Дамиен Бродерик - Игроки Господа

• Название: Игроки Господа
• Автор: Дамиен Бродерик
• Издательство: АСТ, Адаптек Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-054076-1, 978-5-93827-132-6

Августу Зайбеку 20 лет, он совершенно обычный человек. Однажды, его двоюродная бабушка Тензи сообщает, что она находит трупы в ванне каждую субботнюю ночь, к утру они всегда исчезают. Август воспринимает этот рассказ как фантазию пожилой леди, пока он сам не натыкается на труп, который впихнули в ванну на втором этаже дома его тети. Даже это не беспокоило его, но когда кто-то выходит из зеркала в ванной… Август обнаруживает, что он — Игрок в Состязании Миров. Он открывает тайны космоса, в конечном счете, космос оказывается вычислением, учится выживать в сражении между Игроками и порочными К-машинами, встречает Хорошую Машину, которая убила всех в одном из миров, и воскрешает себя из мертвых.

---

Кроме того, я заметил, что Тоби ковыряется в моей системе своими недоделанными убогими «сыщиками». Вторая беседа Лун с Оддом звучала так:

— Привет, «Один дома». Это Лун.

— Крошка Лун, как же, помню. Ты та красотка с большими буферами, угадал?

— Для чипоголового твой словарный запас просто поражает.

— Ты симпатичная.

— Надо же, спасибо. Август велел тебе это сказать?

— Август — мой хозяин.

— Снова в каком-то порту буря?

— Лун — ужасно глупое имя.

— Ну спасибо, чипомозг! А что бы ты посоветовал?

— Я бы посоветовал Анни Порт.

— Сейчас лопну со смеху. Ты почти такой же забавный, как Август.

— Я из хорошей семьи, — верноподданно ответствовал мой трепач.

Сидя в экзаменационном классе, я открыл сайт Одда. Нам пришлось выключить голосовой сервис, чтобы не шуметь во время тестирования, поэтому мы с Оддом общались при помощи клавиатуры и экрана.

— Отошел от похмелья, Одд?

— Я пью, но знаю меру, — сообщила мне машина. Java-апплет выдал ухмыляющуюся рожицу с пузырем, в котором красовались слова: «СЪЕШЬ МЕНЯ.»

— А Луноид уже разобралась со своим экзаменом?

Одд задумался. Мальчиков и девочек развели по разным комнатам, чтобы не отвлекались; то же касалось и академических потоков для большинства классов. Доступ Одда к сети позволял ему пройтись по закрытым базам данных. Чтобы взломать защиту департамента, требовались суперхакерские способности; мы с Тоби потратили на коды и пароли целых полтора месяца. Как ни странно, Одд очень нам помогал — будучи всего-навсего симулятором интеллекта, он проявил потрясающие способности. Сейчас он процеживал потоки информации, текущие по проводам и телефонным линиям.

— У Лун еще пять вопросов. Она неправильно выполнила шестую и одиннадцатую тензорные трансформации, а ее короткое эссе о «Генрихе V» позволяет сделать очевидный вывод, что пьесу она не читала.

И откуда он только все это узнал?!

— Скажи Лью-у-у-н, что я жду ее, Тоби и Рут в «Бургер-Ден», когда закончит, если, конечно, закончит.

Выскочившее окно сообщило мне ее ответ напрямую:

— Эй, изверг! Что ты здесь делаешь? Это грубое нарушение правил! Нас всех отчислят! Какой ответ на пятнадцатый вопрос, Америка или Персия?

— Эй, крошка, — набрал я, — сегодня это, знаешь ли, называется Ираном. Извини, не могу выдать ключи, иначе на нас всех подадут в суд и посадят за наркотики и сутенерство.

— Ты хотел сказать, сутяжничество и симонию?

— Нет, я имел в виду злодеяние и плотские утехи

— Ты имел в виду плотничество, а это не преступление.

— Поверь, я имел в виду плотские утехи.

— О’кей, значит, Персия.

Мы разъединились, но Одд остался на связи. Он спросил меня:

— Почему цыпленок перешел дорогу?

— Отвали, — набрал я. — Дорога обобрала цыпленка. У воров нет чести, Кузнечик. Мне пора.

— Неверно, вонючка, — написал Одд. — Цыпленок перешел дорогу — и не переходил дорогу, потому что таков был его квантовый выбор.

Меня охватила липкая, всепоглощающая паника. Пульс подскочил чуть ли не вдвое. Неверящими глазами я уставился на экран, каждую секунду ожидая смерти. Потом трясущимися пальцами напечатал:

— Тоби, это ты взломал моего трепача?

— На третьем унитарном уровне Тегмарка, — сообщил мне экран, — мы перепрыгнули 10118 вселенных, в каждой из которых температура достигает 108 градусов по Кельвину. Все возможные квантовые выборы реализуются одновременно, когда

Я вскочил со стула и опрокинул плоский монитор. Легкое устройство падало медленно, будто во сне, отскочило от пола, не разбившись, и отправило мне пылающее розовым послание, которое я успел прочитать углом глаза:

— Следующий — и последний — уровень не из маленьких, Август. Глубоко вдохни, наклонись и поцелуй свою задницу на прощание.

Смертельно напуганный, я бросился к…

Мне показалось, я услышал крик Тоби: «Дай мне комнату сто один!» Прямо передо мной распахнулся Schwelle. Я нырнул в него.

Безумие. Полная потеря ориентации, все проваливается в текущее, дробящееся эхо самого себя. Гораздо хуже, чем завихрения второго уровня или одновременность и наложения третьего. Это было Декартово сомнение, столь бездонное, столь разъедающее, что остались лишь головокружение и боль. Я попытался зажмуриться, но у меня не оказалось ни глаз, ни век. Все внутренности, все сознание съежилось до искалеченных, скомканных иероглифов, золотого и серебряного, соединенных пронзительным визгом, скрипом ногтей по школьной доске. Я попытался крикнуть, но голос пропал. Тем не менее, я слышал, как говорит Тоби, и отчаянно попробовал ухватиться за его разум. Он парил в хаосе, а рядом с ним была Лун — две бесконечно далеких — и в тоже время ужасно близких цепочки золотых иероглифов, которые я не мог прочитать. Голос — или преображение иероглифов, складывавшихся в осмысленные фразы? Тоби сказал:

— Человек со многих Земель написал поистине великую книгу.

Обрывок воспоминаний прорвался внутри меня и всплыл словами:

— Эрик Линколлью. Эхо безумного хохота?

Да, он тоже великий Эрик. Я думал об Эрике Блэре.

— Никогда не слышал об этом ублюдке.

Все вокруг непрерывно двигалось. Нас гнало, точно мыльные пузыри в бурю, сквозь один Schwelle за другим, будто мышей, прогрызающих путь сквозь бесконечные стога сена в бесконечном амбаре.

Никогда-никогда-никогда не слышал про «1984»?

— Так ты говоришь о Джордже Оруэлле?

Он использовал это имя в некоторых мирах. Помнишь Уинстона Смита?

— Он ненавидел крыс. Черт, неужели крысы только и ждут, чтобы обглодать мое лицо до костей?

Не крысы, Август. Возможно, драконы, за границами всех известных тебе карт. Помнишь, Уинстону показывали четыре пальца и требовали увидеть пять?

Я помнил. Я выставил четыре пальца — и увидел пять, и десять, и один, и вообще ни одного. Только это были не пальцы. Я смотрел на первичную организацию космоса.

И он действительно увидел пять. Страшная история Блэра. Мне она всегда казалась неправдоподобно абстрактной. Пока я не попал сюда, на четвертый уровень. Или на пятый?

Глухой смех грохотал на краю слабоумия.

— Говоришь, здесь нет правил? Строгих правил.

Лун. Разговаривая со мной, она превращалась в куски раскаленного металла различной формы. Это коллектор. Здесь так красиво.

Я понятия не имел, что она имеет в виду.

Я стою в центре паутины математических функций, все они находятся в движении, и я — часть их. Думаю, я их творю. Это волны энергии, воспринимаемые напрямую, а не посредством зрения или мозга, графики функций — растущих, перекрещивающихся, разворачивающихся: Музыка, четкая и такая близкая, неужели ты не слышишь, Август?

И тут ее потащило прочь от меня, а вместе с ней и музыку, и радужную красоту, и я снова начал тонуть в шумном кошмаре.

Что-то сказало мне:

Создай ее. Сыграй заново, мистер Фортепьяно.

Это звучало искаженно, но почему-то казалось правильным. Я потянулся за ощущением, чувством, чувствительностью. И ничего не нашел.

Ничто, — сообщил стрижающий иероглиф Лун. — Пустая лунка. Зеро.

Я ухватился за это ничто. Мне удалось. Пустота в сердце шума и ужаса. Пустота, которая была ужасом, или его частью.

За каждым натуральным числом а следует число а+1.

Звучало разумно, хотя все в этом мерцающем кошмаре четвертого мирового уровня отрицало утверждение, извращало столь простую истину, добавляло, и отнимало, и трансформировало в тошнотворную неразбериху. Я уцепился за аксиому.

— Отлично. Что дальше?

Ноль никогда не следует ни за одним натуральным числом.

За рядом чисел: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12… и так до бесконечности? — не пряталась пустота. Неужели за тем, что можно сосчитать, нет бездонной, засасывающей пропасти? Я надеялся, что это так. Я соглашался, смертельно боясь опровержения. Нет, постойте… постойте…

Я нашел другое решение, витавшее в воздухе, допустимую петлю: 0 1 2 3 4 3 4 3 А…

Тряхнул головой, начал сначала.

0 123456789

А

В!?с У

С

D Простое исчисление мира не проходит с патологиями Шайтина, неожиданными и произвольными, — сообщил мне голос.

Да, прекрасно, я и сам понял. Ни одной лазейки. Однако это было лучшее, на что я способен.

За каждым конкретным натуральным числом следует конкретное число. Если за a следует b, тогда за a+1 следует b+1.

Стоило это обдумать, но я с облегчением уцепился за саму сложность задачи, всеми своими двумя, четырьмя, пятью, миллиардом безруких рук, и почувствовал, как застывает окружающая реальность, как иссякает бесконечный каскад, вымирает многообразие, сворачиваются трансфинитные возможности — не исчезают, не испаряются, просто… складываются. Точнее, наш мир выходит из этого лучезарного обилия.

Если свойство присуще нулю, а также каждому числу, следующему за каждым натуральным числом, значит, оно присуще всем натуральным числам.