Джонатан Кэрролл - Кости Луны

• Название: Кости Луны
• Автор: Джонатан Кэрролл
• Издательство: Эксмо ; Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33750-7

Легендарный роман мастера магического реализма, достойного продолжателя традиций как своего знаменитого однофамильца, так и Ричарда Баха; впрочем, Кэрролл не любит, когда его сравнивают с Воннегутом или Дугласом Адамсом, предпочитая сравнения с Гессе, Маркесом и прочими, по его выражению, авторами «сказок для взрослых».

Познакомьтесь с Каллсн Джеймс. Она живет на Манхэттене, любит своего мужа и дочку. Ее сны продиктованы ее жизнью — но с какого-то момента сама жизнь начинает диктоваться снами.

(задняя сторона обложки)

Это книга, от которой в буквальном смысле невозможно оторваться. «Кости Луны» обволакивают вас, будто мягкая перина после трудового дня, и вы, убаюканный, вдруг понимаете, что не в силах и пальцем шевельнуть: из матраса выросли железные челюсти и начинают смыкаться.

Стивен Кинг

Отчасти роман Кэрролла похож на сочинения Стивена Кинга… но без мрачной психоделики автора «Темной башни». Отличное чтение, остроумное, легкое, пригодное и для метро, и для тихого домашнего вечера. Рекомендуется всем, кто не погряз в безнадежном снобизме.

«Иностранец»

Прелесть романа заключается не столько даже в фэнтезийной его части… а в описании радостей нормальной, самой что ни на есть посюсторонней действительности. Редко кому из современных авторов удается описать по-настоящему здорового, симпатичного, уравновешенного индивидуума, а у Джонатана Кэрролла это получилось. Таков муж героини. Их первая ночь, их жизнь в Италии, их поездки к родителям, завтраки на маленькой кухне — все дышит жизнью. Джонатану Кэрроллу удалось конвертировать щедрость жизни в щедрость текста. Мистику можно рассматривать как приправу к этому блюду из простого натурального продукта.

Ольга Славникова

Построение сюжета более всего напоминает цикл «Темная башня» Стивена Кинга… На мой вкус, Кэрролл пишет более интересно, выпукло и более жестко, нежели Кинг. «Кости Луны» читаются на одном дыхании, в то время как для преодоления многотомных приключений героев Кинга требуется упорство недюжинное. Но главное в другом — Кэрролл не стал рассусоливать, он отжал воду и оставшийся путь до Темной Башни и ее властелина уместил на 280 страницах. Это радует несказанно…

Сергей Красиков («Пуговички»)

---

— И Дэнни обо всем знает?

— Кроме последних частей. Про гонщика и Алви-на Вильямса я ему тоже не рассказывала. Он и раньше очень волновался, думал, у меня что-то с головой.

— Но врачи говорят, что все в порядке? Да они все недоумки и ничего не понимают! Я как-то ходил к психиатру, который сказал, что мне станет значительно лучше, если я перекрашу квартиру в зеленый цвет.

— Нет, они оба заявили, что такой идеальный порядок снов не совсем нормален… но ничего серьезного.

Немного погодя нам пришлось прервать обсуждение, поскольку Мей проснулась и стала жаловаться. Но вечером Элиот позвонил и сказал, что говорил со своей знакомой, которая держит книжный магазин. Знакомая эта очень любила Дорис Лессинг[34] и когда-то в разговоре с Элиотом упомянула одно обстоятельство, которое теперь всплыло у него в памяти.

— Каллен, у тебя действительно что-то с головой, но ты не так уж и оригинальна. Эта моя знакомая, Элизабет Добель, говорит, что у Дорис Лессинг тоже были, как она их называет, «многосерийные сны». Вот, послушай, это из лондонского интервью Дорис: «Мне снились многосерийные сны. Нет, не обязательно со сквозным сюжетом. Но я точно знала, что это одна и та же область у меня в голове… Нет, не как фильм, который заканчивается в определенном месте или определенным событием. Для моих снов характерно единство пейзажа, действующих лиц — но главное, одно и то же ощущение, одна атмосфера».

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Все было так знакомо.

— Да, Элиот, очень похоже, но все-таки не совсем. — Оглядевшись, я убедилась, что Дэнни в пределах слышимости нет. — При чем тут тогда Алвин Вильямc и этот гонщик?

— Да при том, что они часть твоей-жизни, глупая! Каллен, готов прозакладывать миллион, что у Дорис Лессинг тоже есть свой Алвин Вильямc. Все мы заимствуем из яви какие-то детали и вставляем в свои сны, обычно со всякими искажениями. А вы с Дорис — хорошая пара. Спокойной ночи, миссис Норман Бейтс[35]. Привет супругу.

Однажды рано утром мы поднялись на сыпучий гребень и в миле-двух перед собой увидели широкую мощеную дорогу, которая простиралась до самого горизонта.

Я сидела на высоком горбе Марцио и прижимала к себе Пепси. Рядом стоял мистер Трейси, наши трости были заткнуты за ленту на тулье его исполинской шляпы.

— Мистер Трейси, мне должна быть знакома эта дорога?

— Не думаю, Каллен. Ее проложили уже после тебя. Это все Машины с равнины, сами по себе. Ни с того ни с сего начали строить дорогу и не остановились, пока не пересекли весь остров из конца в конец. Никто из нас не знает, зачем она, но по ней можно путешествовать вдвое быстрее. Если захочешь когда-нибудь навестить Джеки Биллоуз в Переговорных банях, иди по дороге и дойдешь на неделю раньше, чем рассчитывала.

— И кто-нибудь здесь ходит?

— Насколько я знаю, нет.

Он умолк и поглядел на Марцио и Фелину; те мотнули головами.

Изогнув шею, Марцио, насколько позволял горб, посмотрел на нас:

— Когда-нибудь здесь будут устраивать празднества, смотря на каком Махе находишься. Очень удобная поверхность для танцев.

Мы были далеко от дороги, но я все же сумела различить на ней какое-то стремительное движение, от горизонта к нам.

— Смотрите, кто это? Сюда направляется…

— Точно, мам! Что это, мистер Трейси?

— Это? Это просто скорость звука. Иногда, если очень повезет, можно разглядеть и скорость света, но очень уж редко. Это все Кипучий Палец — он предпочитает хранить на территории своего Маха как можно больше света. Но скорость звука встречается часто, и ее так много… Обычно мы вообще не обращаем на нее внимания. Сейчас, подождите минутку, сами услышите.

Звук с дороги достиг нас через несколько секунд. Это был шум, знакомый мне с детства — машины, гудки, голоса, шаги, — только сильно уплотненный. Секунду-другую воздух вокруг нас вибрировал, но это быстро прошло.

Пепси повернулся к мистеру Трейси.

— Куда нам теперь, мистер Трейси? — очень серьезно, по-взрослому спросил он.

— Нам нужно найти вторую Кость, Пепси. Точнее, тебе. Но сначала стоит навестить Кипучего Пальца. Каллен, помнишь его?

Мальчик и трое животных не сводили с меня глаз. Мотнув головой в ответ, я почувствовала себя полной дурой. Какой еще Кипучий Палец?!

Элиот осторожно постучал в дверь апартаментов — никогда не видела, чтобы он так нервничал. Он пригласил меня составить ему компанию, взять интервью в отеле «Пьер» у Вебера Грегстона, о чьем новом фильме «Горе и сын» все только и говорили. Я уже посмотрела картину, и она мне очень понравилась, но на самом деле все платили за то, чтобы увидеть, что еще новенького учудит этот Грегстон.

Он был большим оригиналом: за десять лет снял всего три фильма, и ему было наплевать на то, чего хочет Голливуд или публика. А десять лет назад Грегстон являлся малоизвестным молодым поэтом, но внезапно привлек внимание тем, что (1) получил Макартуровскую стипендию[36], а затем (2) истратил львиную долю денег на съемки малобюджетного черно-белого фильма о человеке, который был уверен, что сам себе жена. Фильм получил специальный приз Берлинского кинофестиваля и якобы вызвал массовые беспорядки в Сент-Луисе, штат Миссури. В первом фильме, среди прочего, мне понравилось название: «Ночь — это блондинка».

Однако больше всего в его картинах меня впечатляла операторская работа. Визуальные образы Вебера Грегстона либо воздействовали на ваше подсознание (хм, об этом я раньше не думала, по крайней мере в таких словах), либо изумляли неожиданными ракурсами, сочетаниями цветов и взглядами на жизнь, неповторимыми и неотразимыми, но одновременно вполне узнаваемыми, хорошо понятными.

Пока мы ждали, Элиот перекладывал портфель из руки в руку и строил мне рожи. Грегстон редко давал интервью и согласился принять Элиота лишь потому, что счел его рецензию на свой предыдущий фильм («Как надевать шляпу») «обидной и любопытной».

Когда же наконец он открыл дверь, ни я, ни Элиот не знали, что делать, поэтому стояли столбом и ждали первого шага Грегстона. А тот, в свою очередь, невозмутимо разглядывал нас и, похоже, даже не думал брать на себя инициативу. Первыми словами, пришедшими мне на ум, были «Шотландия» или «Уэльс». Я бы очень удивилась, не будь его предки шотландцами или валлийцами. Крупный, привлекательный мужчина лет под сорок, крепкий и обветренный, похожий на легкоатлета или регбиста, не гнушающегося ребячьей бучи… Глубоко посаженные зеленые глаза смотрели спокойно и сдержанно, рыжеватой шевелюре не помешало бы знакомство с расческой. Грегстон был одет в футболку с надписью крупными буквами: «АИДА, НИИ ЧАЯ И КОФЕ, ВЕНА, АВСТРИЯ» — и кожаные брюки шоколадного цвета, которые стоили, наверное, не меньше «мерседеса». Плюс белые носки; обуви не было.

— Кильбертус?

— Да. Будем знакомы.

Элиот протянул руку для пожатия, но Грегстон проигнорировал ее и посмотрел на меня.

— А это еще кто? — пробежал он по, мне удивительно холодным, оценивающим взглядом.

Ах так, мысленно произнесла я, да пошел ты, Вебер.

— Моя приятельница, Каллен Джеймс. Если вас ее присутствие не устраивает, интервью отменяется.

— Ой, боюсь-боюсь! — Грегстон расплылся в ухмылке и по-каратистски разрубил рукой воздух. — Крутые парни! Заходите, оба. Значит, Каллен? Это еще что за имя?

Ждать ответа он не стал. Элиот показал его удаляющейся спине средний палец, а мне послал воздушный поцелуй. Следуя за Грегстоном, мы оказались в гостиной, где на приставном столе неаппетитно красовались остатки чьего-то завтрака.

Пока Элиот устанавливал свой диктофон, Грегстон хлопнулся на кушетку и снова оглядел меня с ног до головы:

— Вы не ответили на мой вопрос. «Каллен» — это откуда?

Я пожала плечами; мне хотелось домой. Он успел напрочь отбить у меня желание восхищаться знаменитостями, и я твердо вознамерилась не дать ему расширить плацдарм. У меня было такое чувство, как у тонущего, который теряет последние силы, — только перед моими глазами мелькала не собственная жизнь, а скорее Грегстона. Отборный экземпляр мерзопакостного, удачливого сукина сына, перед которым, наверное, все только рады плюхнуться лапки кверху в ответ на плевок в душу. Сколько неуверенных в себе, слабохарактерных женщин позволяли ему это, а потом хвалились как привилегией: мол, сам Вебер Грегстон подмял меня под себя… Подмял во всех смыслах.

Но когда началось интервью, он разоткровенничался и проявил редкий ум и понимание, так что стало ясно, откуда берутся его замечательные фильмы. Почти все время он говорил негромко и без выражения; позже Элиот сказал, что таким голосом по радио зачитывают биржевые сводки. Не меняя тона, он мог рассказывать о былой подруге, которая покончила с собой, или об австралийском соревновании по метанию карликов[37]. Не знаю, рисовался он или нет, но, судя по грубости, с которой он нас встретил, и по дальнейшему равнодушному тону, ему было наплевать, что мы о нем думаем.