Джозеф Коннолли - Отпечатки

• Название: Отпечатки
• Автор: Джозеф Коннолли
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Контркультура
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20597-4

«Отец умер. Нет слов, как я счастлив» — так начинается эта история.

После смерти отца Лукас Клетти становится сказочно богат и к тому же получает то единственное, чего жаждал всю жизнь, — здание старой Печатни на берегу Темзы. Со временем в Печатню стекаются те, «кому нужно быть здесь», — те, кого Лукас объявляет своей семьей. Люди находят у него приют и утешение — и со временем Печатня превращается в новый остров Утопия, в неприступную крепость, где, быть может, наступит конец страданиям.

Но никакая Утопия не вечна — и мрачные предвестники грядущего ужаса и боли уже шныряют по углам. Угрюмое семейство неизменно присутствует при нескончаемом празднике жизни. Отвратительный бродяга наблюдает за обитателями Печатни. Человеческое счастье хрупко, но едва оно разлетается дождем осколков, начинается великая литература. «Отпечатки» Джозефа Коннолли, история загадочного магната, величественного здания и горстки неприкаянных душ, — впервые на русском языке.

---

И они обнялись, по очереди повизгивая (иногда взвизги немного перекрывались).

— Ну-ну! — расхохотался Тедди, вкатывая пустую тележку. — Кое-кто чему-то очень рад! Это потому, что вы оба выучили свои роли назубок?

Джуди высвободилась из объятий все еще пыхтящего Джейми, подбежала к Тедди и обняла его тоже.

— О, лучше — намного лучше, Тедди. Каролина. Жена Джейми, да? Она переедет сюда вместе с их сыном. Ну разве не чудесно?

— Великолепно, — подтвердил Тедди. — Хотя писать для них роли уже поздновато…

— О Тедди! — притворно пристыдила его Джуди. — Опять ты со своей пьесой. Ты что, ни о чем больше не можешь думать?

— Гм… дай прикину. — И Тедди нахмурил брови, старательно изображая глубокие раздумья. — Нет… боюсь, что нет…

— Ты, — засмеялась Джуди, — просто ужасен…

— В общем, плакаты уже почти готовы, Тедди, — радостно сообщил Джейми (потому что, да, — давайте все радоваться тому, что любим). — Нужен еще один трафарет, и тогда я напечатаю, сколько нужно. На большом прессе, знаешь, выглядят просто сногсшибательно. Дизайн великолепен. Кимми заказала его одному из своих.

— О, вот это отличная новость, — восхитился Тедди. — Скорей бы увидеть… Гм. Скажи мне, Джуди, детка, — почему мы по колено в листве?..

— Гм? — отозвалась Джуди. — А, это. Ах — ну разве не прелесть? Это Пол сделал, его гирлянда. Я как раз говорила Джейми — Пол их наделал целую гору. А Джейми — хорошо, Джейми? Джейми расскажет тебе, из чего она сделана. Ну, Джейми?.. Мы ждем.

— О господи, Джуди, — я не могу, гм… ну ладно, гм — сосна, да? Кусочки стекла, само собой… А эти цветы — это, гм, — какие-то цветы. Ах да, и засахаренные груши — правильно, да?

— Браво. Цветы протеи. Дальше.

— Боже. Хорошо, гм. Палочки. Веточки. А эти толстые штуки — это, гм…

— Веточки кизила. Палочки корицы. И?..

— О боже, да — палочки корицы… и, ну…

— Эти толстые штуки, как ты их назвал, это?..

Тедди кашлянул и заговорил:

— Смолистые орехи эвкалипта, — сказал он. — Вот что это такое.

Джуди уставилась на него:

— Знаешь, Тедди — за все те годы, что мы вместе, ты ни на миг не переставал меня удивлять. Откуда, ради всего святого, ты знаешь?..

— Смолистые орехи эвкалипта? О — я думал, это все знают. Ну что — по бокалу шардоннэ? Или, может, бургундского?

Пока Тедди разливал вино, Джейми улучил минутку, чтобы еще раз быстро переговорить с Джуди в углу.

— Ну, Джуди, — что ты думаешь? Все хорошо? Да?

— Теперь все может быть хорошо — да, Джейми. Ты перестал себя ненавидеть. Вот что произошло. Ты больше не занимаешься самобичеванием.

— В этом… дело? Боже — я не знаю. Я только знаю, что мы все снова будем вместе. О господи, как это чудесно. И мы будем разговаривать — мы будем говорить. В смысле, мы с Каролиной будем говорить, да, конечно, — но мы все будем, все вместе. Потому что это необходимо, понимаешь. Это важно.

Джуди кивнула:

— Да. Важно. О, спасибо, Тедди. Мм — вкусное и холодное. Твое здоровье, Джейми. Поздравляю.

Джейми отпил из бокала и расплылся в глупой улыбке. Посмотрел на Джуди и Тедди и просто сказал: спасибо. Но это, понимаете, — важно. Говорить. Потому что иначе, ну… кончишь как Гитлеры.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Мне всегда так… — задумчиво бормотал Майк, поглядывая на самый дальний держатель для картин, словно тот был в силах помочь ему выразить мысль. — В смысле — в это время года, понимаете — в самый канун Рождества… Мне всегда как бы двойственно — пожалуй, так.

Джон принял толстый и низкий бокал из вытянутых пальцев Майка и удовлетворенно погрузился в благодушие.

— Двойственно, да? Ну — это нам особо ничего не говорит, не так ли? К чему бы это? О чем он болтает, Уна? Есть идеи?

— О боже, — засмеялась Уна. — Меня не спрашивай. Я знаю меньше всех. Но думаю, он имеет в виду… что не так, Фрэнки? Тебе не нравится? Крепковато для тебя, может быть?

Фрэнки подняла взгляд, словно ее поймали с поличным. Она обмакнула ноготь в бокал (бледно-зеленоватым он был, этот напиток, но вообще-то не слишком) и очень осторожно лизнула; тень сомнения уже лежала на ее челе, балансируя на грани неудовольствия.

— Он не, гм… — отважилась она, — совсем гадкий, вовсе нет. Просто он немного… а это вообще что, Уна? Тебе нравится, Джонни? Что это мы такое пьем, Майк?

— Он определенно согревает… — осторожно высказался Джон (и подумал: да-да, согревает, так сойдет. Потому что я ее понимаю, бедняжку Фрэнки, — он определенно скорее плох, чем хорош, этот напиток, который я держу).

— Ну, это что-то вроде пунша из джина, — лишь слегка защищаясь, пояснил Майк. — Мне очень нравится. А как тебе, Уна?

— О! — воскликнула Фрэнки. — Джин. Я не люблю джин. А тогда разве можно было достать джин, Майк? Во время войны? Я думала, его было не достать. Ты же вроде говорил, что его нормировали? Что бы это слово ни означало. Они немного потеряли, если хочешь знать мое мнение. Что тут еще намешано? У вас есть шампанское? Я могу мигом за ним сбегать, если хотите, — правда, Джонни? У нас его наверху просто море.

— Ну, вообще-то это совсем не военных времен рецепт. Сюрприз-сюрприз. Он будет постарше на, ох — лет сто, наверное. Кстати, упомянут в «Рождественской песни». Ну, знаешь: Скрудж и так далее.

Фрэнки заморгала и посмотрела на него.

— Диккенс? — попробовал он. — Нет? Ну ладно. Короче говоря, в нем главным образом, ну — джин, разумеется, и, гм, — дикие ягоды и, ну — вода, разумеется. Вот и все. Если в двух словах. Что скажешь, Уна?

— Скажу, — улыбнулась Уна, — это просто чудесно… что Фрэнки может сбегать наверх и принести нам шампанского.

— Вот видишь! — засмеялась Фрэнки. — Я знала, что не одинока! Уне тоже не нравится. И спорим, что Джонни он тоже не по вкусу — просто Джонни слишком вежливый и не скажет. Прости, Майк, — я не хотела грубить. Ну так что, сходить за шипучкой? Да?

— Если тебе и правда не нравится, — слегка обидевшись, уступил Майк, и демонстративно допил свою порцию (в результате чего следующие слова прохрипел), — ну… тогда не пей, Джин. То есть, Джон.

— Может быть, — очень медленно высказался Джон, — бокал шампанского будет чуть больше соответствовать времени года?..

— О боже, ты просто потрясающий, ты это знаешь, Джон? — вскричала Уна. — Как повезло нам и как не повезло дипломатическому корпусу. Майк, его тошнит от твоего пунша, это ясно как божий день. А тошнит его потому — ты должен это признать, Майк, дорогой, — потому, что этот пунш отчетливо склоняется к статусу мерзости. Фрэнки — шампанского: сей же момент. Прости, дорогой, но нужно смотреть правде в глаза.

Фрэнки уже продиралась сквозь бесконечные охристые коридоры и коричневые перегородки Майка и Уны.

— Ну… — признал Майк, собирая почти нетронутые бокалы. — Это был всего лишь эксперимент. В конце концов, Лукас пьет джин…

— Мм, — промычал Джон. — «Танкерей» с оолонгом. Это немного другое.

Майк кивнул:

— Да, наверное. Впрочем, ладно — ничего страшного. Я же говорю — это была всего лишь идея. Я имею в виду, что я, пожалуй, именно это имел в виду. Ну, когда сказал, что мне как-то двойственно. Я имею в виду, понимаете, — я вот что имею в виду: у нас здесь так много всего, верно? Нам всем невероятно повезло. Фрэнки может просто сбегать наверх за прохладным шампанским — а вечером нас ждет Бочкино пиршество. Я хочу сказать, это прекрасно, конечно, это прекрасно…

— Да, — с готовностью согласилась Уна. — И еще как.

— Прекрасно, — повторил Майк. — Я знаю. Я о том и говорю. Просто я никак не могу отделаться от мысли, что, понимаете, — во время войны…

— А, — произнес Джон. — А.

— Ага — ты понял, да, Джон? В войну — в это время года, понимаете, домохозяйка как-нибудь — бог ее знает, как — раздобыла бы жестянку «Спама» или, может, приличный кусок сыру, или еще что-нибудь. Или даже выменяла у фермера, ну, не знаю — цыпленка какого-нибудь или пару яиц. И сейчас ломала бы голову над пирогами, пудингами и прочими сластями — дешевыми и сытными, знаете, но для нее дело чести приготовить их целую гору, причем вкусную. Мандарины, если повезет, и уголек в носке[82] — по паре шестипенсовиков в детские ладошки, если совсем шиковать… но вся семья вместе, понимаете? Ну — не считая тех, кто сражается, разумеется. На войне. И всего два драгоценных дня, чтобы этим насладиться. Самодельные игрушки… а потом снова за работу. За труды праведные.