Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

• Название: Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942
• Автор: Юрий Владимиров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9524-4843-8

Война зенитчика Юрия Владимирова оказалась короткой. Вместе с 250 тысячами красноармейцев и командиров он попал в плен под Харьковом в мае 1942 года. Только единицам из них удалось выжить и рассказать о подробностях трагедии. Книга Ю. Владимирова представляет собой точный и захватывающий рассказ о последних предвоенных годах, подготовке в учебной части, трудовом фронте. Поразительная наблюдательность автора позволяет подробно представить быт и дух того времени.

Мы привыкли читать о войне героической, многодневной и многотрудной. А автор из тех, кто в первые дни войны не доехал до фронта и погиб в разбомбленных эшелонах, из наскоро обученных красноармейцев, брошенных командованием и попавших в плен или убитых в первом бою. Именно на них приходилась львиная доля потерь Красной армии в начальный период войны.

---

Километров через шесть после начала пути мы наткнулись на отдельные разбитые автомашины и покинутые артиллеристами индивидуальные окопы, а также отрытые ими же позиции для полевых орудий, которых там уже не было. На их месте и вокруг валялось много желтых стреляных гильз. Потом попались места, где побывали минометчики, а затем промелькнули длинные ряды окопов и блиндажей, где раньше была пехота.

Стало ясно, что сейчас мы оказались на одном из участков бывшей передовой линии фронта, откуда части нашей 6-й армии двое суток назад после артиллерийской подготовки перешли в наступление на немцев. Войска отсюда прорвали оборону противника, двинулись на запад и продолжают дальнейшее движение туда же, преодолевая вражеское сопротивление. (Один из ехавших с нами пожилых товарищей, побывавший на фронте в прошлом году, заявил, что, судя по его опыту, в прошедшие два дня сопротивление немцев было, вероятно, слабым.)

Прибытие нашей зенитной батареи на бывшую передовую линию фронта ознаменовалось тем, что над нею сразу же и совсем неожиданно появилась тройка немецких штурмовиков, которая резко снизилась и атаковала нас и следовавших сзади и спереди пехотинцев, группы автомашин и гужевых обозов. Мы даже не успели развернуться к бою. Пока Виктор Левин и я, ехавшие на пушке, а также другие два наводчика на втором орудии стали на ходу наводить на цели стволы обоих орудий, самолеты уже лихо пролетели над нашей головой. Они дали по батарее очереди пуль и сбросили мелкие бомбы, в результате чего погиб подносчик снарядов из второго огневого взвода и получили ранения разной тяжести трое других бойцов из взвода управления и от нас. К счастью, пушки и пулемет не пострадали. Пробило осколком бомбы шину и камеру колеса на грузовике с закрытым кузовом. А какие были потери в других двигавшихся вместе с нами подразделениях, не знаю. Обратно на свой аэродром штурмовики пролетели на очень большой высоте, и мы даже не пытались открыть по ним огонь.

Шоферы Журавлев, Загуменнов и другие быстро сменили у грузовика с закрытым кузовом поврежденное колесо, и батарея, забрав с собой убитого и всех раненых, поехала дальше. Скоро доехали до юго-восточной окраины освобожденного от немцев, по-видимому, только пару дней назад населенного пункта, чем-то напоминавшего собой покинутую тогда нами Лозовеньку. Это было, вероятно, село Берека, расположенное почти в самом истоке реки того же названия. В селе еще дымились многие сгоревшие во время боя полностью или частично хаты и торчали кое-где одинокие печи с высокими дымовыми трубами. Валялись вздувшиеся и начинающие сильно разлагаться трупы коров, овец, лошадей и другого скота, павшего от пуль и осколков снарядов. Тянулся сладкий противный запах мертвечины. Наверное, совсем недавно тут были и людские трупы, но их успели убрать.

Заезжать внутрь села батарея не стала. Впереди, недалеко от него находился большой смешанный лес. К нему мы и направились. Автомашины батареи медленно въехали в этот лес километра на два вглубь по узкой, с большими рытвинами дороге и окончательно остановились, разъехавшись в стороны среди деревьев, предварительно разреженных нами же топорами и пилами. Рядом находилась небольшая поляна, через которую протекала речка с чистой водой.

В этом же лесу мы заметили поблизости на разных местах хорошо замаскированные танки нашей 199-й отдельной танковой бригады, прибывшие сюда значительно раньше нас. По-видимому, здесь были также и другие танковые соединения.

После того отвратительного запаха мертвечины, который довелось испытать возле освобожденного от немцев села, полным контрастом оказался для всех запах ландышей, росших в лесу в большом количестве.

На поляне, отрыв позиции, мы установили в них вместе с ящиками для боеприпасов готовыми к ведению огня обе пушки и пулемет. Их хорошо замаскировали. Затем отрыли индивидуальные окопы и соорудили из молодых деревьев и веток шалаши для проживания в них каждому взводу по отдельности и содержания в них личного оружия. Начали заниматься строительством капитальной землянки-бункера для командиров и комиссара.

15 мая после неплохого завтрака, полученного из полевой кухни, меня разыскали комиссар батареи Воробьев и ее парторг Агеев, которые с ходу напомнили мне о моей обязанности выпустить очередной боевой листок, ставший, как потом оказалось, последним. Они принесли для него готовую форму и набросанную комиссаром карандашом небольшую заметку, содержавшую упоминание об успешном ходе наступления наших частей на врага и призыв к каждому бойцу выполнить «перед советским народом любой ценой свой священный долг защитника Отечества».

Я немедленно принялся за дело, вытащив из вещевого мешка ручку, чернила, ластик, простой и пару цветных карандашей и взобравшись на кузов грузовика со скамейками для сидения, одну из которых использовал в качестве стола. Мне пришлось фактически заново изложить принесенную комиссаром заметку, значительно расширив ее содержание, и написать дополнительно кое-что от себя. В частности, я написал пару добрых слов о погибшем вчера подносчике снарядов (к сожалению, забыл его фамилию) и трех раненых бойцах, которых накануне отправили в тыл. Вскоре листок был готов, и я подошел к комиссару, чтобы тот ознакомился с его текстом, утвердил его и разрешил вывесить эту газетенку на видном месте на каком-либо дереве для прочтения всеми. Все обошлось благополучно.

Во время общения с Воробьевым я задал ему вопрос: почему мы прекратили дальнейшее движение вперед и строим капитальные землянки, которые предназначены только для длительного пребывания воинской части на данном месте. Ведь в первые три дня наступления на немцев наша танковая бригада и другие танковые соединения помогали пехотным частям прорвать передовую линию фронта и продвинуться дальше. А теперь все танкисты почему-то повернули назад и расположились в лесу, по соседству с нами. В чем же здесь дело? Как долго продлится наша остановка? Но комиссар батареи не смог дать мне вразумительный ответ на мой вопрос.

Боевой листок я вывесил на толстом стволе ближайшей к шалашам старой сосны, и скоро многие устремились к нему, чтобы прочитать, что там написано.

По вражеским самолетам, часто пролетавшим над лесом, было приказано временно огня не открывать, чтобы не выдать этим наше расположение. Кроме того, всех предупредили, что на северной окраине леса, простирающегося от нас на расстояние не менее четырех километров, могут находиться немецкие части и шнырять по лесу их разведчики. Поэтому углубляться в чащу далеко не следует. Этим могут или должны будут заниматься лишь наши разведчики.

Еще с раннего утра и до обеденного времени какая-то группа в основном пожилых бойцов стала рыть возле поляны непривычную для многих из нас длинную и глубокую яму. После обеда к этой яме, распространяя ставший уже для всех хорошо знакомым запах разлагающихся мертвых тел, подъехали две грузовые автомашины, нагруженные останками убитых бойцов и командиров, которых специальная команда подобрала на ближайших к лесу полях боев, прошедших за последние трое суток. Некоторые тела уже сильно вздулись и почернели. Всего было свыше 20 покойников. К ним еще присоединили тело нашего убитого вчера подносчика снарядов. Скоро состоялось захоронение погибших в одной братской могиле. На такой церемонии я присутствовал впервые в жизни.

Тела уложили в яму без гробов и в той же одежде, в которой они были при жизни: кто в шинели, кто лишь в гимнастерке и брюках. Некоторые из тел, бывшие не в шинелях и сильно изуродованные, были завернуты в плащ-палатки. Несколько человек, находившихся поблизости к яме, бросили в нее по щепотке земли, и могильщики засыпали могилу лопатами. На холмик могилы положили несколько пилоток и фуражек погибших и установили на нем изготовленный кем-то заранее из четырех досок полутораметровый столб в виде усеченной пирамиды, на которой со всех четырех сторон были написаны черной краской фамилии и инициалы захороненных. Над столбом сверху закрепили окрашенную в красный цвет фанерную пятиконечную звезду. Затем какие-то два больших командира сказали полагающиеся в таком случае добрые слова о покойных и поклялись отомстить за них врагу и «уничтожить фашизм в его логове». Второй выступивший закончил свою речь тем, что заявил, что данная могила временная и погребенные в ней воины будут позже перезахоронены в более достойном месте. В заключение десяток бойцов, выстроенных поблизости, дали вверх несколько залпов из винтовок, и на этом церемония похорон закончилась.

Остаток дня 15 мая прошел спокойно. Все получили относительно неплохой ужин с водкой, а ночью поспали более или менее нормально – кто в шалаше, кто еще где-то. Дождя не было. Доза хинина, принятая перед сном, помогла мне на этот раз не дрожать от холода очень долго.

День и ночь 16 мая обошлись без чрезвычайных событий – стрелять не приходилось. Все несли обычную службу. Многие бойцы продолжали работы по рытью и обустройству капитальной землянки. Утром снабженцы привезли для нашей батареи дополнительное количество ящиков со снарядами для пушек и ящиков лент с патронами для крупнокалиберного пулемета. Мы их перегрузили с интендантских грузовых автомашин на свои три грузовика. К сожалению и большому неудовольствию командования батареи, вовсе не было снарядов бронебойных и в достаточном количестве осколочных, способных пробивать корпуса вражеских самолетов и особенно танков. Снаряды были главным образом зажигательными и трассирующими, а некоторые даже и не вставленными в обойму, в связи с чем нам самим позже приходилось заниматься размещением их вместе по пять штук в держателе, чтобы можно было вести стрельбу из орудий не только в одиночном, но и в автоматическом режимах.