Эльза Вернер - Архистратиг Михаил

• Название: Архистратиг Михаил
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: Издательский дом «BBN»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-13-1Х

Читателям, уже знакомым с произведениями Э. Вернер («Фея Альп», «Развеянные чары», «Эгоист» и др.), и тем, кому ее имя еще не известно, будет одинаково интересно прочесть предлагаемые два романа, которые без преувеличения можно назвать лучшими романами талантливой немецкой писательницы. В соответствии с законами жанра «дамского романа», их положительные герои — яркие личности, волевые люди, мужчины отважны и благородны, а женщинам сильный характер не мешает быть нежными и очаровательно-женственными. Отрицательные герои наделены не менее пылкими страстями, и жизнь приводит тех и других к яростному единоборству.

Романы, написанные, как все произведения Э. Вернер, очень увлекательны, насыщены событиями, и хотя главное их содержание — любовь и связанные с ней переживания героев, в первом из них — «Архистратиг Михаил» — есть детективная линия и даже действуют шпионы, а во втором — «Проклят и прощен» — плетет интриги жестокий и коварный священник. Но судьба покровительствует влюбленным и, вопреки всевозможным препятствиям, приводит их к счастью.

OCR — ОксанаЛьвова

Spellcheck — Вера

E. WERNER (Elisabeth Burstenbinder) // Sankt Michael (1887)

Эльза Вернер, «Архистратиг Михаил. Проклят и прощен»

Пер. с немецкого. — Харьков: Издательский дом «BBN», 1994, 576 с.

---

Но за него ответила Гортензия:

— Конечно, папа, он говорит о моей прекрасной, солнечной родине. Ты должен понять, что нам она точно так же дорога, как тебе твоя!

— «Нам»? — холодно переспросил генерал. — Надеюсь, ты говоришь лишь о себе, Гортензия? Я нахожу вполне естественным, что ты всей душой привержена к своей родине, но Рауль — Штейнрюк, и ему нечего искать в Провансе. Его любовь принадлежит, разумеется, его родине!

Слова графа звучали почти угрозой, и у Гортензии на языке был резкий ответ. Но графиня, мать Герты, отлично знавшая яблоко раздора в семье, поспешила направить разговор в другую сторону.

— Наши девушки все еще не готовы! — заметила она. — Я просила Герту помочь немного Герлинде в туалетных делах, ведь бедная девочка сама ровно ничего в этом не понимает!

— Маленькая Эберштейн вообще кажется очень ограниченной, — сыронизировал Рауль. — Обыкновенно она молчалива, словно гробница ее предков, но стоит нажать на историческую пружину, и она начинает лепетать, словно попугай. Тогда она разражается рядом имен, от которых волосы становятся дыбом, и бездной исторических дат... Просто ужас, да и только!

— И тем не менее именно ты всегда вызываешь Герлинду на эти разговоры и заставляешь ее быть смешной! — с упреком сказала графиня. — Она чересчур неопытна, чтобы заметить насмешку под твоей вежливостью и мнимым интересом к ее познаниям. Неужели ты не можешь оставить ее в покое?

— Но она сама напрашивается на насмешки! — бросила Гортензия. — Боже мой, что за наряды и что за реверансы! А стоит ей раскрыть рот, и конец! Не сердись на меня, милая Марианна, но почти невозможное дело ввести твою крестницу в общество!

— Бедная девочка не виновата в этом! — сказала графиня Марианна. — Она имела несчастье потерять мать в самом раннем детстве, никогда не видела света, никогда не соприкасалась с людьми, за исключением отца, и старый чудак своим нелепым воспитанием сделал ее такой.

— Я поражаюсь твоему терпению, милая Марианна, тому, что ты вообще еще водишься с Эберштейном, — сказал Штейнрюк. — Как-то прежде я однажды навестил его, потому что мне было жаль, что он так одинок! Но мне прежде всего, пришлось выслушать от него, что его род на двести лет старше моего. Он повторил мне это, кажется, шесть раз подряд. От него было невозможно добиться ни единого разумного слова, а теперь он окончательно впал в детство!

— Он стар и болен, а это печальная судьба — оканчивать свои дни в бедности и одиночестве, — мягко возразила графиня. — С тех пор как подагра заставила его выйти в отставку, у него только и остались маленькая пенсия и развалины замка. Если бы удалось по крайней мере хоть уговорить его расстаться на некоторое время с Герлиндой! Я охотно взяла бы ее в Бернгейм или в город, потому что этой зимой мы пробудем там некоторое время. Только едва ли я смогу добиться этого!

— Старый эгоист! — сердито сказал генерал. — Что станется с бедным ребенком, когда он закроет глаза? Однако наши девицы и в самом деле заставляют ждать себя, пора бы им уже выйти!

Действительно, девицы несколько запоздали, но их задержали вовсе не туалетные дела. Герта была уже совершенно одета и, отпустив камеристку, стояла перед зеркалом. Можно было подумать, что она увлечена созерцанием своей красоты, но странно мечтательное выражение ее глаз свидетельствовало о том, что она даже не смотрит на свое отражение, а унеслась мыслями куда-то очень далеко.

Дверь соседней комнаты тихо отворилась, и вошла Герлинда. Обе девушки всегда были вместе, когда графское семейство приезжало в Штейнрюк, но тем не менее ни малейшей интимности между ними не было. Герлинда с боязливым восхищением смотрела на блестящую Герту, тогда как последняя относилась к ней лишь со снисходительным пренебрежением, а порой и дерзко высмеивала ее.

И сегодня тоже глаза Герлинды с восхищением остановились на юной графине, которая действительно была необыкновенно хороша в белом атласном платье, тяжелыми мягкими складками ниспадавшем до полу от тонкой талии. Волосы Герты украшала одна единственная белая роза, и букет ароматных полураспустившихся розовых бутонов лежал на столике около зеркала:

— Как ты красива! — невольно сказала Герлинда.

Молодая графиня обернулась и улыбнулась, но это не было улыбкой удовлетворенного тщеславия.

— Могу вернуть тебе этот комплимент, — ответила она. — Сегодня у тебя прелестный вид!

На молодой девушке сегодня уже не было серого золушкиного платья, потому что графиня позаботилась о подходящем туалете своей крестницы для предстоящего бала. Но Герлинда, видимо, была подавлена непривычной роскошью и не умела носить платья. Она чувствовала, насколько не подходит сама к окружающему блестящему обществу, и это еще более запугивало ее. Она стояла теперь в сильном смущении и не решалась поднять взор.

— Только ты должна отучиться от этой смешной чопорности, — критиковала Герта, — в своем Эберсбурге ты просто разучиваешься держать себя, как следует! Ведь ты никого не видишь там, кроме отца и мужиков из соседнего села, где ты бываешь у обедни!

Герлинда молча поникла головой. Никого! Она подумала о юном госте, который пришел в бурю и непогоду и ушел в яркий солнечный день. Она до сих пор ни звука не проронила о нем, хотя это было целым событием в ее одинокой жизни. Какая-то бессознательная стыдливость смыкала ее уста, а сегодня она уже ни в коем случае не могла бы говорить об этом. Воспоминания о солнечной утренней грезе на развалинах старого замка не годились для слуха гордой молодой дамы, с такой ледяной рассудительностью критиковавшей свою подругу детства.

Герта снова отвернулась и при этом смахнула со стола букет, Герлинда подняла его.

— Спасибо! — равнодушно сказала Герта, взяв цветы. Должно быть, букет был связан кое-как, потому что одна из роз отделилась от своих сестер и упала к ногам молодой графини. Последняя со странно суровым выражением смотрела на нее. Быть может, ей припомнился тот вечер, когда вот такой же ароматный бутон упал из ее рук, чтобы умереть под раздавившей ее железной ступней.

— Оставь! — бросила она, когда Герлинда снова хотела нагнуться. — Велик толк от одной розы! Ведь у меня их достаточно!

— Но ведь это — подарок твоего жениха! — заметила девушка.

— Ну да, и я возьму с собой букет на сегодняшний вечер, большего Рауль не может потребовать от меня. Только бы поскорее окончилась церемония поздравлений! До смерти скучно выслушивать от всех и каждого одно и то же и отвечать на все банальные приветствия! Я сегодня совершенно не в надлежащем расположении духа для этого!

Слова Герты звучали нетерпеливо, и Герлинда с удивлением посмотрела на невесту, которая в день обручения обреталась не в «надлежащем» настроении, чтобы принимать поздравления.

— Разве ты не любишь графа Рауля? — наивно спросила она.

Герта снова резко обернулась.

— Странный вопрос! Как это тебе пришло в голову? Разумеется, я люблю его: ведь мы воспитаны друг для друга, я еще с детства знала, что он предназначен мне в мужья. Он красив, храбр, любезен, равен мне по имени и роду, почему же мне не любить его? Ты, наверное, думаешь, что и в наши времена браки должны происходить при такой же романтической обстановке, как в старых хрониках, где невесту надо было добыть непременно мечом и борьбой? Только вчера ты рассказывала нам историю о какой-то Гертрудис...

— Гертрудис фон Эберштейн и Дитрих Фернбахен любили друг друга, — сейчас же подхватила Герлинда, словно это имя послужило для нее боевым кличем. — Но она не могла бракосочетаться с ним, ибо он был не рыцарского, а купеческого происхождения.

— Не могла? — спросила Герта, вскидывая голову. — Может быть, не хотела? Наверное, ей было противно менять старое, благородное имя на имя случайно разбогатевшей семьи. Ты этого не понимаешь, Герлинда? Ну, например, как бы ты поступила, если бы влюбилась в мещанина?

— Это было бы ужасно! — сказала маленькая дворяночка со всем ужасом отпрыска десятого столетия. — Но папа говорит, что этого не должно быть.

— Однако это случилось и даже в вашем собственном роду! Кстати, как, собственно говоря, кончилось дело: отказалась ли твоя прародительница от своего Дитриха?

Бедная Герлинда и в самом деле не замечала, что во все время своего пребывания у Штейнрюков она была козлом отпущения для насмешливых шуток Рауля и Герты, старавшихся при всяком удобном случае выставить ее в смешном свете. Но ей страстно хотелось выказать признательность за гостеприимство, и в своей невинности и безобидности она и в самом деле думала, будто все интересуются ее историями, казавшимися ей самой такими важными! Поэтому она снова серьезно сложила руки и в обычной манере принялась цитировать выдержку из семейной хроники, которая на этот раз оканчивалась не счастливой свадьбой, как между Кунрадом фон Эберштейном и Гильдегундой фон Ортенау, а разлукой любящих. История была очень длинна, и рыцарских имен и хронологических дат, от которых у Рауля волосы становились дыбом, здесь опять было очень много, но казалось, что у юной графини пропала охота насмешничать. Она подошла к окну и стояла там неподвижно до тех пор, пока Герлинда не закончила: