Анатолий Сульянов - Расколотое небо

• Название: Расколотое небо
• Автор: Анатолий Сульянов
• Жанр: О войне

В центре романа — подвиг Геннадия Васеева, совершившего таран самолета-нарушителя ценой своей жизни.

---

Сульянов Анатолий Константинович Расколотое небо

Часть первая

Глава первая

1

Над спящим городом, над старыми, поросшими лесом высокими холмами висела темная ночь. Когда в такую ночь взлетаешь в сторону возвышенности, кажется, что самолет вот-вот врежется в островерхие, штыками торчащие сосны, и невольно задираешь нос машины.

Капитан Геннадий Васеев установил самолет строго по взлетной полосе, окинул взглядом приборы и, получив разрешение руководителя полетов полковника Горегляда, включил форсаж. Истребитель задрожал, затрясся от ударившего в бетонные плиты ревущего конуса огня и помчался вдоль отороченной гирляндами огней взлетной полосы. Каждым своим нервом Васеев чувствовал, как сжатое в реактивной трубе пламя с грохотом вырывалось наружу и хлестало по бетону, опаляя шероховатую поверхность. Идущая из фюзеляжа дрожь передавалась и ему, пружинила мышцы, заставляла крепче сжимать ручку управления. Громко стучало сердце, отдаваясь в стиснутых шлемом висках. Смотрел только вперед, на горизонт, удерживая в поле зрения и мельтешившие боковые огни полосы, и покатый нос машины.

Геннадий не видел ревущего факела, но отчетливо представлял его — сколько раз наблюдал, как в темноте взлетают товарищи!

Отрыв от земли он ощутил по исчезновению привычных толчков шасси. Самолет набрал нужную скорость и пошел круто вверх, нацелившись носом в яркую звезду. Угол набора высоты был так велик, что летчик почти полулежал в катапультном кресле. Перегрузка, прижавшая его к спинке сиденья на разбеге, постепенно ослабевала. Дышать становилось легче. В первых полетах на этом типе истребителя ему казалось, что он летит на конце огромного шеста. Маленькие треугольные крылышки находились далеко сзади, и он их не видел. Взгляду зацепиться не за что — кругом густая темнота.

В левом боковом стекле Васеев заметил впереди узкую светлую дорожку главной улицы города. Темнота скрадывала расстояние, и ему казалось, что город совсем рядом, под полом кабины. Отпусти чуть-чуть ручку управления — и острое крыло самолета, будто бритвой, срежет крыши домов.

По времени пора было начинать разворот, и он, плавно отклонив ручку в сторону, нажал на педаль. Левое крыло заскользило вдоль Млечного Пути. Крыло касалось звезд, вздрагивало и чуть слышно звенело.

Геннадий радовался ощущению счастья, которое в нем рождал каждый полет, тому, что все идет хорошо. Машина, как всегда, послушна, земля не беспокоит лишними запросами, светящиеся стрелки приборов замерли в заданных секторах — чего же еще?

Внизу мелькали светлячки уличных фонарей. Васеев взгляда на них не задержал — что-то темное проскочило над кабиной, и в то же мгновение из фюзеляжа донесся глухой удар. Он бегло осмотрел приборы — никаких изменений. Хотел было снова взглянуть вперед, на город, но в тот же миг в притемненной кабине волчьим глазом вспыхнула сигнальная лампа пожара.

Геннадий замер. «Пожар. А если топливные баки? Тогда — взрыв…» От испуга стали влажными ладони.

Растерянный, он инстинктивно сжал ручку управления. Что делать?

Несколько долгих секунд самолет шел в том же направлении, с тем же углом набора высоты, пока в наушниках шлемофона не зазвучал неторопливый женский голос: «Будьте внимательны! Пожар в отсеке двигателя!

Выключите форсаж! Пожар в отсеке двигателя! Проверьте температуру за турбиной».

«За подсказ спасибо, — подумал Геннадий. — И конструкторам спасибо — миниатюрный бортовой магнитофон включился автоматически. Хорошо придумали: голос женский. К мужскому летчики привыкают, а тут — девушка, и совсем рядом…»

Поборов растерянность, Геннадий вспомнил недавние упражнения на тренажере и четко выполнил указания «магнитофонной девушки», сразу же выключив форсаж. Доложил о случившемся на землю:

— Я — Шестьсот двадцать третий! На борту пожар!

Бросил взгляд в зеркало задней полусферы. Там, в зияющей темноте, полыхал зловещий шлейф огня.

Пожар на самолете — это, пожалуй, самое опасное, что может произойти в полете; огонь в считанные секунды распространяется по фюзеляжу, подкрадывается к топливным бакам, вползает под обшивку, расплавляя по пути тонкие листы алюминия, накаляя стальные детали и топливные трубопроводы…

Услышав доклад летчика, руководитель полетов полковник Горегляд уловил в нем растерянность и тревогу.

— Ваша высота?

Геннадий взглянул на прибор:

— Девятьсот!

Горегляд хотел было немедленно дать команду на катапультирование — и дал бы ее, если бы в кабине был новичок. Но Васеев…

— Форсаж выключить. Максимальный угол набора! — приказал он.

— Уже выключил, — доложил Васеев и потянул ставшую теплой ручку управления на себя. Что делать дальше? Память услужливо подсказала параграф инструкции: выключить двигатель и катапультироваться. А машина? Она может с полными баками горючего рухнуть на город.

Он подумал об этом и еще увеличил угол набора, стараясь уйти подальше от освещенных городских улиц.

— Температура как? — услышал Васеев голос командира полка.

— За красной чертой, — ответил он и снова посмотрел в зеркало задней полусферы.

Сноп огня стал меньше, гул в фюзеляже утих. «Пожар, видно, пошел на убыль», — подумал Васеев и установил самые малые обороты.

После необычного сообщения Васеева на стартовом командном пункте установилась тревожная тишина. Горегляд, вытянув шею, всматривался в ту часть темного небосвода, где находился самолет Васеева. В эти секунды его никто больше не интересовал, никто, кроме Васеева, не смел вступать с ним в переговоры.

— Разрешите заход на посадку?

Запрос Васеева ошеломил его.

«Какая посадка на горящей машине? Прыгать, как только самолет выйдет за городскую черту! Чего он там еще надумал?»

— Готовься к прыжку! — резко ответил Горегляд.

Некоторое время он сидел неподвижно, обдумывая неожиданную в этой обстановке просьбу Васеева. Начал мысленно прослеживать возможность захода на посадку, но динамик выплеснул в темноту знакомый голос:

— Прошу посадку! Машина почти в порядке!

«Голос стал увереннее», — подумал Горегляд и запросил инженера:

— Как думаете? Сажать?

Динамик селекторной связи молчал. Наблюдая за Васеевым, Горегляд снова спросил:

— Ваши предложения, инженер? Я жду!

Старший инженер полка майор Олег Федорович Черный находился в небольшом здании пункта управления на противоположной от руководителя полетов стороне посадочной полосы. После доклада Васеева о пожаре Черный сразу же мысленно «раскрыл» топливную систему, отыскивая возможную причину пожара. Все то время, пока летчик вел радиообмен с руководителем полетов, Олег Федорович напряженно думал о пожаре. «Лопнул трубопровод? Отказал клапан топливной системы? Если трубопровод, то огонь может разрастись. Топливо начнет скапливаться в фюзеляже, и потом — взрыв…»

Требовательный голос командира полка прервал его размышления. Голос торопил, сжимая время. Черный обхватил ребристую головку микрофона селекторной связи. «Если пламя стихло с уменьшением оборотов, можно рискнуть», — подумал он. Ему, как и Васееву и Горегляду, тоже хотелось, чтобы самолет не превратился в груду обгоревшего металла.

— Обороты не увеличивать и быстрее на посадку!

Черный не узнал своего голоса. Голос показался ему чужим и отрешенным, и он поставил на стол ненужный теперь микрофон.

— Понял.

Горегляд не спускал глаз с самолета Васеева. Пламя уменьшилось. Голос летчика стал спокойнее, исчезла торопливость первых минут. Может, и правда пожар удалось погасить? Тогда — на посадку! Бдительности не терять: заход через город. Так, так… Через город. Значит, пусть идет с запасом высоты: если снова займется огонь, то отвернуть успеет. Риск большой: под крыльями не пустыня — люди, а все-таки рискнем…

— Твое мнение, Юрий Михайлович? — не оборачиваясь, спросил Горегляд заместителя по политчасти майора Северина.

Северин вбежал на стартовый командный пункт — СКП, как только узнал, что на самолете Васеева возник пожар, и, когда летчик запросил разрешение на посадку, хотел было сразу высказать Горегляду свое мнение, но сдержался: командир опытнее и сам сможет принять правильное решение. Теперь же, когда Горегляд спросил совета, Северин уверенно ответил:

— Сажать надо. Васеев справится!

— Заход на посадку разрешаю! Смотри повнимательнее. Понял?

— Вас понял! Выполняю!

— Его удаление до точки? — спросил Горегляд у оператора, склонившегося над экраном локатора.

— Восемь.

— Смотреть только за ним!

В напряженной тишине голос руководителя полетов прозвучал особенно громко. Горегляд дал эту команду больше для себя, чем для кого-либо: никто теперь не сможет помочь летчику, лишь его собственный опыт и мужество. А Горегляду остается только ждать, надеяться на талант и мужество и быть готовым послать в эфир самую трудную для руководителя полетов команду: «Прыжок».