Салман Рушди - Земля под ее ногами

• Название: Земля под ее ногами
• Автор: Салман Рушди
• Издательство: ЗАО ТИД "Амфора"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: ISBN 978-5-367-00835-7 (рус.), ISBN 0-8050-5308-5 (англ.)

В этом произведении известнейшего романиста нашего времени С. Рушди нашли яркое воплощение его художественное мастерство и масштабность как писателя. Это история любви, история рок-музыки и раздумья над судьбами людей и самой нашей планеты в современном глобализующемся мире.

Аннотации с суперобложки:

* * *

Произведения Салмана Рушди, родившегося в Индии (в 1947 г.) и живущего ныне в Великобритании, давно и прочно вошли в анналы мировой литературы. Уже второй его роман, «Дети полуночи» (1981), был удостоен Букеровской премии — наиболее престижной награды в области англоязычной литературы, а также премии «Букер из Букеров» как лучший роман из получивших эту награду за двадцать пять лет. Салман Рушди является обладателем французского Ордена литературы в искусстве. В 2007 году королевой Великобритании ему был пожалован рыцарский титул, а в 2008 году Рушди получил почетную премию «Лучший Букер», учрежденную в честь 40-летнего юбилея Букеровской премии.

* * *

Алхимия музыки — такая же тайна, как математика, вино или любовь. Возможно, мы научились ей у птиц, а может, и нет. Может, мы просто существа, вечно ищущие высшего восторга. Его и так незаслуженно мало в нашей жизни, которая, согласитесь, до боли несовершенна.

Музыка превращает ее во что-то иное. Она открывает нам мир, достойный наших устремлений, показывает нам, какими мы могли бы стать, если бы нас в него допустили.

С. Рушди

* * *

Это книга-миф, книга-вселенная. Это роман о любви-чуде, любви-безумии. Орфей с гитарой пытается вернуть к жизни свою Эвридику, которую поглотила земля — в наказание ли? во спасение? Это роман о музыке, о рок-н-ролле и его триумфе. Сильная, увлекательная, многослойная книга о жизни-смерти, реальности и вымысле, о том, насколько тесно переплетено все в этом мире и насколько хрупок он, этот мир, — ведь терпение земли не бесконечно.

Земля под нашими ногами. Туннели труб и проводов, ушедшие под землю кладбища, слои неопределенности прошлого. Зияния в земной коре, в которые уходит наша история и пропадает, переходя в иное состояние. Подземные миры, о которых мы не смеем задумываться. Среди вечных — добро-зло, смысл-бессмысленность и прочее — человеческих проблем существует и такая, как глубокий конфликт между идеей Дома и идеей Чужбины, мечтой о корнях и миражом пути. Вы можете унестись, соскочив со своей беговой дорожки, оставив позади семью, клан, нацию и расу, миновав неуязвимыми минные поля табу, пока не окажетесь перед последним пределом, самой запретной из дверей. Вы пересекаете последнюю границу, и тогда — тогда может оказаться, что вы зашли слишком далеко, и вас уничтожают.

С. Рушди

---

Как и любой деятельный предприниматель — а это определение ему подходит вне всяких сомнений, — он, естественно, продолжает строить планы и мечтать. Хиппи на Слоан-сквер продают йо-йо, они светятся, прыгая вверх-вниз. У него есть доля в этом бизнесе; доход ему приносят и многочисленные лавочки на Карнаби-стрит, втридорога продающие безвкусные безделушки, украшенные британским флагом. Его способность чувствовать дефицит на рынке — выражаясь языком маркетинга, нюх на «незанятые ниши» — позволила ему выпустить справочное издание «Где это». Эта неудобного формата брошюра-путеводитель для молодежи, где перечислены все удовольствия — от традиционных до «альтернативных», быстро превратилась в очень доходный еженедельный журнал. Для простых смертных все вышеперечисленное было бы уже достаточным доказательством его богатырского здоровья, но осознание собственной физической мощи сейчас важнее всего для Стэндиша, на это направлены все его старания, и в свои пятьдесят с лишним он все еще полон сил и энергии. И все же это человек с разбитым сердцем. Если сравнить его с мощным деревом, то можно сказать, что изнутри его что-то подтачивает. В один прекрасный день вдруг, без всякого предупреждения, оно может упасть. И только тогда прохожие узнают о болезни и всё поймут.

Когда он прогуливается с Уолдо Кроссли в поместье Месволда по берегу реки, радуясь ловкости, с которой сын научился накалывать листья и прочий мусор, и делая ему комплименты по поводу прекрасно сидящей на нем униформы, которую носит вся прислуга Месволда, вознаграждаемый трогающей до слез широкой, счастливой идиотской улыбкой сына, или когда он дежурит у постели Ормуса Камы, видя в коматозном певце тень своего умершего Готорна, — в эти мгновения спина Стэндиша прямее, чем когда-либо, челюсть тверже, а глаза суше. Но он приговорен, это очевидно. Есть опасность, что, если Ормус не проснется, Стэндиш тоже уснет последним сном. Их судьбы неразрывны. По мере того как проходят месяцы и годы, Стэндиш теряет надежду, тонкие нити сплетенного им покрывала самодисциплины начинают изнашиваться. У него появляется нервный тик, глаз иногда подергивается. В иные дни из его некогда густой копны волос выпадают целые пряди. Когда он поднимается со стула, Спента замечает первые признаки сутулости.

— Будь я немного помоложе, — говорит она, взяв его под руку, когда они как-то вечером прогуливаются по цветнику, — я, возможно, заставила бы вас побегать за собой.

В ее голосе он слышит эхо одиночества женщины, стоящей в пустой комнате собственного будущего, и приходит к выводу, что ему не остается ничего другого, кроме как быть откровенным.

— Я принадлежу к тем, — говорит он, и впервые язык у него поворачивается с трудом, произнося эти слова, — для кого любовь женщин никогда не была внжна.

— Прекрасно! — хлопает она в ладоши. — Я тоже не считаю это важным в нашем возрасте. Это будет партнерство, правда? Вступая в сумерки нашей жизни, мы способны предложить друг другу хотя бы это.

Стэндиш не находит, что ответить.

Мария больше не появляется; возможно, она уже не верит, что у Ормуса есть перспективы. Ни Спента, ни Стэндиш не произносят этого вслух, но оба думают, что ее отсутствие — дурное предзнаменование.

Они заговаривают о том, что запрещено допускать даже в мыслях, — об отключении его от поддерживающей его жизнь аппаратуры. Более трех лет Ормус Кама нуждался в мониторах, капельницах, плазме. Бывали моменты, когда было необходимо оборудование для искусственного дыхания. Его мышцы атрофировались, он слабее младенца. Он не может прожить без аппаратуры, медсестер и санитаров. Спента спрашивает Стэндиша о том, о чем нельзя спрашивать:

— Если говорить начистоту, как вы думаете, он проснется?

И Стэндиш больше не способен уверенно отвечать «да».

— Можно было бы организовать несчастный случай, — говорит он. — Перебой в электроснабжении с одновременным отключением запасного генератора. Или трубка может случайно выпасть из носа спящего, или дающая жизнь игла не попасть в вену. Может быть, это было бы… как это лучше сказать… — запинается Стэндиш, — …милосердно.

— И все же я верю! — упрямо кричит Спента. — Я не знаю во что — в чудо! В благословение свыше. В то, что называется высшей любовью.

«Колкис Рекордз» выпускает двойной диск, «сорокапятку» «Beneath Her Feet» и «It Shouldn't Be This Way», ушедшей в небытие группы «Ритм-центр», это задумано как прощальный жест, примирение с неизбежным.

Все время, прошедшее после аварии, Стэндиш был непреклонен: Ормус поправится и возобновит свою музыкальную карьеру, а до этого времени выпуск каких бы то ни было его дисков будет иметь мрачный оттенок и только навредит делу.

Юл Сингх согласился с этой точкой зрения в своей обычной двусмысленной манере:

— Если таково ваше пожелание, господин Стэндиш, я предпочел бы не высказывать своего мнения, пусть будет по-вашему, вам решать. Если передумаете, приходите ко мне. Этот бизнес развивается с огромной скоростью, мне нет нужды вам это объяснять, так что обсудим это, когда будет нужно. Бог даст, я никуда не денусь и, может быть, смогу вам помочь.

Приходит время, когда и Стэндиш, и Спента понимают, что они снова хотят услышать пение Ормуса, в последний раз перед тем как он будет отключен от медицинской аппаратуры и уйдет навсегда. Стэндиш просит Юла Сингха выпустить музыку на свободу; это просьба, которую свирепый властитель «Колкис», несмотря на всю жесткость его выражений и суровость предостережений, не может не выполнить, понимая, что она является своего рода смертным приговором. Ко всеобщему изумлению, пластинка становится хитом. И Вина Апсара в номере бомбейского отеля слышит пение Ормуса, летит обратно в его жизнь — и спасает ее.

Вот она у его постели, шепчет ему что-то на ухо. Здесь же Спента, не знающая, бояться ее, как очередного пришествия демона, горевать ли вместе с нею об их общей утрате или надеяться. Здесь же и Малл Стэндиш, затаивший дыхание. Здесь же над больным вьется ястребом доктор, рядом — медсестра и санитар.

В дверях, со шляпой в руке, слепой Юл Сингх.

— Ормус, — шепчет она. — Ормус, это я.

И он открывает глаза — вот так, просто. Губы у него вздрагивают. Она наклоняется ближе, чтобы расслышать, что он говорит.

Но тут налетает доктор, плечом отталкивая ее в сторону:

— Извините, пожалуйста, мы должны установить степень повреждения.

Повернувшись к Ормусу, поблескивая зубами, он спрашивает:

— Кто я?

— Торговец наркотиками.

Голос удивляет всех своей силой и явно различимыми сардоническими нотками. Доктор указывает на стоящего в дверях Юла Сингха.

— А он, кто он?

— Комиссар.

Затем на санитара, держащего чистые простыни и полотенца.

— Не имеет значения.

— А как насчет вас? — вопрошает доктор. — Вы знаете, кто вы? Вы знаете, чего хотите?

— Вина, — зовет он.

Она подходит ближе, берет его за руку.

— Да, — отвечает он. — Теперь знаю.

Как нам воспеть воссоединение влюбленных после долгой разлуки, расставшихся из-за глупого подозрения на целых с печальных десять лет, — влюбленных, которых наконец-то соединила музыка? Скажем ли мы (ведь в песне мы свободны от мрачного педантизма и можем петь гимны воспарившему духу, а не цитировать скомканное письмо правды), что они бежали, напевая, в полях Элизиума[190] и пили нектар богов, а их поцелуи были прекрасны, как вечерний горизонт, когда земля впервые соприкасается с небом и становится им? Уподобим ли его ласки дуновению ветра, колышущему поверхность моря, — то яростному, то нежному, а ее изгибающееся тело, полное желания, — вздымающимся океанским волнам? Стоит ли заходить так далеко, чтобы говорить о любви божественной, превосходящей всё, и прийти к заключению, что Великий Любовник, должно быть, смотрит на нас оттуда, сверху, а эта земная пара — зеркальное отражение его безграничной любви и открытости сердца.

Нет, эта история о сильной, но непоследовательной любви, о разрывах и примирениях, о любви вечного преодоления, — она лишь крепнет от препятствий, которые ей приходится преодолевать, хотя за ними ее ждут всё более тяжелые испытания. Любовь — бег с препятствиями. Расходящиеся, пропадающие из виду тропинки неопределенности, запутанные лабиринты подозрений и предательства, уносящаяся вниз дорога самой смерти: таков ее путь. Это человеческая любовь.

Пусть говорит Вина. «Он ведь действительно умер в тот день — знал ли ты это? — Она откровенничает, нагая и ошеломляющая, лежа поперек моей большой медной кровати знойным летним днем в Нью-Йорке, в середине восьмидесятых. — Это правда, — говорит она, кривя рот, — у него всегда была потрясающая способность выбирать подходящий момент. Я прилетаю к нему из другой части света, и именно в этот момент этот ублюдок решает отправиться на тот свет. На сто пятьдесят секунд он по-настоящему отбросил копыта, сыграл в ящик, дал дуба. Вместо Ормуса — прямая линия на мониторе. Он спускался по туннелю к свету. А потом развернулся и пошел обратно. После он говорил мне, что это из-за меня, он услышал мой голос, окликающий его, обернулся, и это спасло ему жизнь. Бип-бип-бип — прямая линия не исчезает, вот она запрыгала на экране, — о, доктор, доктор, он жив, это благословенное чудо, он вернулся к нам, слава Всевышнему. Он был мертв две минуты, а на третьей восстал из мертвых».