Виктор Муратов - Командарм Лукин

• Название: Командарм Лукин
• Автор: Виктор Муратов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00702-0

Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин — один из героев Великой Отечественной войны. Войска армий, которыми он командовал, храбро и мужественно сражались с превосходящими силами противника в Смоленске и на ближних подступах к нему, под Вязьмой. Попав в бессознательном состоянии в плен, раненный в ногу и руку, генерал Лукин пережил ужасы гитлеровских лагерей, стойко перенес все невзгоды, оставшись верным сыном Родины. О его героической и драматической судьбе и рассказывают в этом историческом повествовании писатель В. Муратов и дочь генерала Лукина Ю. Городецкая.

---

— Да нет, я был в Хаммельсбурге, а сейчас… Да погоди ты с вопросами. Держи-ка вот сыр, сало, консервы. И шнапсу малость. Гадость, хуже не придумаешь, но пить можно. Угощайтесь, товарищ… — повернулся он к Прохорову.

— Генерал-майор Прохоров, — представился Иван Павлович.

— Прошу, прошу.

— Погоди, — умерил прыть Трухина Лукин. — Откуда у тебя такое богатство? Почему так свободно разъезжаешь по Германии?

— Ну, допустим, не по всей Германии, — слегка смутился Трухин. — А вот к тебе пустили. Я как только узнал, что ты тут… Понимаешь, меня в плену отыскал двоюродный брат Трегубов Юрий Андреевич. Они давно тут, еще до революции. Брат на хорошем счету у немцев, главным инженером на телефонном заводе работает. Ну, сам знаешь…

Лукин ничего не знал. Но интуиция ему подсказывала, что тут дело нечистое. К чему бы такая трогательная о нем забота?

Он внимательно, настороженно смотрел на Трухина. Тот весь как-то сжимался под этим взглядом.

— Ты что, Михаил Федорович? Не доверяешь? Думаешь, твой старый боевой товарищ, бывший преподаватель академии…

— И бывший дворянин, насколько я знаю, — вставил Лукин.

— И бывший дворянин. Это звание меня не оскорбляет. Так вот, ты думаешь, что бывший преподаватель академии Фрунзе генерал Трухин Родину предал? Нет, предали Родину те, кто туманил мозги народу: «Красная Армия всех сильней!», «Разобьем врага на его территории!», а сами уничтожали лучших военачальников, под корень рубили боеготовность армии. А пробил час войны, и все проявилось — мы с тобой в плену, так сказать, на территории врага, а немцы на Волге. И плевать на нас и на сотни погибших тем, кто довел страну и армию до катастрофы.

— Эк куда тебя занесло, Трухин. Как же ты лекции слушателям читал, если под личиной — гниль?

— Черт его знает, — пожал плечами Трухин, — Сам был охмурен громкими лозунгами.

— А теперь, выходит, прозрел?

— Прозрел! И тебе, и вам, Иван Павлович, советую шире глаза открыть, пора избавляться от этого тирана Сталина. Многие здравые умы это уже поняли.

— Кто же эти «здравые умы»?

— Ну хотя бы командующий второй ударной армией Власов, член военного совета тридцать второй армии Жиленков, Благовещенский, Закутный… Да и твой бывший начальник штаба комбриг Малышкин.

— Малышкин? — встрепенулся Лукин.

— Не удивляйся. Могу еще назвать немало имен настоящих русских патриотов.

— Патриотов? — горько усмехнулся Лукин.

— Именно. Не слепых исполнителей деспотичной и дилетантской воли Сталина, а здравомыслящих людей. Мы создали русскую трудовую национальную партию — РТНП.

— РТНП? А ВКП(б) вас, значит, не устраивает? Сколько же лет вы носили партийные билеты ленинской партии?

— То были годы заблуждений.

— Какова же программа этой вашей… партии?

— Привлечь военнопленных к активной политической деятельности.

— В пользу фашистов?

— В пользу русского народа, в пользу свободной России.

— И кто же возглавляет партию? Гитлер? Геббельс?

— Ты можешь, Михаил Федорович, иронизировать сколько угодно. Но скоро сам дойдешь до сути. Это я тебе обещаю, как секретарь военного отдела партии.

— Выбился в люди, Трухин.

— Ценят. В апреле назначили комендантом Циттенхорстского лагеря военнопленных, сейчас руковожу курсами в Вустрау.

— Вот в чем дело! — воскликнул Лукин. — Зачем же комедию разыгрывал, что случайно узнал о моем перемещении? Наивно, Трухин. Надеешься, что мы с Прохоровым будем помогать тебе готовить пропагандистов, изменников, гитлеровских лизоблюдов? Наивно, Трухин. Представляю, какую пропаганду будут вести твои выкормыши!

— Наивен ты, Михаил Федорович. Что плохого, если эти пропагандисты будут нести в нашу лапотную Россию немецкую культуру? У немцев есть чему поучиться. Вспомни историю нашего государства. Начни хотя бы от Петра…

— Хватит! — резко оборвал Лукин. — Ты мне надоел. Оставь нас.

Трухин потоптался на месте, беспомощно посмотрел на Прохорова, как бы ища поддержки. Но Иван Павлович отвел глаза. Трухин начал было укладывать продукты в коробку, но, подумав, выложил обратно.

— Хорошо, Михаил Федорович, я понимаю, тебе тяжело сейчас. Я ухожу, до скорой встречи.

Некоторое время в комнате стояла гнетущая тишина.

— Сытый бугай, — заговорил Прохоров. — Что будем делать?

Лукин взял с тумбочки кусок сыра, отломил, придвинул Прохорову. Тот, не дотрагиваясь до еды, удивленно смотрел на Лукина.

— Что будем делать, Михаил Федорович?

— Помогать господину начальнику курсов. Ты меня понял?

— Не только понял, но сам хотел предложить то же. И еще до твоего прибытия начал кое-какую работу. Об этих курсах я узнал в госпитале. Вот сегодня должен прийти один из моих крестников.

Вечером в комнату генералов пришел военнопленный Иван Петрович Красильников. С первых дней пребывания в лагере Прохоров взял над ним шефство. Уже при первой встрече на вопрос Красильникова: «Что делать?» — генерал, внутренним чувством доверившись красноармейцу, сказал: «Если любишь нашу Советскую Родину, не боишься даже смерти, используй все возможности, чтобы бороться с фашизмом и изменниками». Позже каждый свой поступок Красильников согласовывал с Прохоровым. Через него генерал держал связь с бараками, был в курсе всех лагерных событий. По совету Прохорова Красильников поступил на курсы пропагандистов. Цель была одна — пробраться ближе к своим и уйти к партизанам.

Когда Красильников пришел, генерал Лукин лежал, повернувшись к стене.

— Говори тише, — попросил Прохоров Красильникова. — Михаил Федорович сутки не спал, раны замучили. — И, перейдя к делу, спросил: — Когда и куда отправляют?

— Завтра в Белоруссию, главный распределитель курсантов немец Редлих сегодня объявил. Но я, Иван Павлович, еще хотел вас предупредить. Сегодня нас вызывали к Трухину.

— Вот как? — насторожился Прохоров.

— Да, вызывали по одному. Он вербует в русскую освободительную армию генерала Власова. Златые горы сулил, чин офицерский, паек соответствующий. Призывал освобождать русскую землю.

— Вот оно что! Значит, Трухин не только пропагандистов решил тут подбирать. И что же ты, Иван Петрович?

— Сказал, что я артиллерист, а мои родные и двоюродные братья танкисты, что в каждом советском танке мне будет видеться брат — не смогу стрелять. Лучше, говорю, буду выполнять задание Редлиха.

— Что же он?

— Отпустил.

Оставаться долго в комнате генералов было опасно. Красильников принес Прохорову список людей, которые отправлялись на территорию Белоруссии. Он дал беглую, предположительную характеристику каждому: кто продался немцам и будет выполнять задания Редлиха, кто ищет укромное место, чтобы отсидеться в тени до конца войны, а кто наверняка уйдет за линию фронта или к партизанам.

Прохоров посоветовал Красильникову особое внимание уделять налаживанию связи с партизанами.

— Надо быть предельно осторожными. Вы будете на особом положении. С одной стороны, подпольщики и партизаны будут считать вас ставленниками фашистов, с другой — фашисты ни на минуту не оставят вас без надзора. Они не дураки, понимают, что многие русские пошли на эти курсы с единственной целью — вырваться из лагеря и бороться против них. А теперь пора уходить. Прощаться не стану. До скорой встречи на нашей освобожденной земле! Передай товарищам, что мы с генералом Лукиным желаем вам успеха и хотим, чтобы с вашей помощью Трухин и Редлих получили от немцев пощечину.

— Спишь, Михаил Федорович? — спросил Прохоров, когда Красильников ушел.

— Какой сон, все дословно слышал. Больше всего меня интересует список, который принес тебе Красильников. По всему видно, что в лагере нет никаких признаков коллектива. Каждый опасается друг друга — это понятно. И немцам разобщенность на руку. Нужна организация, Иван Павлович. Но прежде надо знать настроение в бараках. А как это сделать?

— Любой, кто будет часто появляться в бараках, будет на виду. Как этот поп.

— Какой — поп? — удивился Лукин.

— Отец Харитон. Откуда взялся — никто не знает. Ходит по баракам в рясе, с крестом.

— Чудеса! Чем же он занимается?

— Служит панихиды по новопреставленным воинам. С живыми душеспасительные беседы ведет.

— Он что, за немцев агитирует?

— Да вроде нет. Больным, безнадежным исповедоваться предлагает.

— Вот видишь, исповедоваться. На исповеди человек все может рассказать.

— Да какой прок немцам от умирающих?

— Не скажи, умирающий о живом расскажет. Уж не гестапо ли ниспослало этого исповедника? Надо проверить.

Долго следили за отцом Харитоном. Нет. Не бегает поп к лагерному начальству. Сам старается избегать лишних встреч с охраной и администрацией.