Павел Милюков - Три попытки (К истории русского лже-конституционализма)

• Название: Три попытки (К истории русского лже-конституционализма)
• Автор: Павел Милюков
• Издательство: Presse Franco-Russe
• Жанр: История
• Год: 1921

Милюков Павел Николаевич (1859–1943) — историк, лидер кадетской партии, член IV Государственной думы. Со 2 марта по 1 мая 1917 — министр иностранных дел Временного правительства; после выхода в отставку перешел в оппозицию к правительству.

7 июня 1917 г. в газете «Речь» писал: «Я… недоволен тем, что гг. Ленин и Троцкий гуляют на свободе… они достаточно нагрешили против уголовного кодекса… эти господа вносят заразу в русское общество и в русскую армию».

С приходом к власти большевиков уехал на юг, присоединился к Добровольческой армии, старался обеспечить ей поддержку европейских правительств. С ноября 1918 жил на Западе. В 1921–1940 редактор парижской газеты «Последние новости», один из самых влиятельных деятелей русской эмиграции. Выступил с «новой тактикой» в отношении советской России, направленной на внутреннее преодоление большевизма. Входил в Парижскую демократическую группу партии народной свободы.

В ходе Великой Отечественной войны стоял на патриотических позициях.

Скончался 31 марта 1943 г. в Экс-ле-Бен, прах покоится в Париже.

Милюков П. Н. автор многотомных «Очерков по истории русской культуры», «Воспоминаний» и др. работ.

П. Н. Милюков. Три попытки. Издательство «Presse Franco-Russe». Париж. 1921.

Старая орфография изменена

---

III

Игра П. А. Столыпина

Перехожу теперь к воспоминаниям Д. Н. Шипова, в которых эта эволюция настроений власти отразилась очень наглядно.

На другой день после роспуска Думы, 10 июля, Шипов уехал в Москву, «не предполагая в более или менее близком будущем возвратиться» в столицу. Однако, 12 июля он получил повторные телеграммы Н. Н. Львова и М. А. Стаховича, к которым присоединился и граф Гейден. Вечером 14 июля Шипов уже был в Петербург. Вот что он там нашел:

«От графа П. А. Гейдена, Н. Н. Львова, А. И. Гучкова и М. А. Стаховича я узнал что П. А. Столыпин, занятый сформированием министерства, вступил в переговоры с первыми тремя из перечисленных лиц, в то же время он просил убедить меня принять участие в образуемом им кабинете и говорил, что с таким же приглашением он имеет в виду обратиться к князю Г. Е. Львову. Я отнесся к мысли об участии моем в кабинете Столыпина отрицательно и высказал, что П. А. Столыпин и я совершенно различно понимаем задачи правительственной власти вообще и особенно в переживаемое время.

Я вижу в нем человека воспитанного и проникнутого традициями старого строя, считаю его главным виновником роспуска Гос. Думы и лицом, оказавшим несомненное противодействие образованию кабинета из большинства Гос. Думы; не имею вообще никакого доверия к П. А. Столыпину и удивляюсь, как он, зная хорошо мое отношение к его политике, ищет моего сотрудничества. H. H. Львов, А. И. Гучков и М. А. Стахович, примирившиеся с фактом роспуска Гос. Думы, видели в П. А. Столыпине человека, способного в сотрудничестве с общественными деятелями осуществить реформы, вызываемые манифестом 17 октября, и старались убедить меня в правильности их точки зрения.

Граф П. А. Гейден скептически относился к этим предположениям, склонялся к моей оценке политической физиономии П. А. Столыпина, но, тем не менее, находил лучшим не уклоняться от переговоров с ним и постараться выяснить определенно его намерения и программу».

Несколько дней спустя, граф П. А. Гейден очень метко и ярко определил, зачем Столыпину нужны были услуги общественных деятелей. «Очевидно», заметил он Шипову, с характерным для него юмором, «нас с вами приглашали на роли наемных детей при дамах легкого поведения». Понимал это прекрасно и сам Д. Н. Шипов.

«Для нас обоих, т. е. для кн. Г. Е. Львова и меня, было совершенно ясно, что П. А. Столыпин желает привлечь нас к участию в кабинете не в силу того, чтобы предоставить нам возможность содействовать действительному проведению в жизнь начал, положенных в основу манифеста 17 октября, а лишь потому, что он, хотя человек очень самоуверенный и смелый, тем не менее опасается общественного противодействия своим начинаниям и в нашем участии в кабинете видит только средство для примирения возбужденного общественного настроения с правительством».

Тем не менее, ему и кн. Львову на следующий день пришлось видеться с П. А. Столыпиным, в качестве деятелей общеземской организации для продовольственной помощи населению. Вот как это случилось:

«15 июля в С. Петербург приехал кн. Г. Е. Львов, как председатель общеземской организации, для переговоров с министром внутренних дел по вопросу об организации продовольственной помощи населению. О своем приезде он сообщил тотчас же П. А. Столыпину, не зная еще ничего об его намерениях по образованию кабинета, и просил назначить время приема. В этот день все упомянутые выше общественные деятели собрались в гостинице „Франция“ за завтраком и в беседе между собой обсуждали занимавший всех нас вопрос. В это время князю Г. Е. Львову доложили, что его просит по телефону председатель совета министров. Возвратясь в столовую, Г. Е. сказал, что П. А. Столыпин просит его и меня, как членов управления общеземской организации, приехать к нему на дачу сегодня в 4 часа дня для переговоров по вопросу о продовольственной помощи населению при содействии общеземской организации. Я предчувствовал, что в этом приглашении готовится ловушка, но формально дело было поставлено так, что уклониться от этого свидания было невозможно».

IV Бесплодные попытки

Свидание Д. Н. Шипова с П. А. Столыпиным состоялось — и вышло беспорядочным и бурным. Обе стороны волновались, перебивали друг друга, перескакивали с предмета на предмет: вместо переговоров вышла словесная борьба. Д. Н. Шипов признает невозможность воспроизвести эту беседу в систематическом порядке.

Вот как Д. Н. Шипов, рассказывает о ней:

«Как только, мы вошли в кабинет, П. А. Столыпин обратился ко мне со словами:

„Вот, Д. Н., роспуск Думы состоялся; как теперь относитесь к этому факту“? Я отвечал что П. А. известно мое отношение к этому факту, и я остаюсь при своем убеждении. Такое начало не могло не отразиться на настроении вопрошавшего и на предстоящих переговорах. После моей реплики П. А. Столыпин сказал: „Я обращаюсь к вам обоим с просьбой войти в состав образуемого мной кабинета и оказать ваше содействие осуществлению конституционных начал, возвещенных манифестом 17 октября“. Мы говорили, что прежде чем дать наш ответ, нам необходимо ознакомиться с политической программой председателя совета министров. П. А. заявил, что теперь не время для слов и для программ; сейчас нужны дело и работа. Мы указывали, на необходимость решительной перемены правительственной политики и скорейшего созыва новой Государственной Думы. П. А. говорил, что прежде всего, для успокоения всех классов населения, нужно в ближайшем же времени дать каждой общественной группе удовлетворение ее насущных потребностей и тем привлечь их на сторону правительства. Делу поверят скорее и больше, чем словам.

Иллюстрируя свою мысль, П. А. говорил, между прочим, что нужно будет привлечь и влиятельных евреев, выяснив с ними, что необходимо и возможно предоставить теперь же еврейству, в целях успокоения революционного в его среде настроения. Мы горячо возражали против такой политики и указывали, что, во всяком случае, никакие мероприятия, нуждающиеся в законодательной санкции, не могут быть осуществляемы помимо законодательных учреждений, и недоумевали, как правительство может предрешать после 17 октября 1905 г. помимо народного представительства, какие именно реформы должны быть проведены в жизнь. П. А. Столыпин заявил, что ему совершенно ясно, какие мероприятия являются неотложными и требуют скорейшего осуществления. Он критически относился к законодательной способности Гос. Думы, особенно в первое время, и еще подтвердил свою уверенность, что правительство сумеет предоставить безотлагательно всем классам населения то, что им действительно нужно.

Мы обращали его внимание, что раз высочайшею властью населению предоставлено право самоопределения в государственной жизни, осуществляемое посредством избираемых им представителей, то как правительство Его Величества может нарушить это право? Если даже допустить всегда возможные ошибки законодательных учреждений, то пусть население будет знать, что эти ошибки — ошибки его избранников, и будет иметь это в виду при следующих выборах; ошибки же правительства будут только питать еще более неприязни к нему населения. Я сказал П. А. Столыпину:

„Какая же будет разница между характером вашей политики и политики ваших предшественников; разве граф Толстой, Сипягин, Плеве не желали блага России, как они его понимали; разве граф Витте не говорил, что он знает, что нужно для счастья России? Если их политика была, однако, пагубна для страны, то они, по крайней мере, имели оправдание в том, что действовали при старом строе; но как можно идти теми же путями после акта 17 октября? Я не сомневаюсь, что такая политика приведет правительство на путь реакции и не только не внесет в страну успокоения, но заставит вас прибегнуть через два-три месяца к самым крутым мерам и репрессиям“.

П. А. Столыпин был этими словами крайне возбужден и воскликнул:

„Какое право имеете вы это говорить!?“

„Вы приглашаете меня вступить в ваш кабинет“, отвечал я, „и я считаю себя обязанным откровенно высказать вам свое убеждение“. В дальнейшем кн. Львов и я пытались выяснить те условия, при которых мы сочли бы возможным принять приглашение П. А. Столыпина, а именно: привлечение общественных деятелей в кабинет должно быть Высочайшим актом, объяснено целью создания необходимого взаимодействия правительства и общества; общественным деятелям, объединившимся между собой на одной политической программе, должна быть предоставлена половина мест в кабинете, и в том числе портфель министра внутренних дел; новым кабинетом должно быть опубликовано правительственное сообщение, определяющее задачи, которые ставит себе кабинет; должны быть подготовлены к внесению в Гос. Думу законопроекты по важнейшим вопросам государственной жизни, регулирующие пользование свободами, дарованными манифестом 17 октября; применение смертной казни должно быть немедленно приостановлено впредь до разрешения вопроса законодательным порядком.