Вячеслав Гречнев - Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

• Название: Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.
• Автор: Вячеслав Гречнев
• Издательство: Соларт
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-902543-21-3

В книге речь идет об особом месте так называемого малого жанра (очерк, рассказ, повесть) в конце XIX - XX вв. В этой связи рассматриваются как произведения Л.Толстого и Чехова, во многом определившие направление и открытия литературы нового века ("Смерть Ивана Ильича", "Крейцерова соната", "Скучная история", "Ариадна"), так и творчества И.Бунина, Л.Андреева и М.Горького, их связи и переклички с представителями новых литературных течений (символисты, акмеисты), их полемика и противостояние.

Во втором разделе говорится о поэзии, о таких поэтах как Ф.Тютчев, который, можно сказать, заново был открыт на грани веков и очень многое предвосхитил в поэзии XX века, а также - Бунина, в стихах которого удивительным образом сочетались традиции и новаторство. Одно из первых мест, если не первое, и по праву, принадлежало в русском зарубежье Г.Иванову, поэту на редкость глубокому и оригинальному, далеко еще не прочитанному. Вполне определенно можно сказать сегодня и о том, что никто лучше А.Твардовского не написал об Отечественной войне, о ее фронтовых и тыловых буднях, о ее неисчислимых и невосполнимых потерях, утратах и трагедиях ("Василий Теркин", "Дом у дороги").

---

Поэзия Тютчева, можно сказать, перенасыщена тревогой, предчувствиями роковых развязок, катастроф — «катаклизмов», он пишет о «страшных песнях» хаоса, о грозах и бушующем море. Но есть у Тютчева и стихи — своего рода признания в любви к природе умиротворенной, солнечной, радующей человека. «Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-Земля!.. Что пред тобой утеха рая, Пора любви, пора весны, Цветущее блаженство мая, Румяный свет, златые сны…» (1,88). Иными словами, Тютчев и понимает и принимает жизнь во всех ее проявлениях, до самозабвения любит её. И в то же время многое из того, что в совокупности своей составляет бытие человека, являлось предметом его постоянных, напряженных и тяжелых раздумий, вызывало в нем страстное желание, иногда на грани отчаяния, не соглашаться, спорить, протестовать. Поэт не раз признавался своим близким, что для него привычны «состояние внутренней тревоги» и «чувство тоски и ужаса». Размышляя над тем, какие же именно проблемы так сильно тревожили Тютчева, известный исследователь его творчества К. В. Пигарев приходит к выводу, что это и время, бороздящее неизгладимыми морщинами любимые черты, и пространство, разъединяющее людей и отдающее их во власть времени, и, наконец, смерть – равно враждебные человеку силы в глазах Тютчева. Именно они затавляют его „с такой болезненной живостью и настойчивостью" испытывать „сознание непрочности и хрупкости всего в жизни"». Земля и Небо противопоставлены в поэзии Тютчева. Земля — это колыбель и дом человека, это все, связанное с великой случайностью появления его на свет и великой радостью уникальности его жизни. Но Земля — это и быт, в котором так легко погрязнуть человеку, это и «пыль» мизерных и суетных стремлений людей, это и неумолимо уходящее время, забвение и смерть. С Небом у Тютчева ассоциируется все самое светлое и чистое, недостижимо высокое, духовное и нравственное. Без этой устремленности в Небо жизнь представляется поэту «утомительным сном». Конечно, мгновения эти редчайшие, они сродни озарениям. Так, в стихотворении «Проблеск», например, полет души «к бессмертному» сопровождается звучанием «скорби» на струнах «ангельской лиры». Объяснение этому следует искать как в том, что человек бессилен вернуть «минувшее» или вернуться в него, так и в том, о чем говорится далее в стихотворении: «Мы в небе скоро устаем, — и не дано ничтожной пыли дышать божественным огнем».

Именно в этом трагизм существования человека — «в невозможности отделить в себе земное от небесного, бренное тело от нетленной души. Трагизм — в сознании личной смертности, в желании неосуществимого, в стремлении к недоступному» [301].

Неумолимое шествие времени изображает Тютчев во многих своих произведениях и с самых разных сторон. В стихотворении «Бессонница» мы слышим поначалу «однообразный бой» часов, «Томительная ночи повесть! Язык для всех равно чужой И внятный каждому, как совесть!» Но затем, как это нередко бывает у Тютчева, вполне конкретные явления, факты и детали житейского обихода постепенно начинают обретать иной смысл, более обобщенный, философский. И вот уже «часов однообразный бой» начинает восприниматься, как «глухие времени стенанья, пророчески-прощальный глас». Разбуженная бессонницей фантазия, нахлынувшие ночные мысли и чувства рисуют страшную картину: «Нам мнится: мир осиротелый Неотразимый Рок настиг — И мы, в борьбе, природой целой Покинуты на нас самих; И наша жизнь стоит пред нами, Как призрак на краю земли, И с нашим веком и друзьями Бледнеет в сумрачной дали; И новое, младое племя Меж тем на солнце расцвело, А нас, друзья, и наше время Давно забвеньем занесло!» (1, 41).

Поэт показывает, как распадается связь времен, дает понять каким должно быть мироощущение человека, который, так сказать выпал из своего времени. Точнее говоря, время ушло, а он остался. Речь идет о безмерном одиночестве, с которым сталкивается человек в этом случае. Такое одиночество, пожалуй, страшнее самой смерти, — ведь человек и чувствует и понимает полную безысходность своего положения, когда у него нет ни прошлого, ни будущего, нет и настоящего. Впереди, надо полагать, бездонная пропасть («жизнь», «как призрак», стоит на «краю земли»), а позади уже почти скрылись, едва различимы «в сумрачной дали» и век, который когда-то был своим, и друзья. Не приходится рассчитывать и на внимание и понимание «младого племени», потому что и «нас, друзья, и наше время давно забвеньем занесло».

В финале стихотворения вновь слышится бой часов, отсчитывающих время, но звучит он теперь как «металла голос погребальный», и это понятно: ведь он «оплакивает нас», навсегда ушедших из жизни и памяти.

Лирический герой Тютчева очень пристально, с большим душевным напряжением и тревогой следит за тем, как минута за минутой уходит безвозвратно время жизни человека. В одном из стихотворений («Как над горячею золой…») он сравнивает это с тем, как дымит­ся и сгорает «свиток», в котором «огнь, сокрытый и глухой, слова и строки пожирает». «Слова и строки» в этом контексте — память о прошлом, без чего, как понимает это Тютчев, жизнь теряет не только интерес, но и всякий смысл. Более определенно он скажет об этом в следующем стихотворении:

Как ни тяжел последний час —
Та непонятная для нас
Истома смертного страданья, —
Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминанья… (1, 212).

Столь же пристально всматривается Тютчев в настоящее, которое пришло из прошлого и исчезнет в будущем, и в стихотворении «Сижу задумчив и один…». В нем поэт спрашивает: «Былое — было ли когда? «Что ныне — будет ли всегда?..» И отвечает: «Пройдет оно, как все прошло». В отличие от природы с ее вечным обновлением («И снова розы будут цвесть») человеку не дано этой возможности к новым и новым возрождениям, к какому бы то ни было возвращению к истокам юности. О безуспешности таких возвращений написал Тютчев в стихотворении «Двум сестрам»: младшая сестра своим поразительным сходством со старшей напомнила герою о былой любви к ней и о днях его молодости. И вот мы видим, что радостной эта встреча не получилась, и не потому только, что в прошлом были свои печали. Это удивительное сходство двух женщин как нельзя более наглядно подчеркнуло уникальную неповторимость каждой жизни, судьбы и любви. Вот почему молодость и любовь даже самого близкого человека могут напомнить только об одном, о том, что и то и другое для тебя потеряны навсегда:

«И все, как в зеркале волшебном, Все обозначилося вновь: Минувших дней печаль и радость, Твоя утраченная младость, Моя погибшая любовь!» (1, 56).

Как давно уже было замечено, во многих стихах Тютчева просматривается желание хотя бы на краткое мгновение заглянуть в тайные глубины космической жизни. Именно отсюда — повышенное внимание поэта к «древнему, родимому хаосу». «Не только с наступлением сумерек, но и в пламени дня, и в сиянии любви он ощущал адский огонь и непроглядную бездну хаоса, видел разлад «нашей призрачной свободы», буйства страстей и мирской суеты» [302]. И в то же время, этот хаос, по словам В. Я. Брюсова, представляется Тютчеву исконным началом всякого бытия, из которого вырастает и сама природа. Все те минуты в жизни природы (чаще всего это ночные минуты и часы), когда «за оболочкой зримой» можно рассмотреть «ее самое», ее темную сущность, поэту дороги и желанны.

Нельзя не сказать, что Тютчева, конечно же, интересуют не сами по себе тайны и загадки всего связанного с космосом и процессов, в нем происходящих. В первую очередь и главным образом волнуют его проблемы бытия человека, история и судьбы человечества. Но все это он стремится рассматривать в тесной взаимосвязи всех фактов и явлений как личной и общественной, так и космической жизни. И еще: на все земные дела и события, печали и радости, надежды и разочарования Тютчев умеет взглянуть с поистине космической высоты, из бесконечности космического времени и беспредельности мирового пространства, иными словами — с позиции вечности. Именно это и придавало небывалую новизну его поэзии. К наиболее характерным в этом отношении произведениям следует причислить стихотворение «Как океан объемлет шар земной», и, прежде всего, следующие строчки:

Настанет ночь — и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас её: он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины,
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены (1, 52).

Эту высокую точку зрения находим и в стихотворении «Кончен пир, умолкли хоры…»: в свете далеких звезд особенно очевидны и суетность людских устремлений, и краткость бытия человеческого и одиночество человека перед лицом вечности света этих звезд: