Моисей Дорман - И было утро, и был вечер

• Название: И было утро, и был вечер
• Автор: Моисей Дорман
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Товарищ майор, мне отпуск нужен сейчас. Пока мы в Польше. Всего на три дня!

- Что, зазноба в Польше завелась? Да, что-то такое я про тебя слышал. Не дам отпуск. Глупостей наделаешь. Накличешь беду на свою голову. Вот нашелся искатель приключений. Не дури, плюнь и разотри! Все! Уходи.

Это был жестокий удар. Оставалась одна возможность - "самоволка". "Самоволка" за границей - это юридически почти дезертирство. Ночь я не спал, а утром решил предпринять последнюю попытку и снова явился к командиру:

- Мне обязательно нужно повидать ее. Это недалеко, под Краковом, где мы в январе стояли. Я слово дал.

- А зачем же, расхлебай, не подумавши, слово даешь? Кто за тебя думать должен?

- Я не могу обмануть ее! Не могу! Вернусь в срок и глупостей не наделаю. Я был в отчаянии. Не отпустит - уйду в "самоволку". Пусть считают дезертиром и судят!

- Поймите! Как мне жить, если я клятву нарушу?!

Командир задумался. В его лице что-то дрогнуло.

- Ишь ты. Клятва... Клятву нарушать, конечно, нехорошо... Бог с тобой. Возьму на себя. Иди к Макухину. Пусть оформит отпуск на три дня. Не подведи.

- Спасибо вам. Завтра четырнадцатое. Семнадцатого вернусь. Точно!

К поездке все было готово. Я заранее продал две ценные вещи: дорожный несессер с золочеными ножницами, пилками, бритвенным прибором и прочими штучками и отличные часы фирмы "Мозер" - мои трофеи. Вырученные и накопленные ранее злотые предназначались для подарка Еве.

Вечером я тщательно надраил сапоги, подшил свежий подворотничок, почистил зубным порошком ордена, пуговицы, пряжку и на рассвете 14 июля выскочил за КПП на дорогу. Сначала на попутной машине следовало добраться до Жешува, ближайшей большой станции. Оттуда шли поезда на Краков. От Кракова до Велички - рукой подать!

Дальше все продумано. В Кракове нахожу ювелирный магазин, покупаю Еве красивое золотое колечко и цветы, конечно. Затем нахожу дорогу на Тарнув и к Еве!

Путешествие оказалось не столь гладким, как планировалось. Я долго добирался до Жешува - на двух попутках. Поезд на Краков сильно опаздывал. На перроне в Жешуве скопилась плотная толпа пассажиров, обвешанных рюкзаками, чемоданами, баулами, коробками. Многие ехали на запад, в Силезию, на новые земли.

Лишь в семь часов вечера прибыл жалкий, потрепанный серо-зеленый поезд: старый паровоз с высокой трубой, маленькие, дачного типа вагоны с еще немецкими надписями. Поработав локтями, я быстро пробился в вагон. Он набит до отказа. Много подвыпивших молодых поляков, несколько наших офицеров.

Когда совсем стемнело, поляки начали горланить непристойные песни. Даже мне, не искушенному в тонкостях польского "мата", было неловко перед сидящими в вагоне женщинами. Ночью в соседнем купе возник громкий спор. До меня доносились обрывки разговоров о "жидах, которые вернулись из Звензку Радецкего" и уже успели пробраться во власть, о "советах" и "совет-ках", наводнивших польские города. Хотя слово "жид" в Польше не ругательство, острая неприязнь к евреям рвалась наружу. Кто-то громко и дурашливо запел: "Од Кракова до Люблина / Ехал жидек до рабина..."

Паровоз пыхтел, из трубы валил густой черный дым, сквозь открытые окна в вагон втягивалась угольная пыль и гарь. Поезд шел медленно, подолгу стоял на станциях. Больше часа мы простояли в чистом поле недалеко от Кракова ремонтировали путь. В Краков прибыли около пяти часов утра. В грязном станционном туалете я долго отмывался от грязи и паровозной копоти, приводил себя в порядок.

Рассвело. Рядом с вокзалом нашлось кафе с открытой верандой. Я сел за столик у самого окна. За соседним столиком четверо немолодых поляков горячо обсуждали непонятные политические проблемы. Разговор я поначалу воспринимал как посторонний шум, но постепенно начал улавливать отдельные фразы.

Поляки за что-то ругали продажные газеты "Глос Люду" и "Жечь Посполита", предателя Миколайчика, Берута и Роля-Жимерского. Вслушавшись в беседу, я постепенно понял, что собеседников беспокоит возвращение "жидов". Их, "жидов", осталось, оказывается, слишком много. Они, наглые, требуют каких-то привилегий после якобы незаконных преследований в военное время и вообще вредят Польше...

Сонная неопрятная официантка принесла наконец сосиски с картошкой, яичницу и чашку мутного густого кофе. Помимо этого в меню значилось еще только вино. Официантка, не спрашивая, поставила на стол бутылку и очень удивилась, когда я отказался.

Стало совсем светло. Рядом, на улице, лотошники, торгующие поштучно самодельными папиросами, истошно кричали: "Папиросы робьонэ! Папиросы робьонэ!" (папиросы самодельные).

В голове шумело, сказывалась суета бессонной ночи. Все сильнее билось сердце от нетерпения, от предвкушения великой радости. Ждать уже недолго. Сегодня я наконец увижу и обниму мою Еву!

Осталось подобрать подарок. Мне объяснили, как пройти на "Рынэк Глув-ни" - на Центральный рынок, - где можно, оказывается, купить все, что "пан пожелает": и яйца, и золото, и оружие, и цветы.

В маленькой ювелирной лавочке у самого рынка я долго высматривал под стеклом прилавка колечко. Старик с грустными глазами и длинными обвислыми усами терпеливо ждал. Я вопросительно взглянул на хозяина, и он спросил:

- Для кого пану требуется кольцо? Для жены? Для невесты?

- Ну, в общем, для невесты.

- Тогда посмотрите на эти кольца.

Я выбрал золотое колечко со сверкающим камешком.

- Вот это кольцо сколько стоит?

- Это дорогое. - Старик назвал совершенно непомерную цену: пятьдесят тысяч злотых.

- Таких денег у меня нет. А этот перстень? - Я указал на серебряный перстень в виде двух переплетенных веток с черным камешком.

- У пана хороший вкус. Очень красивая работа. Первоклассный мастер. А какой размер нужен?

- Не знаю. Наверно, потолще моего мизинца. Да, толще.

- Размер этого перстня легко подогнать. Не жалейте денег, сделайте своей невесте красивый подарок.

Денег едва хватило. Оставалась мелочь на цветы и обратную дорогу.

- Хорошо, покупаю.

Старик вложил перстень в вишневый футлярчик, перевязал розовой ленточкой и вручил мне. Я вышел из темной лавки в яркий, радостный, кипящий мир. Сигналили без конца автомобили, звенел трамвай, сновали озабоченные люди.

В десяти шагах от лавки стояла цветочница. Пять красных гвоздик в пергаментном пакете куплены. Я полностью готов к встрече! Представляю, как обрадуется Ева, как бросится на шею! Сегодня ей восемнадцать - прекрасный день! Пан Богдан и пани Мария тоже будут довольны: почему же им не радоваться, если дочь счастлива?

А теперь быстрым шагом вперед - по Варшавской до конца, там направо -дорога на Тарнув через Величку.

Я долго стоял у обочины, подняв руку. Машины проносились, не снижая скорости. Тогда я вышел на середину дороги и развел руки, преграждая путь. Сразу остановилась полуторка. В кабине - пожилой старшина.

- Подбросьте до Велички, старшина. Спешу!

- С цветами, на свидание? - заулыбался шофер. - Садитесь. Быстро довезу. Куревом богаты? Кисет пустой.

Угощаю и даю про запас. Все складывается наилучшим образом. Жизнь прекрасна!

...Наконец! Вот она, площадь, где мы, выбравшись с передовой, встречали рассвет 21 января. Тогда войне еще не видно было конца, мы выдохлись и нуждались в передышке. Я радовался предстоящему отдыху, даже не представляя себе, какой счастливый билет мне выпадет - встретить Еву!..

Что-то изменилось с тех пор. Городок похорошел. Все расцвело - зелено, ярко, чисто. А тогда на площади лежал снег, чернели голые, печальные деревья. А главное - тогда была только мечта о Победе, о жизни. Теперь о войне и думать не хочется! Я счастливый человек. Есть мир, есть жизнь, есть Ева!

Я размашисто шагаю. Ближе, ближе... Вот она - улица Зеленая, знакомый дом, крыльцо, цветы под окнами. Сердце, кажется, выскочит из груди. Взбегаю на крыльцо, стучу. Замечаю шнурок от звонка и дергаю несколько раз. Дверь открывает незнакомая женщина. Ее поджатые губы и внимательный взгляд смущают меня:

- Дзень добры! Мне нужно... Можно видеть пана Шавельского?

- Пан доктор в больнице, на работе. У пана есть дело?

- Собственно, мне нужно видеть Еву.

- Ее нет, она уехала с матерью.

- О-хо-хо! А когда она вернется?

- Если вам нужен пан доктор, то он вруце до обяду (вернется к обеду) , через три часа. Цо передать?

- Скажите, что приходил советский офицер, который стоял у них в январе. Через три часа я вернусь.

Такого не ожидал. "Ничего, - успокаиваю себя. - Ева жива-здорова, значит, вернется. Не сегодня, так завтра. Потерплю".

Я вышел и побрел не спеша вдоль улицы. Через полчаса оказался за окраиной. Увидел кладбище. За невысокой оградой - ряды крестов: каменных, деревянных, металлических. У входа - маленькая часовня. Внутри перед распятием горит лампадка. Кладбище бедное, но ухоженное. Центральная аллея и боковые дорожки посыпаны гравием. Скромные памятники и оградки целы.