Алексей Мясников - Московские тюрьмы

• Название: Московские тюрьмы
• Автор: Алексей Мясников
• Издательство: Издательство «БПП»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.

Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.

Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…

Есть четыре режима существования:

общий, усиленный, строгий, особый.

Общий обычно называют лютым.

---

…Приписки удобны и министерству, и областному руководству. При том колоссальном значении, какое имеет показуха, бороться о ней значит рубить сук, на котором сидишь. Результат честной и обстоятельной проверки всегда плачевен. Мало того, что руководство предприятия схлопочет неприятностей, а то и под суд, у всего коллектива упадет зарплата и возрастет план. С передовиков и обеспеченной карьеры скатишься в отстающие без каких-либо перспектив как для себя, так и вверенного тебе коллектива. Во исполнение партийной директивы критики и самокритики, конечно же, везде находятся недостатки, разбухают и неутомимы ревизии и контроль, однако обычно речь идет лишь об отдельных недостатках при общих достижениях. Таков принцип отраслевых и региональных проверок.

Правда, в семье не без урода: находятся «неуправляемые» контролеры, особенно из системы так называемого народного контроля, кто норовит докопаться и выложить всю правду-матку. Честно проводя государственный интерес, они сразу же вступают в конфликт с интересами ведомства и своих же коллег по работе. Становятся неугодны ни своему начальству, ни людям. Сор из избы, кляузники, очернители — как их только не клеймят и, несмотря на официальную защиту, всегда находится повод зажать им рот или выкинуть вон. Нельзя быть правым, служа неправому делу. Нет ничего двусмысленнее ведомственного или народного контроля при несовместимости интересов государства и ведомства, государства и трудящихся.

Более объективен межведомственный контроль с самого «верха»: со стороны центральных органов партии и правительства, в том числе Минфина, Госкомтруда, Росбанка, ОБХСС и прочих межведомственных органов. Подчеркиваю: с самого «верха», т. к. периферийные подразделения этих органов теряют объективность по мере того, как попадают в зависимость от местных органов власти. Но периодические погромы отдельных отраслей, предприятий не меняют общей стихии. Стремление планировать до винтика, бесчисленные лимиты, ограничения и инструкции, как пятое колесо в телеге, лишь тормозят движение, расширяют хаос, плодят новые хитрости в обход очередных запретов. Центральный контроль — капля в море безбрежной экономики. Объединенный фронт предприятия, отрасли, области успешно противостоит давлению государства. Хозяйственная коррупция непобедима, пока охраняет интересы производителей.

Эгоцентризм партократии

Иерархия бюрократического управления подобна пирамиде, рассеченной на множество подначальных ступеней. Вся полнота власти — на самом верху, непосредственное исполнение — самом низу. Животворная обратная связь снизу вверх практически исключена. Она затрудняется тем более, чем больше опосредующих ступеней, чем дальше вершина от основания. Кого послушает мастер: рабочих или начальника цеха? А начальник цеха? Мастера или директора? А директор: начальника цеха или министра? А министр: директора или…? Ну какие же могут быть вопросы? При абсолютной зависимости от вышестоящего ответ всегда однозначен. Но далеко не так однозначен ответ на другой вопрос: кто лучше знает дело — непосредственный исполнитель или начальник? Допустим, исполнитель знает свое дело не хуже, однако и в этом случае вся власть, все полномочия на стороне начальника. Кто знает дело, тот не имеет полномочий, кто приказывает, тот не знает дела. В газетах полно подобных примеров из экономической жизни, особенно, когда речь идет о территориальном руководстве райкомов, обкомов сельским хозяйством. Опутанное всякими руководящими указаниями и ограничениями, село стонет от некомпетентного вмешательства. Да и везде так.

Но и знающий бюрократ не отдаст распоряжения в интересах дела, если это не совпадает с его личной корыстью. Его служение обществу даже при самых благих намерениях сводится к принципу: чтоб волки сыты и овцы целы. И всего-то для этого надо: умерить аппетит и защитить овец. На это была направлена хозяйственная реформа 1965 г.: ограничить произвол центрального аппарата и расширить полномочия, права и автономию производителей. Реформа была произведена с таким успехом, что через 14 лет, в 1979 г., ее пришлось реанимировать. Но это было уже признаком несбыточности надежд. Волки разочарованы овцами, что не очень охотно полезли в пасть. Овцы разгадали маневр волков и не последовали примеру Щекинского комбината. Это была обманная волчья реформа. Бюрократия не думала поступаться ни толикой власти ради общественной пользы. Трюк понадобился лишь для того, чтобы, создав иллюзию заинтересованности и самостоятельности, обнажить резервы предприятий и заставить их работать с полной отдачей. Все так называемые реформы и эксперименты велись и ведутся по одной схеме: дать овечкам нагулять жирку, а потом и слопать. Неотвратимость этого «слопать» стала совершенно ясна именно благодаря псевдолиберальным попыткам и опытам. Директор Львовского телевизионного завода жаловался корреспонденту: двенадцать ведомств лезут в кассу предприятия как в свою собственную. Из накопленных денег руководство обещало в плане социального развития детсад, бассейн, жилье и прочие блага трудящимся. Влезла лохматая лапа родного министерства и плакали денежки. Это называется фонд экономического стимулирования, созданный реформой. И с такой практикой ни одна ступень бюрократической пирамиды не собирается расставаться. Бюрократический эгоцентризм сильнее и выше общественного, народнохозяйственного интереса. Верхушка пирамиды готова на все, что угодно, на любые реформы и эксперименты, но только не на ограничение своего произвола. В этом гвоздь. И потому все идет прахом.

Допустим на минуту, что предприятия получили какую-то автономию. Отпускают продукцию по прямым договорам с потребителями. Развивают производство и устанавливают заработную плату в зависимости от прибыли. Свободны в выборе поставщиков. В организации труда и производства. Производственная деятельность планируется на основе спроса на продукцию и технических возможностей. Успех зависит от деловых качеств самого коллектива и больше ни от чего, ни от кого. Зачем тогда многоступенчатая пирамида управления? Зачем райкомы, горкомы, обкомы? Кто из них сунется руководящим носом? А сунутся, по носу и получат — не мешай. Не будет директив останется государственное регулирование. Командный тон сменится на рекомендательный и лишь по принципиальным вопросам. Вся грандиозная надстройка пирамиды рухнет, а ее производственное основание, освободившись от бремени вышестоящих инстанций, станет подлинным фундаментом общественного благосостояния.

Но тот, кто сейчас поет «и все вокруг мое», останется ни с чем, с этим уж ничего не поделаешь. Можно ли допустить хоть на секунду, что такое в наших условиях возможно, что пирамида сама свалится с основания, что тот, кто был всем, добровольно станет никем, что кровососущий паразит сам перестанет быть паразитом? Можно ли допустить, что партия откажется от реальной власти в тот момент, когда конституционно узаконивается усиление роли партии? Нелепая, право, фантазия. Тысячи штатных ученых, идеологов доказывали и будут доказывать, что благо народа — это благо партии, что государство — это мы, которые, наверху пирамиды.

При всей очевидности путей повышения эффективности экономики столь же очевидно и то, что им поперек эгоцентризм партократии. Не обманут лицемерные «эксперименты». Заставить работать нельзя. А заинтересовать — значит поступиться не только деньгами, но и властью. Неограниченная власть ограниченных людей сделала экономику жертвой убогой политики. В попытках оздоровить не находят лучшего способа, как подстегнуть. Натягиваются бразды правления, сильнее лихорадит экономику, а вместе — и все общество. Узурпация централизованного управления и нормальная экономика не совместимы. Все разбивается об острый верх бюрократической пирамиды. А жизнь становится все лучше, красивей, все веселей…

Общество разлагается. Усиливается деградация и преступность. Бытие определяет сознание? Конечно. Как, впрочем, и сознание определяет бытие. Диаматовская схоластика не может стушевать того факта, что бюрократическое сознание, инстинкты, дух эгоцентрического руководства в значительной степени определяет экономическое бытие и через него умонастроение, поведение масс. Судьба экономики в руках ее настоящих хозяев. Шесть процентов населения с партбилетами, руководимые всемогущим ЦК и Политбюро, держатся за структуру власти, основанной на аморальной, антиобщественной экономической системе. Могут ли они разжать тиски и освободить производительные силы общества, дать возможность экономике войти в нормальное русло, стать более нравственной, более правовой, более эффективной? Разумеется, могут, кто им мешает. Почему же они этого не делают? Ведь не врагу это нужно — собственному народу. Потому что не хотят. То, что нужно для блага народа, им, этой горстке, не выгодно. Этот эгоизм, это преступное сознание властей и определяет общественное бытие. Безнравственность экономической, да и всей нашей жизни — на их совести, которой у них, видимо, нет. Эпидемический рост пьянства, преступности порожден преступным характером государственной власти. И спасение наше только в том: либо обстоятельства заставят, наконец, бюрократию осознать не только свой, но и общественный интерес, либо проснется инстинкт общественного самосохранения и сам народ вправит мозги партократии. В современном мире извечную конфронтацию «верхов» и «низов» научились преодолевать бескровно. Сумеем ли мы?