Анатолий Кожевников - Записки истребителя

• Название: Записки истребителя
• Автор: Анатолий Кожевников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Восьмерка фашистских истребителей, маскируясь солнцем, стремительно пошла в атаку на наш боевой порядок. Разворачиваю эскадрилью на встречный курс и принимаю лобовой удар. Мгновение - и сраженный длинной очередью "мессершмитт", перевернувшись через крыло, входит в отрицательное пике. За ним никто не следит, ибо мы отбиваем одну атаку за другой...

Неожиданно на моем самолете чихнул мотор. Привычным движением левой руки берусь за рычаг бензокрана. Обычно легко вращающийся кран на этот раз не поддавался. Что делать? Топливо все. Обрезаю до крови пальцы, пытаюсь открыть кран, но напрасно...

Выхожу из боя с неработающим двигателем. Спланировав на свою территорию, приземляюсь вблизи переднего края. Но лишь только самолет сел, десятки артиллерийских снарядов подняли вокруг него фонтаны земли и зажгли почти исправную машину.

В поздних сумерках с парашютом через плечо я добрался до аэродрома и, не заходя в свою землянку, отправился на командный пункт полка.

- Наконец-то вернулся, - встретил меня начальник штаба Веденеев. - Что, сбили?

- В том-то и дело, что не сбили. Мне кажется, что кран бензобаков был законтрен.

- Как законтрен? - от неожиданности почти крикнул Веденеев.

- Товарищ майор, у нас в полку какая-то сволочь работает. Не может быть, чтобы кран заело. Он у меня всегда легко переключался, а сегодня всю руку изрезал, да так и не открыл, - доложил я.

- Ну, а самолет как?

- Артиллерия накрыла, сел рядом с передним краем, все как на ладони видно.

Начальник штаба задумался.

- Ты о Гамилицком какого мнения? - спросил он в упор.

- В него я потерял веру. Подозрительный человек. Как только поработает с радиоаппаратурой, так что-нибудь обязательно с самолетом случится.

- Давай-ка пойдем на стоянку! Посмотрим, как открываются краны на других машинах. Может быть дел о их несовершенстве. Краны-то ведь мы своими силами устанавливаем.

Зайдя по пути за инженером полка, мы втроем отправились к самолетам. Осматривая их, случайно встретили Гамилицкого. Он сидел в кабине одной из машин и, казалось, увлекся настройкой приемника.

- Чем занимаетесь? - спокойно спросил его инженер.

- Да вот, пока механик на ужине, решил проверить градуировку приемника, - так же спокойно ответил радист.

Инженер, став на плоскость, опустил руку за борт и, нащупав бензокран, попытался его повернуть.

Гамилицкий заметил движение инженера и с нарочитой медлительностью вылез из кабины.

- Вы подождите, товарищ техник, не уходите, - обратился к нему Веденеев.

Гамилицкий неожиданно кинулся в кусты.

- Стой, гад, руки вверх! - закричал я, бросившись следом за ним.

Вместо ответа из темноты прогремел выстрел. Но тут же раздалось:

- Врешь, не уйдешь!

Это находившийся в кустах сержант Себеев навалился на плюгавого радиста и по-медвежьи заломил ему руки назад.

На допросе. Гамилицкий сознался, что он чистокровный судетский немец, продолжительное время жил в России и вместе с отцом занимался шпионажем и диверсиями.

После ареста "радиста" отказы материальной части прекратились.

МОЛОДЫЕ НАБИРАЮТСЯ ОПЫТА

Июнь. На фронте в районе Курской дуги относительное затишье. Но это именно то затишье, про которое говорят, что оно перед бурей. Скоро здесь разгорятся события, самые крупные за весь прошедший период войны, а пока с каждым днем с обеих сторон усиливается концентрация войск. Подходят танковые части, артиллерия, пехота...

Противник ведет интенсивную авиационную разведку, пытаясь вскрыть нашу оборону. Воздушные бои от линии фронта перешли в полосу войскового и армейского тылов. Это были короткие схватки с одиночными "юнкерсами"-разведчиками, с мелкими группами истребителей. Иногда фашисты пытаются бомбить наши коммуникации и более крупными силами.

Работы нашим истребителям хватает.

В одном из боев я получил осколочное ранение. На санитарном самолете меня направили в госпиталь. По пути следования, на аэродроме бомбардировщиков, когда санитарная машина заправлялась горючим, я увидел знакомые лица летчиков дальнего разведывательного полка - Васю Дзюбу и Иванова.

- Привет, ребята! - крикнул я из подвесной гондолы.

Друзья обступили маленький самолет, и, пока его заправляли, у нас завязался разговор.

- На ремонт? - спросил Дзюба.

- Выходит, так. "Мессера" подковали.

- Тебя "мессера", а меня на днях свои чуть не сбили. Рубанули по правому мотору - и сами в сторону. Ваши братья - истребители. На "яках"...

Значит, разведчиком, которого мы с Семыкиным приняли за противника, был Вася Дзюба. Здорово! Размышлений по этому поводу хватило на всю дорогу до госпиталя. Вот что значит неясность воздушной обстановки - можно погибнуть не только от врага, но и от своих.

В тесной гондоле слегка покачивает. Гудит мотор. Внизу проплывает ласковая зеленая земля. Наконец разворот, и летчик, убрав газ, пошел на посадку, а еще через десять - пятнадцать минут я в госпитальной палате.

Потянулись длинные томительные дни. Пробую вести счет часам, мало помогает. А с переднего края все упорнее вести о приближении большой грозы. Рана моя начинает заживать, но не так быстро, как хотелось бы. Упрашиваю врачей о досрочной выписке, но лечащий врач упорно сопротивляется.

Потеряв надежду на законное "освобождение", добываю обмундирование и на попутном санитарном самолете добираюсь до своего аэродрома. Давно не было у меня такой радости, какую я испытал в тот момент, когда увидел под собой знакомое летное поле, окаймленное полукругом истребителей.

Бросаю взгляд на стоянку своей эскадрильи. Места, где были самолеты Кузьмина и его напарника Кирьянова, не заняты.

"Наверное, на задании", - мелькнула мысль.

Первым, кого я встретил на стоянке эскадрильи, был Семыкин. Он виновато доложил, что в мое отсутствие эскадрилья потеряла два самолета, а Кузьмин и Кирьянов находятся в госпитале. Сам Семыкин, прихрамывая, ходил с палочкой.

- Довоевались! До настоящих боев уже успели отметиться, - с укором бросил я.

- Товарищ командир, здесь такая заваруха была! Как пошли фашисты на Курск, конца края им не видно.

Подошли летчики эскадрильи и после дружеских приветствий, крепких рукопожатий включились в наш разговор.

- Да, был бой, каких мало, - блестя глазами, говорил Варшавский. Читали, наверное, про массированный налет? Ох, досталось же немцам! От самого фронта до Курска и обратно горели "юнкерсы". В бою у нас потерь не было, а когда пришли на аэродром,- сплоховали. Облачность баллов девять. Ну, думали, кто нас по такой погоде тронет? На посадку пошли без прикрытия.

Спокойно разошлись по кругу, а в это время "шмитты" тут как тут. Первым вспыхнул Кузьмин, потом Кирьянов. И Валентину Семеновичу немного досталось.

Летчики нарушили правило, ставшее для нас железным: прикрывать посадку первых самолетов. Такое прикрытие мы делали всегда, для чего выделяли самую лучшую пару, которая, в случае неожиданного появления над аэродромом истребителей противника, могла связать их в коротком бою.

- Это всем нам наука, - говорю Семыкину.

Наука за халатность, за пренебрежение бдительностью. Хорошо, что не столь дорогая наука. Надо, чтобы она пошла впрок. Летчики эскадрильи хотя и научились вести воздушный бой, но еще не все умели правильно оценивать воздушную обстановку. Нужно было срочно ликвидировать тактическую неграмотность. Средством для этого я избрал личный показ на истребителе с комментариями по радио своих действий от начала обнаружения противника и до конца "боя". Такой метод оказался довольно эффективным и помог молодым летчикам.

Шли дни.

Однажды эскадрилью подняли по тревоге. Лишь только я включил рацию, в наушниках тревожно прозвучало:

- Помогите. Веду тяжелый бой в районе Тамаровки. Высота две тысячи метров.

Разворачиваю эскадрилью на Тамаровку, набираю высоту. В наушниках одна за другой слышны команды ведущих взлетающих групп истребителей. Совершенно очевидно, что бой затянулся. Идет наращивание сил с обеих сторон.

Семибалльная кучевая облачность обеспечивала эскадрилье скрытый подход. Отдельные пары "мессершмиттов" прятались за шапками облаков, обеспечивая себе наивыгоднейшее положение. Гитлеровцы взяли высоту. Нужно лишить их этого преимущества.

Атакую первую попавшуюся пару.

"Мессершмитты" не видели нас и были застигнуты врасплох. С первых же очередей мне и Варшавскому удалось зажечь по самолету. Вторую пару атаковал Бакшаев - и еще одна машина противника оставила за собой отвесный след горяшего бензина.

Падение одного за другим трех вражеских самолетов через самый центр боя подействовало на фашистов размагничивающе. Они как-то обмякли, стали нерешительными. Наших же летчиков это воодушевило.

Оставляю одно звено выше облаков и, выбрав наиболее сконцентрированную крепкую группу "мессершмиттов", иду остальными силами эскадрильи в атаку.