Вадим Климовской - Марш Обреченных. Финал

• Название: Марш Обреченных. Финал
• Автор: Вадим Климовской
• Жанр: Фэнтези

Третья книга хроники. Все начинается из воспоминаний историка и летописца, архивариуса Серой Башни, служащего Тайной службы Алькира Черствого, ветерана Эльсдарской Сечи. В своих мемуарах он подчеркивает, с какими трудностями предстояло столкнуться спецотрядам Северного Королевства Людей, чтобы захватить Эльсдар и одолеть эльфийских выскочек. Эпизоды подходят к своей кульминации и на континенте Зоргана четко обрисовываются положительные и отрицательные герои. Много развязок зависит не от магии и оружия, а скорее от способностей тех или иных персонажей найти взаимопонимание между собой.

---

Слуга исчез следом за магиками.

Тишина и свобода.

Правильно ли он совершил, что отдал дневник? А что ему оставалось, Аллон побери, делать? Его приперли к стенке! Нужно немедля связаться и увидеться с Вольдреном. Незамедлительно!

Аллон побери, Орден Северных Магов заполучит весь архив! Орден заполучил Алькира Черствого! Одно препятствие — это гоблины. Надолго ли они будут препятствовать отрядам орденцов? Как только Ложа Бессмертных отдаст приказ на захват Башни — север утонет в огне.

Верховный маг побледнел и молниеносно нашел ответ: максимум седмица. Седмица времени и Вельвелла серьезно возьмется за Дальний Север…

* * *

По каменным ступенькам загрохотали тяжеленные башмаки — арестантские башмаки и вслед топоту покосившаяся дверюка в писарскую, с ржавым скрипом отворилась, задув по щелям одуренным морозом. Алькир захрустел костями и поежился, с негодованием повернулся и покосился на полусвет дверного проема.

— Бородавка, холера тебе в кишечник, закрывай, собака, дверь! Не видишь, милсдарю Черствому противно и холодно от мороза, а ты со своим мерзостным появлением всех снежных блох нам нагнал! Дурилка картонная, шевели резче копытами! — голос у арестантского смотрителя был гнусавый и заискивающий, а вид, и того обыденный и неброский. Такого в толпе встретишь, триста раз извинишься, что перегородил ненароком дорожку или наоборот, свистнешь и обругаешь распоследними словцами за то, что дядюшка Конек загородил узкий проход на выходе из кабака, а той и вовсе — врежете пинком под зад, чтоб в следующий раз обходил ваш маршрут стороной, десятой дорогой. Но в Гранитку естественно запросто так не попадают. Сюда за обыденное шарлатанство и карманное воровство не залетают, здесь места особые, чтобы загудеть, надо хорошенько отметиться перед государством жирной буквой беспредела, загреметь и навсегда расстаться с цивилизованным обществом. Напялить на всю оставшуюся жизнь арестантскую робу и стать в штрафные ряды защитников Свергилля. Защитниками Дальнего Севера! Таких отправляли на убой, получая сразу две выгоды: перековку отребья и бесплатных кандидатов в строй сторожки Гранитной Балки. Выгода со всех сторон правительству Мейдрина. Станок жизни! Здесь вам и молот и наковальня. Если ум не придет на смену дури, значит, свяжет узлом пекло фронтовой ленты. Другого Гранитка не давала. Для отморозков и убийц — собачья доля. Язвы, грыжи и цинга. Труд и морилка. Бесконечный и неусыпный надзор солдат. Сначала, такие как Бородавка или Конек не различимы в толпе узников, но проходит время, и характеры вытравливают их на поверхности общего котла, сказываются хулиганство и антимораль, движимые пороками. В жизни они орудовали и убивали на глухой трактовой дороге, разменивая человеческие жизни на чепуху: медный грош. Такое повторялось до тех пор, пока местные власти не брались за них всерьез и вот тогда, в любом случае, они попадали сюда, на перековку. На пожизненный эшафот. Во времена военного трибунала с ними никто б не возился: петля на шею или стрела в живот, но зачем же тратить материал, если нужны силы на севере, если нужно прикрывать дыры перед Руднями? И с ними не церемонятся — ссылка. Топщику плевать. Ему абы план. Сторич за копейки подпишет любой приказ, а Рогвику без работы не остаться. В свое время Сермен Коршун чистил ряды спецотрядов после рейдов и Эльсдарской Сечи без моральным, этическим, из взгляда герцогского двора методами; методами, в которых работа психолога и палача пасовала на первейших этапах поучительных работ, — маньяков, душегубов и изуверов отсылали к Рогвику на пожизненное перевоспитание, и Аллон знает, возможно, Бородавка или Конек некогда были рядовыми, а может и полевыми офицерами? Алькир искоса зыркнул на серенькое, сморщенное чудо под прозвищем Бородавка. Не-а, вряд ли. Такие лишь в подворотнях горло прохожим кромсают да карманы выворачивают, на другое не способные. Нет в нем человеческого героизма. Патриотизма. А вот Конек? Конек?.. Коренастый, круглоголовый, с нагло-добродушной мордочкой дяденьки, торгующего на рынке пряниками, и такие тоже в отрядах проскакивали! Во всем арестантском коллективе его персона казалась Алькиру необычной и нереальной, каким чудом такой улыбчивый и добродушный толстячок умудрился затесаться в ряды закоренелых преступников? Может злая шутка судьбы? Или злой умысел Топщика, под горячую руку которого случаем, попал Конек, добрячок. Алькир заметил, что интерес к дядюшке Коньку его возрастает, интуитивно внутреннее чутье подсказывало летописцу — с толстячком не все так просто!..

— Зачем, олух, приперся?

— Старший распорядитель прислал, велел милсдаря Черствого к себе привести…

— А почему сразу не сказал? Сразу говорить надо: начальство зовет! А ты стоишь деревом, дубья башка!

Бородавка заерзал на месте, неловко перешагивая и тупая, под его башмаками успел натаять снег. А Конек продолжал гнуть свое: дирижировал оркестром. — Милсдарь Черствый, вы ходите к господину Шевелю, он за зря не беспокоит, значит, по делу…

Алькир отложил исписанный комендантский блокнот на ветхий, единственный в писарской столик, поправил перевязь с ножами и мечом, осмотрелся. Хранилище занимало второй этаж над хозяйственным, продовольственным складом. До приезда Рейвана и Алькира с группой он был забит гвоздями на двери, да плюс обледенелый, ржавый замок на цепи. Два часа мучились пока открыли сию камору, а потом начался тотальный шмон. Чего искали в сотнях папок и тетрадей, Аллон их прознает? Писали в Гранитке в основном капитан Рогвик, старший распорядитель Шевель и писарь Глабуш, к перу очень редко и под приказом прикасались сержанты, но у тех и своих забот хватало. Ведомство магиков, брал на себя Шевель, а потенциальным чародейством управлялись личности среди арестантов, да и то под наложенными печатями опустошения Академии Мейдрина. Их внутренние источники заблокированы и иссушены до дна, и чародейство осталось в далеких воспоминаниях, со столь изолированной элитой узников Черствому не удалось еще познакомиться, такие субчики постоянно находились под охраной солдат.

"Ищу и сам не знаю чего?" — Алькир едко хмыкнул про себя.

— Господин Конек много макулатуры осталось обрабатывать?

Га-гах!

Алькир аж подскочил, рука скользнула к поясу, а свет масляных ламп задребезжал от сквозняков. Конек тут же подхватил, снова начал браниться.

— Хорек, ты уснул там бестолочь? Зачитался, лафимская морда?

— Виноват… винова-ат…

Алькир процедил грязное ругательство.

— Хорек, я ж тебя…

— Так-то не я! Чего сразу Хорек? То ж Вилка перевернул папки вверх дном… — живенько с хмыканьем оправдывался арестант.

Конек стоял спиной к Алькиру, закрывая пролет между нагромождениями старых отчетностей караульной группы и летописец мог только догадываться, что там происходило на самом деле, и отчего взъерошились бандитские душонки Хорька и Бородавки.

— Обоим ща покажу!

— Милсдарь Черствый, кажись, нашел! — моляще запричитал из угла Вилка, бочком пятясь в темноту от озлобленного добрячка.

И вправду что-то в грозном рыке-вопле Конька переменилось, словно маг-виртуоз в один момент переменил человека характером, превратив толстячка в демона-пожирателя. Такого Конька Алькиру еще не доводилось видеть, таким Конек Черствому, ну уж никак не понравился. С ходу запустил в подсознание летописца зерна сомнений и опасений. Впрочем, Конек никому не нравился, даже караульным солдатам.

— Ап, — захлопнул ртище заключенный и в миг превратился в добрячка-дядюшку. — Милсдарь Алькир, вы слышали? Нашли! Нашли родимые бумажечки! Нашли родненькие! Нашли золотушные!

Перевертыш!

— Бородавка, обожди пару минут, гляну, на находку и пойдем. — Алькир прошествовал мимо кланяющегося и шаркающего в почтении толстячка, отчего-то захотелось от всей души заехать скалящему Коньку по лыбящейся морде. Забить рукоятью ножа до хруста костей и остывающих на холоде ручьев крови. Подлая мразь! Подколодная змея! Конька вполне можно было обозвать и не такими словцами, но Алькир постарался подавить минутную слабость, рассчитывая заняться узником в более удобное время. А Конек все продолжал подкаблучивать и заискивать:

— Видите, господин приезжий, труд даром наш не прошел, нашлись ваши документики. Открылась заветная дверочка… каморочка… во славу Аллона!

Чем бы его заткнуть? Точно сапогом в харю? — но Черствого всякий раз останавливала та самая интуиция, каждый раз твердившая: не трогать плебея, иначе забот не оберешься до конца своих дней.

И тут же хотелось подтвердить — кому? Кому будет хуже, если Алькир тронет того подонка? Ему или Коньку? Проверять, к сожалению, не хотелось… А вдруг, из-за угла последует подлый ответ-удар? Заточка или ножик в спину? Он остро ощутил себя не в безопасности в холодном кулуаре чужих тайн. В забытой норе на краю географии Королевства Людей.