Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

Как Абигель говорила? Собака такой же человек, только грязный и вонючий? Тогда следователи — такие же собаки, только чистые и благоухающие надкусанными яблоками пополам с половинками червяков.

— Челюстью бы подвигать.

Степан уже несколько часов писал планшеты, а время далеко за полдень. Абигель с щенком где-то гуляют. В холодильнике — тоже, что в вакуумном масс-сепараторе. Самое грустное — яблок нет. Надо идти в город.

Москвичи потянули с работы и везде гомонило. Автомобили цепочкой вползали в подземные гаражи супермаркетов, тесно парковались у магазинов помельче, перед каждой торговой уличной точкой скапливались отоваривающиеся.

Перед ним фургон. Вывески на бортах заманивали свежими сыро-молочными продуктами и диетическими яйцами. Яйца — первый продукт по скорости приготовления. Прикинув количество покупателей, встал в небольшую очередь, состоявшую из разнокалиберных теток и старушки со стервоточинкой, по очереди задиравшей соседок. Тётки пока молчали.

Задумался. Нос, как известно, мешает целоваться, пианино — это арфа в гробу, розы — бывший шиповник, а художник картин не пишет, что является такой же аксиомой. Пора! Пора надавить новой краски, всмотреться в белый квадрат, помолиться поэзии белого света и…

— Сожми лепестки, даладунга. Я тута занимал.

Степан очнулся. В очередь влезал мужичок, отодвигая задом стервозную старушку. Неудачно он выбрал место прорыва. Сто лет старой нужны двести граммов можайского сыра. Она, по своей природе, променяла бы все сорта деликатесного сыра на единственный соблазнительный скандал. Старуха, накопив яду, приступила к делу.

— Граждане! Гляньте на хорька! Без штемпеля влез в курятник и задом ишо ковырят. Бабы! Могёт, вперед его пропустям? Могёт, срамец желаит?

Напор и бабкина желчь постепенно воспалили женщин, склонных к коммунальным перебранкам вне зависимости от образованности и интеллигентности.

— А может он вправду занимал очередь, — необдуманно влез продавец.

— Ай, голубок репаный, заступничек колхозный! Оне, мушыны друг за дружки пластаются, а мы дуры терпим!

Пятна старческой гречки на бабкиных лапках от нервности стали контрастными.

— В самом деле, — не выдержала первая, из числа образованных и интеллигентных. — Невелика очередь. Могли бы, если отошли, заново занять.

— Умри, хреновина.

Степан склонил голову вбок, разглядывая хама. Мужичок низкорослый, но крепкий. По лысому черепу ползает червяк блика. Волосы обильно растут внутри черепа и это ясно по волосяным пучкам, буйно выпирающим из дырок носа и ушей.

Бабку заколотило:

— Ошкурил картоху и жмуритца, похмельный хорь. Упехтался, бедненький. Влязьти яму надо, зубы-то жмут. Товарыши! Хто милицию покличет? Иль мне, старой, маяться?!

Женщины подхватили. Разогрелись они и истомились. Послышалось: «В самом деле, мужчины, попрощались с умом, мозги в голове вокруг да около!», «Семь человек в очереди и старушка». И к нарушителю порядка: «Имели бы совесть!», «Связался со старым человеком, обезглавленный заочно».

Степану надоело, он позвал мужика, раненного жизнью в голову:

— Эй, идите передо мной, расслабим ситуацию.

Тот услышал, но даже не оглянулся. Только слегка повернул бобовидный череп.

— На фиг нужно было быть.

— Ничего себе! Я его калачом, а он меня кирпичом.

— Всех облаял! — торжествовала старая.

На хлопок в подсочельник хам явно заработал.

— Послушайте, вы не хамите.

— Туда же, — пробурчал негромко, но развязно, как бы не к Степану. — Не мужик, не баба, а железа внутренней секреции. Реагирует, угрозёл.

Теперь ясно до конца: надо бить. Необходимо только оформить.

— Ты, пирожок без начинки! Твои речи, омывающие мое сердце…

Но тот оказался проворнее, успел вставить:

— Прямую кишку они омывают.

Оформилось. Как говорил вождь мирового пролетариата: надо брать почтамт и разводные мосты. Промедление, естественно, смерти подобно.

— Пойдем отойдем, одноклеточный! — жестко сказал Степан. Церемонии закончились.

— Что, бить будешь? — осклабился лысый.

— Буду-буду, — потянув за рукав.

Женщины враз примолкли, ожидая развязки. Только старуха всё шипела:

— Нашпиль яму, паря! Ишш, лось беспачпортный!

Мужик не собирался выбираться из очереди. Стоял и с хмурым интересом рассматривал узоры на надутом шелковом заду впередистоящей. На таком заду много что можно увидеть. Женщине за сорок и парашютный зад раскрылся по полной программе.

— Я что сказал?! — повысил голос и с силой дернул за рукав.

Мужика от толчка развернуло. Этого никто не заметил. На его руке висел пакет, но когда пакет отлетел от поворота, очередь увидела — перед ними инвалид. Рука в кисти делала бублик, скрюченные пальцы будто чесали бок.

Мировой конфликт, возможно, и произошел из самой природы бога, как утверждает мировое сектантство, если мы по образу и подобию… Но не бить же инвалида. Еще большее хамство, чем зоологическое хамство этого субъекта.

— Не я первый бякал — бабка, — и предложил. — Ты дерни меня за свисток, может, полегчает.

С удовольствием взял бы художник за горло хама. Этика не позволяла, чтоб ей ни дна, ни покрышки. Но стрекательные клетки выпустил:

— Всыпал бы я тебе, деланый пальцем!

— А ты всыпь, бздиловатый, — не остался в долгу сквернослов. — Руку одну привяжи и всыпь.

Степан сощурился. Хорошая идея. Если, скажем, создать паритетные условия, то, пожалуй, можно. Или нельзя таки? Кто его знает, что у него еще атрофировано, кроме головы. Ситуация!

— Что бебиками хлопаешь? Привязывай руку.

Он еще и провокатор. Уже ни в какие ворота не пролезет без вазелина. За меньшее Александр Сергеевич на дуэль вызывал.

«Что-что? Дуэль?» Пусть он инвалид и подкожное заражение клетчатки, но он мужчина. А мужчина должен отвечать за свои поступки. В двадцать лет Галуа был великим математиком, выдающимся революционером, а погиб классически — на дуэли из-за женщины.

Наклонился, отчеканил:

— Сударь, я вызываю вас на дуэль.

Бабка закрестилась.

— Гы-гы-гы, — заржал мужик. — Я тебя забросаю высокотоксичными носками. А у тебя-то, интюллигент, оружие найдется?

Оружие представляет собой выражение воли, направленной к определенной цели. Найдется немедленно. Исключались дуэльные пистолеты и шпаги, чистая архаика. Не исключались двустволки и ножи, но исключался конечный результат. Нельзя убивать людей. Но можно бороться, побеждать, получая сатисфакцию.

— Ну ты, орудие господа! — наехал грудью. — Я не шучу, козёл!

На «орудие господа» тот ухом не повёл, на «козла» среагировал мгновенно. Он вроде взрыднул, набираясь сил ляпнуть очередную гадость, но Степан на этот раз был готов и успел первым:

— Я сказал, будешь со мной драться, и заткнись!

— Чем драться?! Яйцами биться, что ли?

Качественная мысль. Для такого дела сойдут и куриные, далеко ходить не надо. А удар яйца, пущенного со злостью, больнее больного. А если двадцать штук разбить об его лысину автографа ради. Степан продефилировал мимо замерших женщин.

— Сорок яиц, по двадцать в отдельные пакеты.

Бабка пискнула:

— Изляпай-ка его, парень.

Лысый наморщил медный лоб и отвесил старухе:

— Молчи ты, мать поросенка!

— Хто? — не поняла бабка, морща носик.

— Хтокала! Затеяла базар-вокзал.

Интеллигентная и образованная не выдержала:

— Вы что, в самом деле? Это же смешно!

— Не скажите, — ответила дама с ренессансно выбритым лбом. — Свое достоинство можно отстаивать не любым способом, но убедительным. А желток на рубашке, знаете ли… И потом домой через весь город пешком. Кто ж в транспорт посадит? Правильно парень делает.

Степану вовсе не хотелось устраивать дуэтно-акробатическое представление перед римлянами: им хлеба не надо — им зрелищ давай.

— Пошли, кроманьонец, — бросил через плечо.

Мужик затоптался было на месте, но старуха ядовито спросила его в волосатое ухо:

— Зассал, шибздик?

Тот пошел, окинув бабку презрительным взглядом.

— Пасись на стороне, чахлык невмерущий.

Степан повел его в университетские скверы подальше от любопытных глаз. Здесь, за деревьями, около теннисных кортов, они нашли свою Черную речку. Выложил из пакета рядком двадцать яиц, прикинул убойное расстояние и в рядок выложил яйца противника.

— Вокруг тебя пауки уже паутину сплели, — распаляя противника на бой. — А я тебя где-то уже видел? Ты мячом на чемпионате мира по футболу не подрабатывал?

Противник созрел. Он встал за свои яйца, пятнистый от злости.

— Мы работать не боимся, но работать не пойдем. По очереди штоль? Пуляемся-то как?

— Как накакал, так и шмякал. Зачем по очереди? На счет «три» бери больше, кидай дальше, — посмотрел на его недееспособную руку. — Если хочешь, я тоже могу левой.