, волшебник ты мой! Получилось! Корд, знаешь, у меня ведь теперь даже дырка в жопе есть! Хочешь, покажу?! Эй, Корд, что с тобой?!

Только тут Асклинг заметил, что друид едва не скулит от боли. Дверг склонился над ним, не зная, что делать, но тот убрал руки от лица и поднял голову.

На его лице — мрак и уродство кровавой глазницы, свет и красота тёплой улыбки.

— Аск… не пей хмельного сверх меры, не охоться весной, женись на молоденькой дурочке, и судьба Гельмира Гульденбарда обойдёт тебя стороной…

— Корд! Корд, не умирай!!!

Друид рассмеялся:

— Ну уж нет, Асклинг, этого они не дождутся. Просто очень больно.

— Кто это сде… — начал было дверг. Поднял голову, оглядел зал. Герна помахала ему ручкой. — Это она тебя так?!

— Нет, это я сам. По глупости…

Сверху донесся обиженный голосок:

— Эй, я так не играю!

— Что тут?.. — начал Асклинг, но Корд прервал его:

— Тише. Здесь творится сказание!

— Сказание?

Герна встала, воздела руки и закричала сверху, страшная как сама жизнь:

— Ты выбрал жизнь, Корд'аэн Одноокий? Смотри же! Вот она, жизнь!

Вихрь рванулся вниз, подобный матёрому вепрю, что проламывается сквозь густой лес. Ревущий ураган обрушился на смертных. Очи вмиг наполнились слезами и болью. Волосы и бороду скрутило канатами, намотало на незримый кулак и мотало, дергая из сторону в сторону. Уши заложило от свиста — казалось, сам Хельгрим свистит, подгоняя адских волков, запряженных в его костяную колесницу. Исполинские крылья хлестали лица. Тяжелый таран ветра бил в грудь. Асклинг стоял несокрушимой башней. Корд же раскачивался, танцуя с ветром, словно сосна на высокой скале над морем…