Екатерина Соловьёва - Хронофаги

• Название: Хронофаги
• Автор: Екатерина Соловьёва
• Жанр: Фэнтези

Время — это кольцо. Время — это жизнь. И пожирать его, значит пожирать самого себя… Чтобы понять это, Бертрану нужно вернуться на несколько сот лет назад, Иветте вспомнить то, что забыто, Валентину — найти и потерять то, что искал всю жизнь…

---

— Не вставай. Гости могут подумать, что ты чем-то недовольна.

Голос принадлежал мужчине слева, что восседал на высоком деревянном троне. Густые чёрные волосы до плеч украшала золотая корона, на широкой груди, облечённой в изумрудную рубашку, покоился тяжёлый медальон.

— Ты кто? — удивилась она, разглядывая бледное скуластое лицо, бороду и сверкающие, словно звёзды, глаза, что переливались то синим, то зелёным.

— Царь Ольши, — широко улыбнулся он, показывая крупные белые зубы. — Я вижу, тебе скучно. Эй, музыканты! Сыграйте-ка что-нибудь весёлое!

И тут же грянула такая задорная разухабистая мелодия, что Вета с трудом удержалась, чтобы не пуститься в пляс, как некоторые гости — кавалеры выскочили из-за стола и принялись кружить дам по залу, образуя пары, цепочки, хороводы.

— Где это я? Как я сюда попала? — забеспокоилась девушка, оглядывая своё шелковое платье с длинными рукавами и ощупывая пушистый венок на голове.

В памяти мелькала только кухня, отведённый нож, вскрик старика и провал… куда-то в холодную воду, как тогда, на озере… и чьи-то руки несут куда-то… свет…

— Я вижу, ты голодна, — царь хлопнул в ладоши, и тут же тоненькая девушка протянула широкий поднос с печёной птицей, обложенной яблоками и виноградом.

— Мне бы домой… — пробормотала Вета, отодвигая предложенную пищу. Такое странное гостеприимство настораживало.

— Хочешь обидеть нас? — нахмурился государь, сведя чёрные брови. — Сядь и отведай, повара постарались на славу.

Видя, что гостья никак не решается, служанка взмолилась:

— Останьтесь, хоть на минуточку! Мы так ждали Вас, так ждали!

Голос девушки был таким искренним, обволакивающим, что Вета уступила и села обратно, на трон, угостившись кроваво-красным яблоком.

Царь довольно улыбнулся.

Когда пространство перестало выкручивать, словно мокрое бельё, что отжимает прачка, Бертран рискнул открыть глаза и тут же рухнул на поляну, залитую оливковым светом. Высоченные сосны чередовались с могучими дубами, закрывая полуденное, отчего-то мрачное небо. С разлапистой ели, затрещав, вспорхнула сорока.

— Идём, — сипло прокаркал кто-то рядом.

Поднявшись, Бертран увидел сгорбленную старуху, закутанную в настолько тонкую ветошь, что сквозь дыры виднелось дряхлое тело. Белые космы, закрывающие сморщенное лицо, из-под капюшона небрежно вырывал ветер.

— Ты кто? Ведьма?

— Торопись, рыцарь, — ответила бабка, — с минуты на минуту царь поднесёт ей кубок с зельем. А потом будет поздно. Ступай за мной.

Кардинал поспешил за шустрой старухой, ныряющей между стволами с приличной скоростью. Они достигли опушки леса, где жёлтыми пеньками светлела просека, и остановились. Спустя мгновение на широкой проплешине появился босой дровосек в старой грязной рубахе и серых портках. Бросив на траву верёвку и сняв с плеча тяжёлый топор, он примерился к небольшому платану, поплевал на ладони и принялся рубить. Бертран так и смотрел бы на него, если бы старуха не ткнула его в бок, кивнув головой на фигуру, что высилась в тени, опираясь на вековую сосну, и задумчиво разглядывала крестьянина. Незнакомец вдруг вышел на свет и легонько толкнул шершавый ствол. По всему лесу раздался оглушительный треск, свист, но дровосек, даже обернувшись, не успел отпрыгнуть в сторону — ему придавило ноги. Просеку огласил мат и вопли боли, страдалец силился приподнять тяжеленное дерево, но ничего не выходило. Прождав минут десять, пока у жертвы иссякнет надежда, фигура подобралась ближе, оказавшись богато одетым чернобородым мужчиной в золотой короне.

— Что, голубчик, не повезло тебе сегодня? — деловито поинтересовался он у крестьянина, наклонившись над ним.

— Добрый господин, помоги, сделай милость! — взмолился мученик. — У меня жена дома на сносях, пропадёт ведь одна-то… А я уж не забуду, Ваша милость, буду тебе служить до самой смерти! Ох, больно-то как!.. Только помогите…

— Будешь, будешь, ещё как будешь, — усмехнулся богач, поцокав языком, и навалился всем весом на сосну, вырывая у страдальца новые стоны. — Поклянись своим родом, что отдашь мне то, что дома у себя никогда не видал. Иначе лежать тебе здесь до ночи, пока лисицы да барсуки не явятся…

После нескольких минут раздумий лесоруб согласился, очевидно, решив, что женщина на сносях не станет бегать по соседям или в город за новой вещью. Едва заполучив согласие, «благодетель» сделал вид, что напряг все силы, приподнимая дерево, и выпуская крестьянина из опасной ловушки. Осмотрев целые ноги, дровосек поднял голову, чтобы поблагодарить незнакомца за спасение, но никого не увидел. Торопливо перекрестившись, он поднял верёвку, топор и заковыял домой.

— Держись за меня, — хрипло посоветовала старуха и Бертран опасливо ухватился за костлявое плечо.

В полёте лес слился по краям в две изумрудные сверкающие полосы, остановившись на самом краю, где раскинулась крохотная деревушка в десять дворов, едва озаренная рогатым месяцем. У ворот покосившегося дома, в окне которого теплился свет, столпились соседи, мужчины одобрительно хлопали по плечу бледного ещё дровосека, пыхтели самодельными трубками и громко смеялись. Вдруг дверь скрипнула и на пороге появилась полная краснолицая женщина в чепце. Отерев вспотевший лоб, она шумно выдохнула и громко объявила:

— Девочка!

— Девочка… — эхом отозвался дровосек, и лицо его расплылось в нездоровой улыбке облегчения, больше похожей на оскал. — Девочка…

— Держись. Пойдём ещё через шестнадцать лет, — глухо пробормотала старуха, и в её голосе кардиналу послышалась давняя затаённая боль.

Следующим пейзажем открылся песчаный берег широкой полноводной реки, залитый полуденным солнцем, телега с дровами, прикорнувшая на обочине узкой дороги, и семья из трёх человек. Бертран без труда узнал постаревшего лесоруба, и теперь с интересом рассматривал его жену и дочь: сгорбленная светловолосая женщина в переднике, с усталым лицом и синяками под глазами, и прелестная девушка в изношенном сером платье, явно маленьком, с мечтательным взглядом и аккуратной шапочкой золотистых волос.

— Мюзетта, дочка, набери воды, да зайди подальше, чтобы чистая была, — крикнул дровосек. — А ты, Марта, сполосни мою рубаху, вся в пыли. Не дело в город грязным ехать.

Улыбнувшись, девушка взяла с телеги баклажку и бросила взгляд на кусты вереска, где стояли старуха и кардинал. Бертран вздрогнул, инстинктивно подавшись назад, но бабка остановила его, пробубнив:

— Тихо. Моя дочь нас не видит. Это прошлое. Иди за ней, сам всё увидишь…

Они по колено зашли в реку вслед за Мюзеттой, оставив позади её мать, полощущую мужнину рубаху в мутных илистых потоках. Вдруг вода вокруг бёдер девушки слегка забурлила, показались руки в изумрудных рукавах, уцепившиеся за подол холстяного платья, потянули вниз, на дно. На визг женщина бросилась со всех ног. Схватив дочь подмышки, она потянула её к берегу, что было сил.

— Жак! Помоги, Жак!

Бертран обернулся на дровосека. Тот истово крестился, не сходя с места и неразборчиво шепча молитвы. Кардинал перевёл взгляд обратно: борьба шла нешуточная, из глубины на мгновение выглянула недовольная чернобородая физиономия и тут же ушла под воду, дёрнув испуганную девушку вниз сильнее. Однако, в какой-то момент матери удалось с силой рвануть дочь на себя и оттолкнуть на мелководье.

— Беги, Мюзетта…

Это были её последние слова: речные руки крепко обхватили лодыжки женщины и мгновенно утащили на дно. Выпачкавшись в иле и песке, девушка выползла на берег и горько разрыдалась, закрыв лицо грязными ладошками. Внезапно река забурлила снова, из волн по пояс поднялся разгневанный бородатый мужчина в дорогом изумрудном кафтане и закричал, грозя лесорубу:

— Счёт не закрыт, Жак! Не закрыт, слышишь?! Добром или силой — я получу ребёнка из твоего рода!

— Незачем дослушивать, — прошелестела старуха, смахивая непрошеную слезу. — Идём в твоё время, рыцарь…

Всегда свободная, гордая Рона, ныне скованная небывало толстым льдом, сверкала под солнцем морозным утром, и у путешественников во времени изо рта вырывался пар. Они встали на берегу, где теснились старые кирпичные лачуги, а из редких труб валили чёрные столбы дыма. По скользким деревянным мосткам осторожно пробиралась женщина с корзиной белья подмышкой, следом ступала закутанная в старую шаль четырнадцатилетняя девочка в вязаной шапочке, низко натянутой на лоб. Она тащила мешок с мылом и щётками.

— Жанетта! — дёрнулся вперёд Бертран, но замер, понимая, что ничего не может изменить. Сердце колотилось глухо, мощными ударами отдаваясь во всём теле.

Мадам Бурре намочила две простыни, одну вручила дочери, вторую принялась методично намыливать сама. Они о чём-то шутили между собой и едва слышно посмеивались, а кардинал тоскливо подумал о том, что тогда воробышек улыбался чаще. Девушка наклонилась над прорубью и опустила бельё в воду, чтобы смыть грязь, жир и мыло. И вдруг что-то потянуло ткань вниз, Жанетта вскрикнула, сжав скользкие края, и упала на лёд. Раздался громкий треск, белая корка начала лопаться и мадам Бурре, в ужасе отбросив стирку, протянула руки вниз: