Валерий Николаев - Закуси горе луковицей

• Название: Закуси горе луковицей
• Автор: Валерий Николаев
• Жанр: О войне

---

— Нет-нет, — запротестовал Джимми. — Я предпочитаю острый диалог. Мне не все приятно слышать, но я переживу это. И мне важно знать, о чем вы на самом деле думаете в России. Развивайте свою мысль, Владимир, не стесняйтесь. Я тоже буду откровенен, обещаю.

— Хорошо, Джимми. Договорились. Так вот, о вепре. Перед моими глазами видится такая картина. Вот представьте.

То в одних заповедных местах, то в других неожиданно появляется по-настоящему огромный, уверенный в своей силе зверь. Он всеяден. И, как все кабаны, патологически ненасытен. И он ест: подрывает корни редких деревьев, жрет выпавших из гнезд птенцов, опустошает огороды. Больше всего он любит трюфели, — это любому известно. Но, несмотря на свой отменный нюх, он роет землю везде, даже там, где их и быть-то не должно.

Чаще всего вепрем управляет голод (конституция у него такая). Он то повизгивает, то благодушно похрюкивает, в особенности, если кто-нибудь почесывает ему брюхо. А прихвостней у него, надо признать, немало. Его удаче способствует и то, что он исключительно бесцеремонен. Сует свое рыло и в муравейники, и в норы, и в чужие корыта, одним словом, повсюду. И ест, ест, ест.

Если же ненароком с ним что-нибудь случается, то визгу — на весь белый свет. А когда кабан вдруг замечает, что становится ленивым и неповоротливым и его перестают бояться, тогда-то он и затевает драку. Он может подчинить себе многих, но обуздать свою жадность — никогда.

У Джеймса совершенно непроизвольно появилась брезгливая гримаса.

— Однако замечу, неприглядную картинку вы нарисовали, — произнес он. — Вы по-прежнему считаете нас врагами?

— Не врагами, но потенциальным противником.

— И это несмотря на все наши шаги навстречу друг другу?

— Джимми, позвольте сделать уточнение. Вы только снизошли повернуться в нашу сторону, а шагали-то в основном мы. Мы сдали вам карты своих позиционных районов, сократили массу вооружения, которое даже не подпадало под статьи договоров; наша разведка раскрыла уйму своих секретов, и еще мы сделали десятки односторонних уступок. И этим, надо полагать, заслужили вашу благосклонность. Не так ли?

— Ну, допустим.

— Но, помня о прежнем нашем соперничестве, мы не можем не думать и о будущем. Тем более что вы, вероятно, не замечая сами, своими будничными недружественными акциями и заявлениями всякого рода чиновников постоянно убеждаете нас в том, что наши отношения очень далеки от нормальных. И как бы радостно ни похлопывали друг друга по плечам руководители наших государств, какие бы радужные пузыри ни пускали политики по поводу всевозможных перспектив нашего взаимодействия, я не сомневаюсь, что это всего лишь лицедейство. И что Америка приложит максимум усилий для того, чтобы удерживать нас в том интересном положении, о котором я упомянул ранее, как можно дольше. Ведь правда?

Джимми усмехнулся.

— Не знаю. Но по логике вещей, да. Чтобы оставаться чемпионом, не обязательно всякий раз драться, можно быть и единственным в своей весовой категории.

— И с этой точки зрения, — подперев скулу большим пальцем, размышлял Володя, — нищими мы вам нравимся куда больше, чем прежде.

Джеймс чуть пожал плечами, мол, не исключено.

Семен Викторович доламывал свои ногти. Очевидно, такой поворот дела его не устраивал. Все с интересом слушали непривычно откровенный разговор достойных друг друга оппонентов. Они немного раскраснелись.

— Джимми, — спросил Володя, — а что вы думаете о китайских реформах? Ведь успехи у Китая более чем внушительные. Вас это не воодушевляет?

— Нет, не особенно. Понимаете, у них все своеобразно, я бы сказал, слишком по-китайски, — коротко рассмеялся он. — И потом их переустройство затронуло не все сферы. Огорчает то, что они не сменили идеологические ориентиры.

— Чего же тут жалеть? Социализм не так уж плох. К тому же китайцы доказали его жизнестойкость.

— Владимир, — подался вперед американец, — пока Китай будет оставаться приверженцем коммунистического учения, противостояние не исчезнет.

— У государств с амбициями всегда найдется повод для разногласий, — возразил Некрасов.

— Это правда, — сказал Джеймс. — Но почему вы уверены, что социализм не плох?

— А вот почему. Социализм — это не просто альтернативная политическая система, а попытка идеалистов создать общество, в котором основа человеческих отношений — бескорыстье. В таком обществе естественны и органичны порядочность, деликатность, щедрость, прямодушие, доброта, то есть все то, что мешает индивиду преуспеть при капитализме. И практика показала, что кое-какие успехи у нас уже были. Если же порой нас и одолевала корысть, то мы стыдились этого и стремились пересилить свою слабость. И в том, что алчность не может быть нормой человеческого сосуществования, идеалисты, несомненно, правы. И в этом отношении данные системы полярны друг другу. Я думаю, что пройдет несколько поколений и люди вернутся к ценностям социализма. Потому что капитализм рано или поздно себя сожрет.

— Любая попытка создать совершенного человека обречена на провал, — заметил Семен Викторович. — Нельзя идти против натуры человеческой.

— Можно и нужно! — решительно возразил ему Некрасов. — Подавить в человеке низость и жадность — это задачка куда сложней, чем вырастить демократию. Потому что в основе большинства процессов, протекающих в обществе, лежат деньги. А деньги питают жадность.

— От неукротимого стремления удовлетворить свои желания избавиться невозможно, — продолжал упорствовать Мохов-старший.

— Не уверен, — задумчиво проговорил Володя. — И согласитесь, научить человека жить заботой об обществе, о своем духовном здоровье — все равно, что научить его летать. А возвести в абсолют его эгоизм, дать волю его алчности и амбициям — значит, оставить его барахтаться в грязи. А для человека это позорно.

Джеймс, выдержав паузу, спросил:

— Вам, что же, нравится и то, что сейчас творится в Белоруссии?

— А что там собственно творится? — прищурился Некрасов.

— Как? Вы не понимаете? — с любопытством посмотрел на него американец. — Там же ни проблеска демократии, и царит настоящий диктаторский произвол. Разве это нормально?

— Демократии там маловато, это верно, — спокойно ответил Володя. — Но вот послушайте о встрече, которая у меня произошла с одним шофером из Могилева не далее, чем девять дней назад. Он возвращался на своем МАЗе из командировки и на денек заехал к старому другу, тоже шоферу. Встретились мы в гараже. Когда я узнал, что он белорус, то попросил его немного рассказать об их жизни. Он говорит мне: «А что? Хорошо живем. У нас не закрылись ни один завод, ни одна фабрика, ни один рудник, не развалился ни один колхоз. Все работает. И дисциплина — не чета вашей. Я приехал в Волгоград по телеграмме за оборудованием и двое суток ждал, пока мне, наконец, отгрузят его. А у нас, если уж договорились, — никаких проволочек. И ни инженер, ни завгар, ни снабженец не уйдет домой, пока на завтра не обеспечит меня работой». Спрашиваю: «А как заработки?» «Отличные, — говорит. — Пожить бы так подольше». Спрашиваю его: «А как у вас насчет свободы, не слишком притесняют?» Говорит: «Знаешь, парень, в ваших газетах правды о нас ни на грош. Демократия — власть народа. А миллионы безработных, беспризорников и бомжей — это, что, не народ? Почему их в России все больше и больше? Кто думает о них? У вас сейчас как в дикой природе: пока ты здоров и молод — ты нужен. А после пятидесяти — балласт. Нет, упаси Бог от такой демократии!»

Вот и судите сами: хотят ли они такой разрушительной перестройки, как у нас? Вряд ли. Им нужны справедливость, порядок и достаток — и они у них есть.

Семен Викторович шумно выдохнул воздух.

— Вот глупцы! — свирепо воскликнул он. — И как они могут доверяться этому горлохвату?

— Вот-вот, — эхом отозвался на его слова Джеймс. — Мне тоже удивительно: как они могут не замечать, что он ограничил их в правах и свободах, как самых настоящих рабов!

— Разве у них есть проблемы с выездом? — спросил собеседников Владимир. — Насколько я знаю, нет. А доверяют они своему президенту по одной причине: он, вероятно, единственный руководитель, кто очертя голову не бросился в эту стремительную мутную реку, называемую свободным предпринимательством. Может быть, он оказался зорче остальных и вовремя заметил, сколько же, прошу прощения, дерьма плывет по ней. Он сам не полез в нее и земляков своих удержал от этого шага. И, может быть, тем самым уберег свою страну от разорения. Вот за это они ему и благодарны.

— Похоже, он у вас в любимчиках? — ехидно спросил Семен Викторович.

— Вовсе нет. Мне многое не нравится в нем, как впрочем, и во всех остальных. Но он, в отличие от наших пораженцев, — мужик, и его есть за что уважать.

— Неужели они не осознают, что рано или поздно им придется окунуться в эту реку? — спросил Джеймс.