Александр Мартынов - В заповедной глуши

• Название: В заповедной глуши
• Автор: Александр Мартынов
• Жанр: Прочие приключения

Четвёртая и пока последняя книга цикла «В заповедной глуши». Помните! Мир, который описан тут — СУЩЕСТВУЕТ рядом с вами и может за вами придти.

---

А потом понял, что это и не нужно.

Он был не один. Были звёзды. Были деревья, трава. Был ёж, шуршащий где-то неподалёку. Была речушка. И ещё много-много всего. Включая и комаров, к которым, впрочем, Валька давно привык.

Он раскатал одеяло, сел на него, прислонился к удобной развилке граба. Ему казалось, что слышно, как в дереве шумят соки. Нет, нечего было бояться. Всё самое страшное в жизнь приносят люди. Нет, тоже не так. Те, кто называет себя людьми. Теперь Валька был уверен: они не люди. Не фигурально выражаясь, а на самом деле — не люди. Нечто-некто, кто выглядит, как человек, но… Может быть, первые ОНИ стояли под тем знаменем, к которому яростно прорубалась через орды их рабов горсть смельчаков в том видении… Может быть, прорубись они тогда — и…

Это я там был, думал Валька и ощущал в руке горячий черён меча. Я там был и я не успел. Не смог. Значит — моя вина, что мучили Витьку. И что тот парень, которого я тогда уложил во дворе, не знает лучшего времяпровождения, чем с бутылкой пива — тоже моя вина. И что убили хорошего человека генерала Рохлина, про которого говорил дядя Михал — моя вина. И что вышел на голландскую улицу мальчишка с карабином и стал стрелять в цветных оккупантов, и был схвачен и посажен в психушку — моя вина. И что зверьки жгут в прекрасном городе де ла Роша Париже автомобили — моя вина. И что есть подлый суд в Гааге, где судят защитников родного дома — моя вина. И что в Штатах хорошие люди, честные и храбрые люди ничего не могут сделать, кроме как в отчаянии таранить грузовиками со взрывчаткой банки и торговые центры — моя вина. И что у мальчишки в селе нет денег на школьный рюкзак — моя вина. И что живёт в бараке семья погибшего офицера — моя вина.

И что жив и процветает на службе подлючему «государству Эрэфии» бандит-убийца этого офицера, тусклоглазый хамелеон, замаскировавшийся под «чеченского спецназовца» — и это моя вина.

Отец это понимал. А я раньше не понимал. Теперь — понимаю. Каждая пуля в хорошего человека — моя вина. Каждый детский труп в мусорном баке — моя вина. Каждый шприц с наркотой — моя вина. Каждая девчонка на трассе — моя вина.

Вину можно искупить. Не отмолить, это выдумки, это для слабых.

Искупить. Я пока не знаю — как. Но я буду стараться это сделать…

…Михал Святославич против этих прогулок ничего не имел. Кажется, он убедился, что Валька в лесу не пропадёт и не натворит глупостей. Но и заниматься с мальчишкой не бросил, хотя Валька думал: с одним возиться не станет. Стал. Правда, часто просто разговаривал — о своей жизни; о своих друзьях, живых и погибших; о разных загадочных случаях; о том, что не женился, потому что его приятель, капитан-морпех, прибалт по имени Балис, отбил у него девчонку — потом она с дочкой погибла в автокатастрофе, а сам Балис — в Приднестровье летом 92-го; об истории… Слушать его было интересно, а ещё — Валька так и не мог понять: что же собой представляет Михал Святославич сейчас? Кто он? Что не только лесник — это точно. Но, как ни старался мальчишка свернуть разговор на это, ничего не выходило.

И всё-таки Валька понял — с оторопелой радостью — что был прав в своих догадках, не был его отец отчаянным бойцом-одиночкой, сражающимся с врагом по призывному велению сердца. Там, в России, был фронт. Иногда тихий и незаметный, а иногда прорывавшийся настоящими стрельбой и взрывами. А иногда — стрельба и взрывы тоже были незаметными, замалчиваемыми обеими сторонами. На этом фронте хоронили убитых и награждали героев. На нём отчаянно сражались плечом к плечу самые разные люди. По-разному видевшие мир будущего, но верившие в него, в это будущее. В будущее России, а не «мирового сообщества»,где правят Доллар, Секс и Безумие и где будущего нет по определению, потому что у червятника в гниющем трупе не может быть будущего. Иногда эти люди даже не знали друг о друге — и — где через мешанину Интернета, а где по обычным дорогам и улицам — пробирались виртуальные и реальные секретные гонцы, готовые в любой момент оборвать связь… или по-настоящему покончить с собой, но не дать Тем, Которые Велят, выйти на след зарождающихся союзов.

И где-то в Чёрном море тонул, задрав беспомощно нос, турецкий сухогруз, вёзший на русскую землю наркоту и оружие — и торпедированный неизвестным катером.

И где-то на сибирском вокзале пули вколачивали в стену ангара визжащего функционера «международной независимой гуманитарной организации».

И где-то неожиданный налёт неизвестных на цыганский табор возвращал отчаявшимся родителям угнанных в рабство русских детей.

И где-то — совсем далеко, где люди говорили на другом языке — горела синагога, в которой собирались деньги для продолжения экспансии Тех, Которые Велят, по миру…

…И где-то окружённый на чердаке своего дома ровесник Вальки разрывал перед лицом — чтобы не быть узнанным и не предать даже после смерти! — гранату…

… — Если ты живёшь хорошо, — говорил как-то Михал Святославич, — никогда не забывай, что есть те, кто живёт плохо. Этим страдали многие из «бывших». Мол, у нас были уютные квартиры, дачи с вечерними посиделками, а пьяные и грубые варвары это всё разрушили… А что вы сделали для того, чтобы они не были пьяными и грубыми? И ни в коем случае не полагайся на благотворительность. Она оскорбляет. Даже если у тебя берут и благодарят — скоро начинают ненавидеть тебя за то, что ты можешь давать, а они — нет. Добиваться надо того, чтобы люди сами могли себя обеспечить. Тогда они начинают себя уважать. И уважать того, кто дал им такое право и такую возможность, понимаешь? Только таким человеком быть трудно. Я, например, не смог. Потому и сижу тут, в лесу.

Они стояли у вечерней ограды, опираясь на неё локтями, слушали, как шумит лес — весь день был ветер, луна взошла огромная и алая, как медный щит. Вальке вспомнились стихи, которые он читал недавно — в сборнике бардовской поэзии, найдённом на полках огромной библиотеки Михала Святославича. Глядя в темноту, мальчишка негромко прочёл:

— Не вдоль по речке, не по лесам —
Вдали от родных огней —
Ты выбрал эту дорогу сам,
Тебе и идти по ней.
Лежит дорога — твой рай и ад,
Исток твой и твой исход.
И должен ты повернуть назад
Или идти вперёд.

Твоя дорога и коротка,
И жизни длинней она,
Но вот не слишком ли высока
Ошибки любой цена?
И ты уже отказаться рад
От тяжких своих забот…
…Но, если ты повернёшь назад,
Кто же пойдёт вперёд?

Хватаешь небо горячим ртом —
Ступени вперёд круты, —
Другие это поймут потом,
И всё же сначала — ты.
Ты каждый шаг перемерь стократ
И снова проверь расчёт.
Ведь если ты не придёшь назад,
Кто же пойдёт вперёд?..[38]

Только, по-моему, вы немного хитрите. Может, передо мной. А может — перед собой даже. Разве вы ничего не делаете?

— Ты умный парень, — ответил Михал Святославич. — Очень умный. Но во многом наивный. Ну, если спать не хочешь — пойдём, я тебе расскажу, как обращаться с М16…

…В глубине леса, краем болота, лежала цепочка озёр, кишащих утками, гусями, бекасами и вальдшнепами — такой «дикой силы» птицы, как выражался Ельжевский, Валька не видел никогда в жизни. Лесник эту птицу стрелял, конечно, но осенью — и коптил сам. Кстати, такого вкусного копчёного мяса Валька в жизни не ел, хотя не мог пожаловаться на меню дома. купаться в этих озёрах было и опасно (запросто могло затянуть, как в болото) и неприятно (на дне лежал ил, кишели пиявки), но в самом их виде было что-то, что навевало на Вальку спокойно-умиротворённое состояние. Он любил сюда ходить. Иногда сидел на берегу. Но чаще лежал на животе, вытянувшись в рост, на большой берёзе, мощной и тяжёлой, повисшей трамплином над спокойной чёрной водой. Берёза была широкая, лежалось удобно. В тёмной глубине иногда мелькали рыбы, а один раз Валька видел потрясающего размера сома — практически бесконечного, как ему показалось, с похожими на водоросли усами.

Тут было хорошо молчать и думать. Когда же накатывала вдруг тоска, Валька переворачивался на спину и смотрел на небо. Ему начинало казаться, что берёза покачивается. А потом обязательно приходил сон, в котором он видел маму и отца. Не помнил — как, где. Но видел точно.

И ещё видел…

…Это было не на берёзе. Он не спал, он правда не спал!!! И не грезил, как тогда, с талисманом, который больше не показывал Михал Святославич! Валька вечером шёл с прогулки — так, отшагал километр ради моциона.

Они перешли дорогу — вышли из кустов и скрылись в кустах. Большой и грузный мужчина с ручным пулемётом. Женщина в кожанке и платке, с винтовкой на ремне. И мальчишка в пилотке, с дисковым ППШ. В десятке метров от Вальки. Их шаги не приминали траву, их руки не раздвигали кусты. Казалось, что сквозь них просвечивает дорога…