Анатолий Кожевников - Записки истребителя

• Название: Записки истребителя
• Автор: Анатолий Кожевников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Идите в район Ольшанки, немцы бомбят наши войска.

Маневрируя между черными грозовыми облаками, мы приближались к указанному пункту. Противник уже где-то поблизости. Нужно искать его. В таком небесном хаосе не трудно и просмотреть немцев.

Пробив ливневую стену, мы увидели противника прямо перед собой. Шесть фашистских бомбардировщиков Ю-88, прикрытые таким же числом истребителей, пробирались, обходя грозовую облачность, к цели.

- Яша, за мной! - передаю команду ведомому и врезаюсь в боевые порядки бомбардировщиков.

"Юнкерсы" слева и справа от моего самолета и так близко, что с летчиком одного из них мы даже встретились взглядами. Или это лишь показалось? Бортовые стрелки не успели открыть огня. Они, очевидно, как и мы, попали в подобное положение впервые и не могли сообразить, что делать. Но надо решать незамедлительно, ибо еще мгновение - и фашистские пулеметчики расстреляют нас.

Делаю резкий разворот вправо. чуть не касаясь крылом бомбардировщика, затем влево и, нажимая на гашетки, посылаю в упор длинную очередь по "юнкерсу".

Результатов атаки не наблюдаю, а сразу же атакую второго, но этот успевает скрыться в облаках.

Боевой порядок "юнкерсов" сломан, поодиночке они стремятся достичь спасительных облаков. Настигаю еще одного, даю очередь по правому мотору, а затем по левому. Бомбардировщик вспыхнул и полетел на землю.

Только теперь "мессершмитты" пошли на выручку своих бомбардировщиков. Имея большое превышение, они ринулись на нас всей шестеркой.

- Яша, за мной!

Развернувшись на встречный курс, повел самолет с принижением, чтобы избежать прицельного огня и разогнать скорость, обеспечивающую выполнение полупетли, позволяющей зайти в хвост истребителям противника.

Бросаю беглый взгляд на ведомого. Варшавский пошел в лобовую атаку. Это ошибка.

- За мной! - повторяю команду, но Варшавский продолжает атаку с кабрированием и потерей скорости.

Один против шести.

Я ничем не могу помочь ведомому: не хватит ни времени, ни маневра. По вспышкам пулеметных очередей определяю, что он открыл огонь. Но ведь его пулемету и пушке противостоят двенадцать эрликонов и маузеров! На моторе и плоскостях самолета Варшавского засверкали разрывы фашистских снарядов. Лишь бы не по кабине...

Вдруг истребитель моего ведомого перешел в крутое планирование. И почти одновременно с левого борта "мессершмитта" вырвалось красное пламя. Фашист так и не вывел машину из пикирования до самой земли.

Немцы в ярости бросились на планируюший, беззащитный "як". Отбивая атаки врага, я прикрываю Варшавского до посадки. "Мессершмитты" прекратили огонь и ушли за линию фронта. Запомнив место приземления и довольный тем, что летчик жив, я взял курс на свой аэродром.

Дождевые тучи пронеслись к востоку, но облачность сохранилась. Кое-где в окнах меж облаками пробивались лучи вечернего солнца. Совершенно неожиданно справа по курсу появилось два самолета - корректировщик "Хейншель-126" и "мессершмитт". Сочетание странное. Обычно или ни одного, или уж пара истребителей прикрывает "Хейншеля-126", прозванного за свою тихоходность и широко разнесенные неубирающиеся шасси каракатицей.

Самолеты проходили на расстоянии 500 - 600 метров. "Мессершмитт" летел со скоростью прикрываемого им корректировщика. Противник меня не видел.

Разворачиваюсь вправо и выхожу на курс "мессершмитта", Маленький подворот - и горизонтальная нить прицела перерезала крылья фашистского истребителя, а фюзеляж лег на перекрестие сетки. Мне пока ничто не угрожает, и я решаю подойти к гитлеровцу как можно ближе. Дистанция сокращается быстро, какая-нибудь доля секунды...

- Молись, гад! - вырвалось у меня от радости.

Нажимаю гашетки, но знакомого треска пулеметов не слышно. Кончились патроны, а таранить нет смысла.

Терять "яка" за "шмитта" невыгодно. Даю полный газ и стремительно проношусь почти над самой кабиной развесившего уши немца. Летчик "мессершмитта" сваливает машину в крутое пикирование и, бросив корректировщика, удирает в направлении своего аэродрома.

Было досадно и вместе с тем забавно смотреть на улепетывающего аса. Одна бы короткая очередь - и несдобровать ему! Снова беру курс на аэродром. Снизившись до бреющего полета, иду над шоссе. Впереди вырисовывается насыпь железной дороги, краснеет уцелевшая крыша железнодорожной станции Сажное. По шоссе идут бронетранспортеры и танки. Радостно смотреть на эту картину! Не так, как в сорок первом году, выглядят сейчас шоссейные дороги. Не бредут по ним на восток усталые, спасающиеся от немцев люди. На запад к фронту движутся свежие силы.

Неожиданно с шоссе к моему самолету устремились огненные трассы. Крупнокалиберные пули, пробивая крылья и фюзеляж, вырывали куски обшивки. Двигатель захлебнулся. С плоскостей потянулся длинный шлейф огня: горел бензин, и пламя охватило весь самолет. В закрытую кабину оно не проникало, но едкий дым горелой резины и лака слепил глаза.

Что делать? Для прыжка нет высоты, а между тем ежесекундно можно ожидать взрыва бензобаков. Нужно немедленно садиться.

Почему, однако, пулеметные очереди над нашей территорией? А может быть, и не над нашей? Неужели потерял ориентировку? Используя запас скорости, проношусь над деревней. Впереди крутой встречный склон возвышенности. Чтобы избежать лобового удара, разворачиваю горящую машину и сажусь вдоль огородов.

Быстро открываю фонарь. Вокруг ничего не видно, красное пламя окружило плотным кольцом. Освободившись от наплечных ремней, пытаюсь выскочить. Деформированное ножное управление прижало правую ногу.

Неужели придется сгореть? Изо всех сил дергаю ногу.

Сапог остается под ножным управлением, но нога свободна. Выскакиваю в траву. На мне тлеет одежда, горит целлулоидный планшет.

От хаты, через огороды, не разбирая дороги, бегут босоногие мальчишки, а с другой стороны военные. Неужели немцы? Достаю пистолет - живым не дамся.

Обгоняя пеших, вперед выскочил всадник. Маскировочные халаты скрывают форму. Но по всем движениям по удали чувствую своих. Окончательно убедился в этом по круглому диску направленного на меня автомата:

- Наши, наши, помогай! - закричал я вне себя от радости.

- Что у них, глаза косые - своих сбивают. Я тороплюсь фашиста сцапать, а тут на-те, пожалуйста, свой, - говорил верховой, соскакивая с лошади на землю. Он оказался лейтенантом, командиром взвода, оборонявшего этот район. Лейтенант вместе с другими принялся срывать с меня тлеющую одежду.

- Ну, вот и все, товарищ летчик, - сказал он, когда я оказался совсем голым. - Раз, два, - и стоите в чем мать родила... Подгорели вы малость, но сейчас чем-нибудь поможем.

Лейтенант позвал стоявшую невдалеке медсестру и приказал ей оказать мне помощь. Сестра молча сняла с соседнего солдата маскхалат, набросила на меня и принялась обрабатывать ожоги. Она делала это проворно и умело, а когда закончила, сказала:

- Все в порядке. Может быть, что и не так, в лазарете поправят. У нас в пехоте с ожогами дел иметь не приходилось.

Солдаты ругали пулеметчика, подбившего меня. По их словам получалось, что пулеметчик трус, сопляк и на фронте впервые.

- Черт-те что получается. Человек от нас отогнал бомбардировщиков, а его за это вместо благодарности чуть не сожгли, - возмущался солдат, маскхалат которого был на моих плечах... - Откуда будете? Может, земляк? начал он после небольшой паузы обычный фронтовой расспрос.

- Если из Красноярска, то земляк, - ответил я.

- Я из Красноярска!

- И я!

- У нас почти все из Сибири, - раздались голоса.

Посыпались спросы-расспросы. Пока мы беседовали, лейтенант привез кое-какую одежду. Обмундирование было старенькое, почти не пригодное к носке.

- Прошу извинения, - сказал он, - но больше под рукой ничего не оказалось, а на склад ехать далеко.

В окружении солдат и мальчишек я направился в деревню. Нужно было найти трофейную команду, расквартированную, по словам лейтенанта, где-то на западной окраине. Возможно, что на их машине мне удастся добраться до аэродрома. Нашел я их быстро, и вскоре полуторка, оставляя за собой пыльный хвост, мчала меня в полк.

Подробно доложил о бое, о происшествии с моим самолетом и указал место посадки Варшавского. За ним сейчас же отправилась автомашина.

ПОД БЕЛГОРОДОМ

Коротка июльская ночь. Не успело еще по-настоящему стемнеть, а на востоке уже заря. Летчик встает с зарей. Но ой как хочется спать...

Просыпаюсь от легкого прикосновения старшины Богданова.

- Светает, товарищ командир. Разрешите поднимать летный состав?

- Поднимай, Константин Иванович. Как погода?

- Хорошая. Облака разогнало. Ведро будет.

С дикой груши, под которой я спал, стекала роса. Крупные капли, собираясь на кончиках листьев, срывались вниз.

- Опять тихо, - говорит старшина, - ни единого выстрела. Что они только думают, товарищ командир?