Алексей Мясников - Московские тюрьмы

• Название: Московские тюрьмы
• Автор: Алексей Мясников
• Издательство: Издательство «БПП»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.

Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.

Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…

Есть четыре режима существования:

общий, усиленный, строгий, особый.

Общий обычно называют лютым.

---

А государству навязывают туфту. Магия объемных цифр соблазняет предприятия и отдельных работников на художественные украшения своих показателей. Бюрократическое планирование и формальная оценка работы возводят отчетность в абсолют, она становится важнее реальной продукции. Трудно одолеть искушение к припискам. Аморальное планирование провоцирует встречный поток аморальной отчетности.

Завышение отчетных цифр практикуется широко, но среди современных хозяйственников примитивное надувательство выходит из моды, да и рискованно: слишком легко поддается проверке. Чаще прибегают к более хитрым приемам: отчитываются за продукцию, которую делают после победного рапорта, незавершенные изделия выдают за готовые, взаимообразно договариваются с родственным предприятием о приеме излишков его продукции в свою отчетность, а некоторые совхозы, например, наловчились закупать в госторговле сельскохозяйственную продукцию и продавать государству в виде плановых поставок. Всех уловок не счесть и не все становится достоянием гласности. Но и без того очевидно: приписки были и остаются неискоренимым явлением хозяйственной жизни. Вот и получается, что на бумаге планы выполняются и перевыполняются, а продукции не хватает.

Планирование от достигнутого, приоритет валовых показателей и порождаемые ими антистимулы, с одной стороны, создают дефицит, а с другой — вызывают чрезвычайное расточительство трудовых и материальных ресурсов. Предприятия совершенно не заинтересованы в экономии, в снижении себестоимости продукции. Наоборот. Полное и рачительное использование всех резервов приведет к повышению планового задания, снижение себестоимости удешевит продукцию, которую надо будет выпускать в большем количестве, чтобы выполнить план в рублях, экономия сырья и материалов обернется урезыванием лимитов и фондов материально-технического снабжения, снижением поставок в следующем плановом периоде. Поэтому предприятия накапливают и припрятывают резервы — от машин и рабочей силы до болтов и гаек. Выбивая поменьше производственный план, одновременно стараются выбить побольше плановых фондов снабжения. Меньше дать — больше взять, эта тенденция предприятия зеркально отражает аналогичную тенденцию государственных органов в отношении предприятий. В борьбе за существование, против волюнтаризма и нелепицы планирования выработано немало контрмер. Все они сводятся к тому, чтобы преуменьшить свои возможности и завысить свои потребности. Каждое предприятие стремится с большим количеством ресурсов делать меньший план и, поскольку это обеспечивает гарантированный успех и высокую оценку деятельности предприятия, на это и направлены главным образом искусство и усилия его руководителей. Для коллектива лучший руководитель тот, кто лучше ладит или обманывает вышестоящие инстанции. Не обманешь — не проживешь, не подмажешь — не поедешь — кредо спекулянтов и взяточников отнюдь не чуждо нашим директорам. Многие ли из них указывают экономию средств и материалов? Нет, им вечно всего не хватает. Но ведь не бывает же, чтобы чего-то не оставалось — куда девается? Утаивают, обменивают, уничтожают, наконец, — лишь бы не показать экономии, не лишиться поставок на будущее.

Давно на всех уровнях говорится об экономии горючего. Повышены цены, введен жесткий режим отпуска, машины стоят от того, что нечем заправиться, и в то же время по-прежнему горючее рекою льется на землю. Те же шофера, которые дерутся за каждый литр бензина, получив его, нередко с таким же усердием любым способом стараются от него избавиться. Дело в том, что плановое задание им устанавливают в тонно-километрах, а измеряются километры по расходу бензина (спидометру мало веры, шофера его «приручили»). Больше километров, больше зарплата. Километры приписывают, бензин сливают. Прежде водители охотно отдавали или продавали бензин частникам. В 1983 г. вышел Указ, карающий на незаконный отпуск или приобретение горючего штрафом от 20 до 100 рублей. Отдавать бензин стало рискованно, его просто сливают на землю и получают за это премии. Все это знают, но администрация автобаз смотрит на это сквозь пальцы: лишние километры помогают выполнить план, расход бензина гарантирует, что лимит на него не уменьшат. Закон и ревизионные проверки бессильны — разве уследишь за каждым водителем, где и сколько он сливает бензина?

Так же обстоит дело с использованием сырья и материалов на всяком производстве. Предприятия берут от снабжения все, что можно, что надо и не надо. Запас карман не тянет, авось пригодится. А не пригодится — можно списать или выбросить. Ржавеют на заводских дворах залежи дефицитного проката, новая техника, дорогое импортное оборудование, зарывают в землю строительные материалы, мокнут под дождем и снегом минеральные удобрения, а где-то в них остро нуждаются, и никто практически не несет за это ответственности. На овощных и продовольственных базах на миллионы рублей «списываются», т. е. выбрасываются, разворовываются продукты питания, и это тоже сходит с рук. Никакие санкции, никакой контроль не способны прекратить разбазаривание народного труда. Ибо происходит это не по причине низкой сознательности трудящихся, а является неизбежным следствием пороков хозяйственного механизма и централизованного управления. Ни трудящиеся, ни предприятия, ни даже министерства не могут нести полной ответственности за бесхозяйственность, ибо она им навязана. Не они определяют экономическую политику.

Бюрократизм и коррупция

Хозяйственное руководство осуществляется из единого центра, вся полнота экономической власти в руках центральных органов управления. Директивное администрирование есть главная особенность нашей жизни, определяющая всю социально-экономическую ситуацию в стране. Центральный аппарат — единственный хозяин обобществленных средств производства и потребления. Не общественный спрос определяет характер и структуру производства и распределения, а государство в лице центральных органов управления, которые директивно решают, что кому производить, сколько кому платить и что кому надо.

Бюрократия сильна только властью, поэтому, что бы она ни говорила, что бы ни делала — все ее устремления направлены прежде всего на укрепление и расширение своего влияния. Отсюда тотальный контроль над людьми и материальными ресурсами, стремление с самого верха распоряжаться каждой рабочей рукой, каждым винтиком. Отсюда строгая субординация всех этажей экономической иерархии: от Кремля до производственного участка. Отсюда же несовпадение бюрократической, то бишь государственной, целесообразности с естественными целями общественного производства и потребления. Связь между общественным спросом и производством разорвана эгоцентризмом бюрократии, подчинившей экономику своим интересам. Народное хозяйство ориентируется не столько на обеспечение общественных потребностей, сколько на корыстные нужды госаппарата.

Централизованное управление сложной экономикой не способно оперативно и эффективно решать все вопросы, возникающие на местах, а у предприятий нет для этого достаточных полномочий. Формальные показатели и критерии искажают цели производства, направляя его на выполнение плановых цифр, слабо связанных с реальным общественным спросом. Отсутствие хозяйственной самодеятельности, полная зависимость предприятий от вышестоящих инстанций омертвляют интерес к производительному труду, порождают настроения угодничества и иждивенчества. Нарушив и извратив корневую систему экономических стимулов производительного труда, бюрократии ничего не остается, как ужесточать административные, дисциплинарные, внешние меры воздействия. Не удается заинтересовать, надо заставить. Стиль армейского прапорщика: не можешь — научим, не хочешь — заставим. Это и есть главный метод бюрократического управления. В условиях директивного администрирования все работают из-под палки.

Неумеренный аппетит и амбиции всемогущей бюрократии ориентируют экономику на развитие вширь, на форсирование объемных, количественных показателей. Бюрократия так же щедра на задания, как скупа на вознаграждения. Сколько ни делай, все мало, да разве напасешься, если плоды труда втаптываются в снег и грязь, а деньги на ветер? С другой стороны, как оплачивать бестолковый труд, результаты которого не идут впрок? Поэтому бюрократия считает вполне оправданным и единственно возможным строить свои отношения с производителями по принципу: больше взять — меньше дать. Отсюда планирование от достигнутого, несоответствие оплаты результатам труда и уравнительное стимулирование, отсюда псевдоэкономное деление объектов на главные и второстепенные, лихорадка штурмовщин и озноб простоев. Иными эти отношения в условиях жесткой централизации не могут быть: у бюрократии нет других способов подталкивать экономический рост. В противном случае пришлось бы принципиально менять весь механизм хозяйствования: оживить экономические стимулы, обеспечить прямую зависимость производства от общественного опроса, дать простор самостоятельности и деловой инициативе трудовых коллективов. Для бюрократического аппарата это означало бы ограничение его вмешательства в экономику, потерю в той или иной степени своего влияния и власти. На это он добровольно никогда не пойдет, ибо это в корне противоречит жизненному интересу бюрократии, которая отнюдь не склонна к самоубийству.