Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу

• Название: Рейд на Сан и Вислу
• Автор: Петр Вершигора
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами. Узнает и много новых героев партизанского движения на Украине: бывшего пограничника М. И. Наумова, Героя Советского Союза немца Роберта Кляйна, комиссара батальона венгра Иосифа Тоута и др. Книга написана живо, увлекательно, со свойственным писателю народным юмором.

---

— Говорят, что они — окруженцы из–под Харькова. Всем нам памятна весна тысяча девятьсот сорок второго года, Изюм–Барвенковская операция…

— Точнее?

— Большинство отряда — офицеры и политработники триста семнадцатой стрелковой дивизии. Формировалась в Баку, — ответил Погосов.

— Кто командир? — спросил Войцехович, записывавший ответы прибывших.

— Полковник Сироткин. Погиб в селе Большие Салы под Ростовом.

— Помню бригадного комиссара Аксенова, — добавил третий, по фамилии Тониян. — После смерти Сироткина дивизию принял полковник Яковлев. Тоже погиб в Изюм–Барвенковском окружении. Под селом Лозовенькой его похоронили.

— В каких лагерях были у немцев? — спросил я Арутюнянца.

— Демблин. Двадцать восемь бараков… Пленных фашисты рассортировали по национальностям: французы, англичане, югославы, русские, армяне, грузины, узбеки… В пяти бараках были армяне…

— Оттуда бежали?

— Нет. Там нас пытались вербовать. Наши же земляки. На службу к фашистам звали.

— Но мы наотрез отказались взять оружие и надеть немецкую форму, — быстро сказал Тониян. — Тогда нас увезли в Седлец под Замостьем. Вот оттуда мы и бежали…

— Так все–таки объясните нам, что у вас за альянсы с этим… Бандерой?

— С Бандерой ничего общего, — ответил Арутюнянц. — Из Польши мы попали на Волынь в марте тысяча девятьсот сорок третьего года. Тогда здесь не было советских партизан, но уже была крестьянская самооборона. Нам предложили влиться в нее. Мы отказались… Тогда нас стали просвещать. Разжевывать свою «национальную идею».

— Ну и как? Просветили?

— Да нет, конечно. Психология у них, как у дашнаков.

— Но вы все же изучали их?

— Да, изучали… как будущего противника, — включился в разговор Погосов.

— Какого? — повернулся к нему Мыкола.

— Классового.

— Но, а элементов национализма, антисоветчины много в этой самообороне? — допытывался Мыкола.

Арутюнянц подумал и сказал:

— Это все от кулацкой верхушки идет. Бандеровская головка — хитрая штучка.

— Что знаете о ней?

— Все как на подбор или кулацкие сынки, или местная интеллигенция из бывшей петлюровщины, из мелких чиновников, духовенства.

— Что в них главное?

Арутюнянц задумался:

— Пожалуй, самое главное — это их ненависть к колхозному строю. И понятно почему: в колхозах кулак видит конкретное воплощение своей смерти. Отсюда ненависть и к Советской власти, к коммунистам.

— Ну, положим, кулак и до колхозов был непримиримым врагом Советской власти.

— Я говорю о кулаке Западной Украины…

— Понятно. Продолжайте.

— Советскую власть принесли сюда русские. И кулакам уже всерьез кажется, что колхозы — это чисто русская, национально–русская идея. Итак, сущность этого национализма — классовая, а форма — националистическая.

— Вы никогда не читали лекций, товарищ Арутюнянц?

— Я педагог и пропагандист.

— Заметно… Так все–таки при чем тут самостийная Армения?

Три «богатыря» засмеялись.

— Эта самостийная Армения возникла не сразу. Они долго нас просвещали. Все старались привить нам национализм. Но закалка против этой оспы у нас хорошая. Мы не сдаемся. Прикидываемся непонимающими, спорим, доказываем… А неделю назад у них самих началось сильное брожение. Ну, понятно: с севера идут большие силы партизан, с востока наступает Красная Армия. Засылают к нам парламентеров, вызывают на переговоры: «Давайте определяйте вашу политическую линию». Ну что ж, давайте… Хотелось сначала выложить им все начистоту. Но тут возник такой тактический замысел: конечно, как только появятся наши, мы либо вольемся в армию, либо пристанем к советским партизанам. Но у бандеровцев надо все разведать, у них же тут во Владимирских лесах склады оружия, штаб, школа.

— Школа? «Лисови чорте»!

— Вы уже знаете?

— А вы знаете? Где она?

— О существовании школы мы знали лишь понаслышке… Расположение застав, систему охраны и способы связи они нам не доверяли. Надо было втереться в доверие. Вот мы и наплели. Скоро, мол, Советы придут, и нам нужно будет к себе, на Кавказ, путь держать. А для этого потребуется оружие, нужны и связи.

— Ну и как? Выложили они вам свои секреты?

— Все до ниточки. Всю дислокацию. Даже тайную дорогу к школе. В болотах она со всех сторон. Подхода нет. Только две тропы. И даже пароль у нас имеется на ближайшие сутки.

— Оказывается, эта публика тоже идейная, — захохотал Бакрадзе. — Ради своей идеи какую военную промашку дали! А, генацвале? Клянусь мами…

Давид со своими земляками на время удалился. За ними, не отступая ни на шаг, ревностно следовал Петя Брайко. Между двумя комбатами и людьми, прибывшими с Брайко, установился полный контакт. Но все же мы вызвали Жмуркина и поручили ему заняться тщательной проверкой. У меня лично не было сомнения — перед нами люди трагической судьбы и большого мужества. Но полагаться только на свою интуицию мы не имели права.

Жмуркин явился моментально. И я с начштаба сел за разработку плана разгрома «лесных чертей».

— Именно по этой школе мы и направим свой главный удар, — сказал я Войцеховичу. — А вспомогательный будет по штабу банды Сосенко и складам оружия.

— Срок? — спросил начштаба.

— Два — три дня хватит? Ведь надо собрать ударный кулак. Хлопцев–то разослали по коммуникациям.

— Жаль. На ближайшие сутки мы ведь пароль знаем.

— Это верно, но не начинать же из–за одного пароля без подготовки? Да и сколько добираться до них, этих «лесных чертей»?

Начштаба прикинул по карте:

— Километров шестьдесят с гаком. По болотам и лесам. Действительно, за сутки не успеем.

— Вот видишь? Нет, не стоит спешить. Пускай эти два дня хлопцы потреплют фашистов в засадах. А там, глядишь, какая–нибудь самостийная сорока на хвосте и пароль принесет. Словом, действуй не спеша. Но и не затягивай, конечно…

В штабе накурили. Было душно. Хозяйка только что вытащила караваи хлеба из печки. Я распахнул окно. На дворе пасмурно, волгло, гнило, висит тот зимний туман, от которого особенно портится настроение.

Под окном, на завалинке, в ожидании приказов сидят связные от рот и батальонов. Тихо переговариваются, попыхивая огромными самокрутками.

На меня никто не обращает внимания. Среди связных у нас много подростков. У Васьки с Толькой на нежных, почти девичьих щеках не заметно даже того легкого пуха, который пробивается у мальчишек к пятнадцати — шестнадцати годам. Никодим выглядит постарше, хотя, думается мне, лет ему столько же, сколько и этим двум. Они зябко кутаются в трофейные плащ–палатки — «тютеревки» и подбирают ноги, на которые капает с крыши.

— И что у тебя за имя — Никодька. Не иначе спьяну тебе родители такое выискали, — смеется Толька.

— Не–е, — отвечает хриплым, простуженным голосом Никодим. — Меня бабушка ухитрилась без родителей окрестить. У попа в святцах на мое рождение такой святой был… И черт ее дернул с крестинами этими! Верьте, ребята, самому как–то неловко. Вот война кончится, через газету объявление сделаю: поменяю на… придумаю потом какое.

По крыльцу загремели сапоги. Я выглянул в окно. Вернулся замполит. На ходу, почти не глядя на ребят, он кинул им через плечо:

— Эгей, старики! Чтоб этого больше не было… Смотрите мне, уши натреплю, — и, рванув дверь, вошел в хату. — Товарищ командир, ребята табаком балуются…

Я показал на заготовленные приказы.

Пока Мыкола читал бумаги, я снова подошел к окну. Оттуда до моего уха донесся хриплый шепот:

— Ишь, черт! И как это он углядел, ведь мы в рукава спрятали цигарки–то. Комиссар Руднев сильно за самогонку взыскивал, а этот и до курева добирается.

— Так это он только таких сопляков, как ты.

— А ты кто такой выискался?..

За окном тихая возня, смех.

Через десять минут Мыкола ознакомился с приказами, и, получив пакеты, мальчишки вскочили на коней, помчались по батальонам и ротам. Приглушенный туманом и оттаявшей землей, топот конских копыт заглох в темноте.

Я закрыл окно.

21

В отданном тогда приказе по соединению глухо говорилось о тщательной разведке переправ через Буг. А именно это и было главной причиной нашей остановки в селе Мосур. Штаб упорно думал: не махнуть ли за Буг?

Вынуждали нас остановиться в Мосуре и многие другие обстоятельства. Конский состав требовал отдыха. Обоз нуждался в пополнении санями. Для повышения боеспособности соединения надо было провести некоторую переформировку. Из Луцка и Ковеля немцы интенсивно вывозили награбленное имущество как по железной дороге, так и автоколоннами: следовало выслать на коммуникации побольше засад и диверсионных групп. И, наконец, возникла острая необходимость получше разобраться в националистическом движении на Волыни, так как весь район западнее и юго–западнее Луцка кишел вооруженными бандами.