Анатолий Сульянов - Расколотое небо

• Название: Расколотое небо
• Автор: Анатолий Сульянов
• Жанр: О войне

В центре романа — подвиг Геннадия Васеева, совершившего таран самолета-нарушителя ценой своей жизни.

---

Несколько дней назад Брызгалин летал с Васеевым и показывал пилотаж в зоне на малой высоте. Фигуры пилотажа подполковник выполнял легко и красиво. Васеев считал его мастером высокого класса, умеющим даже в самой сложной воздушной обстановке пилотировать без ошибок, изящно и точно, не теряться в замысловатых ситуациях, когда отказывал какой-нибудь прибор или резко ухудшалась погода. «Нет, надо разобраться. Может, Брызгалин прав — тренаж в самом деле не представляет интереса? Но расчеты показывают, что он в несколько раз экономичнее, проще, чем обычные тренировки. Почему Брызгалин в последнее время словно рукой на все махнул? Доложили ему об опоздании с подготовкой самолета на разведку погоды, пожал плечами: идите, мол, к инженеру; попросили молодые летчики после полетов рассказать об особенностях перехвата, сослался на занятость. Как же так? Может, возраст сказывается? Излетался, устал? — думал Геннадий. — А, была не была, все, как есть, расскажу».

Северин выслушал Васеева, молча походил по кабинету.

— Это хорошо, что ты чувствуешь себя учеником Брызгалина. Он ведь и впрямь многому тебя научил. И не только тебя. А что с ним происходит сейчас… на этот вопрос ответить не так просто. Подумаем, разберемся… Главное для тебя сейчас — наладить тренаж, помочь молодым летчикам. Не хмурься — все будет хорошо.

Проводив Васеева, Северин снова открыл конспекты. Зазвонил телефон.

— Домой не собираешься? — Голос Горегляда был глуховатым то ли от усталости, то ли от курения.

— Пока нет. Завтра лекцию читаю перед офицерами, сижу, готовлюсь.

— Ну а я поехал. Да, как прошел тренаж?

— Сейчас зайду — не телефонный разговор.

Северин положил трубку.

Кабинет Горегляда был в самом конце длинного коридора. Степан Тарасович стоял возле графика летной подготовки. Обернувшись, спросил:

— Так что же с тренажем, Юрий Михайлович?

Северин рассказал.

— Сидел, видел, как мучился Васеев, но чтобы помочь — и пальцем не пошевелил. Мог же распорядиться о привлечении к тренажу инженеров полка.

— Узнаю себя в Васееве, — вздохнул Горегляд. — Тоже все сам пытался сделать, пока шишек не набил. Это полезно для начинающего командира. А вот Брызгалин… Будем думать, Юрий Михайлович. По поводу завтрашнего тренажа дам указания и начштаба, и инженеру. Кстати, тебе инженеры на меня не жаловались?

— Нет, а что?

— Поругал их сегодня. Знаешь, как иногда бывает: испортят людям наверху настроение, а они — нам, и пошла цепная реакция порчи нервов сверху донизу. И сколько воли нужно, чтобы ее прервать, остановить. Сегодня не смог, сорвался. А настроение — штука серьезная. Она, брат, на службу ох как влияет. Плохое настроение у человека — ему и служба в тягость. Не тот боец, когда нервы взвинчены.

— Да, — согласился Северин. — Жаль только, что не все это учитывают. А за что влетело инженерам?

— Отчеты по эксплуатации некоторых новых агрегатов не представили вовремя, а завод ждет их не дождется.

— Между прочим, не первый случай. Может, обсудить вопросы исполнительности на парткоме?

— Поздно.

— Думаю, нет. Разговор пойдет не только об этом промахе, а о стиле всей нашей работы.

— Думаешь, поможет?

— Несомненно!

— Не переоцениваешь ли ты наши заседания?

— Нет! — твердо ответил Северин. — Другое дело, что результаты не сразу видны, но это не беда. Если хорошо делать дело — это проявится. Через месяц, через год, но обязательно проявится.

— Убедил, — сказал Горегляд. — Готовь заседание парткома. Пусть Выставкин ко мне зайдет, обговорим. Может, он докладчиком будет? Материал для доклада у меня есть.

— Ну и договорились!

2

Возле штаба на выструганной и покрашенной скамейке сидели Сторожев и Кочкин — ждали задержавшегося у замполита Васеева. Все дневные события были обсуждены, казалось, говорить больше не о чем. Кочкин после основательной встряски заметно изменился: освоил обязанности штурмана наведения, часто бывал на аэродроме, участвовал в разборе полетов. Постоянно ощущая внимание и заботу друзей, заметно повеселел. Он все еще тосковал по Наде, но тоску свою в вине не топил. Васеев и Сторожев радовались этому больше всего.

Вышел Геннадий. Анатолий и Николай вскочили и заспешили ему навстречу.

— Ну как, старик?

— Нормально! Замполит обещал помочь. Пошли домой.

Едва они отошли от штаба, Анатолий, посмотрев на часы, зашагал быстрее.

— Опаздываешь, Толик? — покосился Кочкин. — Не торопись, подождет. Давно хочу тебе сказать, что ты ходишь с правым креном. Эмоции сильнее логики. На жизнь надо смотреть трезво.

— Тоже мне нашелся трезвенник! — усмехнулся Анатолий. — Вот уж правда: чужую беду руками разведу.

Возле вывороченной ветром сосны, чудом державшейся на каменистом скате, к ним с криком выскочили Игорь и Олег. Следом на дорожке показалась Лида. Игорь по привычке взобрался на плечи к Николаю. Олег — к отцу.

— Ребята, внимание — новость! — Лида достала из сумочки газету. — «Еще один мировой рекорд! Летчик Петр Потапенко достиг небывалой скорости — две тысячи девятьсот восемьдесят пять километров в час!» — Она протянула газету Геннадию.

— Вот это скорость! — воскликнул Николай. — Молодец, Петр Максимович! — Он достал из нагрудного кармана письмо. — Вчера получил. О полетах — ни слова. Зато мне по шее накостылял…

— Что заслужил, то и получил, — проговорил Анатолий.

Лида взяла Геннадия под руку:

— Ребята весь детский сад переполошили рассказами про самолет. Фантазировали вовсю, особенно Игорь. Заведующая жаловалась: дневной сон сорвали. За Игорем дети ходили, как за космонавтом. Тебе, Коля, спасибо, намучился, поди, с ними?

— Да ну, — усмехнулся Кочкин. — Наоборот, отдохнул. Мировые пацаны!

Анатолий шел впереди. В конце тополиной аллеи ждала Шурочка. Он увидел ее издали, кивнул друзьям, поправил фуражку и торопливо зашагал навстречу, на его спине парусом надулась форменная рубашка.

Знакомая тропинка привела их к речушке. Сколько раз Анатолий глядел на нее с высоты после взлета, бродил по ее заросшему кустарником берегу, но только сегодня, шагая рядом с Шурочкой, увидел, как здесь красиво. Ему стали близки и огромные глыбы камней, возле которых они сейчас стояли, — камни источали припасенное за день тепло, это было ее тепло, — и кусты бересклета — она трогала его тонкие ветки, — и стройная, одинокая сосна — Шурочка останавливалась возле нее…

Шли медленно. Шурочке в новых туфлях-лодочках, которые особенно нравились Анатолию, идти было неудобно — острые каблучки утопали в мшистом ковре. Анатолий старался поддержать ее, но, едва она поворачивала голову, боязливо опускал руки. Спросил о книге — дал ей неделю назад, и теперь ему не терпелось узнать ее мнение об этой, как ему казалось, очень интересной повести. Книга Шурочке понравилась, особенно про любовь сбитого немцами русского летчика и польки Ирены.

Шурочка остановилась возле сосны:

— Сниму-ка я лучше туфли, в них неудобно идти.

— А вы не простудитесь?

— Я закаленная! В детстве босиком в деревне до самых морозов бегала. Да и земля теплая.

Домой возвращались поздно. Месяц рогами уткнулся в облачный у горизонта срез, окна многих квартир были темными. На освещенной тополиной аллее виднелись редкие прохожие. Остановились возле ее дома. Шурочка осторожно поднялась на ступеньки, достала ключ, открыла дверь и поманила его рукой. Анатолий вошел. Она закрыла дверь на крючок. В темноте коридорчика он смутно различал ее лицо, слышал дыхание.

Он вдруг ощутил, как качнулся пол под его ногами. Задержав дыхание, рывком обнял Шурочку, прижался к ее полураскрытым горячим губам. Она не отстранилась, и Анатолий еще крепче сжал ее.

Задыхаясь, Шурочка отпрянула, шепнула в самое ухо:

— Задушишь, сумасшедший!

Он снова прижался к ее влажным губам…

Они стояли долго, затем Шурочка вырвалась и глуха прошептала:

— Уходи! Слышишь! Прошу тебя, Толик, милый, уходи.

Анатолий, чувствуя, что теряет голову, нащупал дверной крючок, осторожно приподнял его и выскочил на крыльцо. Сырой ночной воздух ударил ему в лицо, но холода он не ощутил. Снял галстук, расстегнул воротник рубашки и подставил грудь свежему ночному ветру.

3

После ухода Анатолия Васеевы и Николай долго смотрели ему вслед.

— Вышел на боевой курс, — шумно вздохнул Кочкин и взял Олега за руку. — Порулили-ка в наш пилотский ангар.

Дома Игорь и Олег выпили по стакану молока и начали готовить столярный инструмент: маленькие пилки, рубаночки, стамески, молоточки, деревянные бруски.

Геннадий вынул из шкафа свой инструмент, развел столярный клей и поставил баночку на электроплитку.