Максим Лучинин - Повестка в космос

• Название: Повестка в космос
• Автор: Максим Лучинин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• ISBN: 978- 5-699-44993-4

Война случилась неожиданно. Так же неожиданно свалились землянам на голову истанты со своими галактическими технологиями, проблемами выживания цивилизаций и нечеловеческой логикой принятия решений. Вот только что Гришка Ивашов и его друзья-коллеги сидели в конторе, не спеша доделывали проект, и вдруг… военкомат, сборный пункт, пустынная планета Ка-148, где их вместе со сйерками, диштами и всякими прочими кэссами превратили в бойцов вселенской армии, сражающейся с Красными Зед — саранчой, пожирающей целые звездные системы. В одном из боев станция, куда Григория определили координатором, закончила свое существование, положив начало его скитаниям и приключениям в очень, очень далеком космосе…

---

Ведомый невозмутимым Чингачгуком, наш баркас плавно сполз на поверхность водного склона. Оранжевое небо улетело вверх, стайка цистерн за нами плыла по изогнутой дуге, а прямо перед глазами дыбилась наклонной стеной бескрайняя водная поверхность с мирно плещущимися волнами.

Я лег на спину и прикрыл глаза, чтобы остановить головокружение. Какое-то искривление пространства здесь, что ли? С ума сойти.

Плеск волн успокаивал. Поскольку наша посудина звуков не издавала, то на слух окружающая местность представлялась райской. Можно подумать, что лежишь где-то у Черного моря, на пустынном пляже. И вокруг нормальное море, над головой нормальное небо, люди рядом тоже очень даже нормальные, с простыми открытыми лицами, а не с плавающей мозаикой вместо них. И можно сходить в кафешку, перекусить, погулять по набережной, сходить в парк аттракционов… Нет, об аттракционах лучше не вспоминать… Мысли уплывали к Земле, к дому. Так просто вспомнить, так просто представить. Неровный асфальт, кирпичные дома, осеннюю грязь и летнюю жару, снег… И люди — настоящие люди. Ходят в магазины, смотрят телевизор, ругаются. Эх, сейчас бы домой! Завалиться на диван, понажимать кнопки у телека. И на ужин чего-нибудь сытного… бор-щец… картошку жареную с лучком… огурчик… Нет, о еде тоже не надо.

Интересно, как там сейчас на Земле? Что происходит? Наши, наверное, вернулись все домой — герои! Даже вообразить сложно, что творилось по их возвращении! Космические бойцы! Группа космических войск особого назначения! Наверное, всем по медали дали, встреча с президентом, интервью, радио, телевидение. А уж рассказов! Про планеты, про истантов, про битвы. Кто пилот — тому до конца жизни хватит историй. Как Красных Зед мочили, как рисковали, жизни спасали. Дети, наверное, с ума сходят. Только представить: папа — космический пилот-истребитель! Да за это можно полжизни отдать. Да уж, мы такого повидали, что фантастам снилось только в ниспосланных гением свыше снах. Жалко, настоящей военной формы для нас не придумали. А хотя, может, к возвращению и подсуетились. И будем мы теперь в День космического десантника ходить в шикарных черных штанах и куртках, в алых беретах и со значком космолета на груди. А американцы и все остальные, кто за бортом остался и не захотел в космос лететь, пусть утрутся и плачут от зависти! Э-э-ххх! Домой бы!..

Я закинул руки за голову, открыл глаза. Как хорошо мечтается! Так сладко… и так больно.

Оранжевое небо исчезало в вышине, расплывалась белая дымка. Рядом сидела Ари.

— Не спишь? — спросила она.

— Не-а, — ответил я. — Жрать хочется. Может, рыбы половить? Хотя у нас даже крючок не из чего сделать. Да и шут знает, что тут за рыба. А ты как? Есть не хочешь?

— Не хочу, — сказала она. Опершись рукой о горячую палубу, она внимательно смотрела на меня. — Гри-и-ша!

— Чего?

— Сказать… Я чувствую общаться с тобой. Я улыбнулся:

— Смешная ты! «Чувствую общаться»!

Ари наклонила голову. Ее необычное лицо будто светилось. Как все-таки странно! Я вроде привык к ней, столько всего мы пережили вместе. Но вот сейчас, когда она так близко, когда видно малейший оттенок: трепет глаз, изгиб шеи, колыхание дредов, — ощущалось прежнее удивление. Ее невозможность и одновременно реальность рождали в душе тревожное беспокойство.

— Столько произошло, — Ари растопырила ладонь, — и я начинаю понимать, как случилось.

Я с любопытством глядел на нее. Что значит эт жест? Я еще не видел ее в таком состоянии.

— Я почувствовала, ты помог мне. Столько раз ты звал меня.

— Да? — Я улыбнулся. — Да ну, брось. Хорошо, что мы выбрались живые-невредимые. Чудом, конечно, уцелели. Ну, что поделать…

Она оборвала меня:

— Я не знала путь и думала сложно, я не хотела… — Она сбилась, подыскивая слова. — Понять нельзя, почему случилось, и я хотела оставить это. Пусто в асаллене, под небом некому открыть, и я могла не раз вернуться… — Она тревожилась и никак не могла выразить то, что хотела.

Я тронул ее за руку.

— Ты не торопись, — сказал я осторожно. — Не волнуйся. Все уже закончилось. Не все, конечно, но дальше, глядишь, повезет. Не волнуйся, мы справимся!

Она вдруг вздрогнула всем телом, складки одежды колыхнулись, — и плавно заползла на меня сверху. У меня челюсть отвисла. Я невольно рванулся подняться.

— Ари, ты чего? Я как-то… — Слова застряли в горле. — Ты… не надо, что ты?

Она застыла. Черные бездны глаз закрылись — будто заросли, дырочки на щеках опять расширились. Я замер, ошеломленный. Ее руки легли мне на грудь, влажные от морской воды.

— Ари… — Она не отвечала и не слушала. — Ари!.. Два ее пальца вонзились мне между ребер сквозь футболку. Я дернулся. Ледяная испарина прошибла лоб, и тут же меня будто отключили от электропитания. Голова гулко стукнула о палубу. Давящая, режущая боль вспыхнула в груди. Стон умер, так и не родившись. Выпученными глазами я еще видел, как Ари резко развела в стороны свой саван, обнажив гладкое кремовое тело.

Следующий миг сделал ее тело черно-белым, а следующий — закрасил его и весь мир мутной пеленой. Смертный ужас иссек мой мозг. Я понял, что умираю. Темный силуэт надо мной вдруг увеличился, навис сверху. И я заплакал, потому что это была смерть. Но мертвые глаза больше не принадлежали мне, сухими фарфоровыми блюдцами они пялились во мрак.

«Шшшш!» — Мягкий голос пытался меня успокоить. «Мама?» — всхлипнул я. — «Шшшш!..»

И я затих и успокоился. И все стало безразлично. Пусто и безразлично.

И кто- то включил кино, застрекотал проектор — какое-то черно-белое старье, такое чувство, что оказался на предпремьерном показе у братьев Люмьер. Пленка ходила вкривь-вкось, дергалась. На экране, который заслонял весь мир, неестественно торопясь, катились шершавые черно-белые волны. Шершавое море простиралось вдаль, а на переднем шершавом плане стоял молодой человек. Он резко двигался, менял позу то так, то этак, оглядывался по сторонам. Старинное кино, сколько там кадров в секунду? Чарли Чаплин, прибытие поезда, тревожно глядящие в объектив крестьяне… К молодому человеку, прижав руки к груди, подошла маленького роста барышня в смешном бесформенном ч платье исчерканного белого цвета. Она семенила и кокетливо моргала большими глазами. И в руках она держала то ли цветок, то ли… Что-то яркое… И это нечто вспыхнуло между человеком и девушкой: красный, желтый, белый огонь! Он затмил все. Поплыли обугленные края, и я понял, что проектор прожег пленку. Экран загорелся — сильно полыхнуло. Огонь заполнил все вокруг — и весь мир. Слепящая вспышка рванула вперед и превратила меня в раскаленный кусок огня. Жар пламени доставил мучительное блаженство: он давал ощущение жизни, восторг ощущать и существовать. Мои огненные руки раскинулись в блаженстве, заполняя собой всю Вселенную, я зашелся в восторге. Шварк!! — и тут же разбился в собственном малюсеньком теле, задавленный в него обратно неведомой силой. Мир сузился в точку, я задохнулся в астматическом спазме. Боль в гнула дугой. Затылок продавил твердую поверхность к рабля. «Рррра-а-а-а-а!» — сквозь сжатые зубы крик в рвался наружу, раздирая горло. Ногти скребли мета/ полыхающий мозг никак не мог уместиться в черепн коробке.

— А-а-а-а! — орал я и бился, как рыба, на горяче палубе.

— Гри-и-ша! Гри-и-ша! — Ладони легли мне лицо.

— А-а! — Крик ослаб, и я упал на спину. Тело совершало последние конвульсии, конечности дергались.

— Гри-и-ша!

Я дернулся еще раз, еще… последний… — и замер.

Тихий ветер пролетел сквозь меня, а потом запутал ся в волосах и остудил тело. Я чувствовал шелк малень; ких ладоней на глазах, ресницы упирались в них раз з разом. Сквозь тонкие пальцы падал мягкий свет оран жевого неба. Плеск волн разбивался о края посудины.

Я накрыл ее ладошки руками и медленно отвел в стороны. Грива черных волос падала на лоб. Нежная шея, тень распахнутого савана на обнаженном теле. Черные пятна испуганных глаз.

— Прости… — Губы прошептали это почти неслышно.

Я приподнялся и обнял ее. Дреды царапнули лицо жесткими палками. Донесся далекий аромат терпкой зелени. В груди у меня все плавилось и горело. Дыхание переключило передачу от прикосновения ее тела.

— Что ты сделала? — прошептал я в ужасе.

— Я заглянула домой и отдала себя в подарок… Тебе. Я не мог прийти в себя. Смерть отключила логику, отключила разум, откуда-то из глубины выливался наружу поток чувств, не встречающий преграды. Я чувствовал себя как на утреннике в детском садике — далеко-далеко в прошлом. Надя, одна из девочек нашей младшей группы, подбежала ко мне в наряде пчелки и стала носиться вокруг, а я был зайцем и пугался ее. А она вдруг прижалась ко мне, и губы оставили горячий след на моей щеке. «Я тебя укусила», — прошептала она в ухо, обжигая дыханием. Бедный заяц позабыл все, что он должен делать по сценарию, стоял полностью очумевший. И точно так же все горело у него внутри, и мир плыл перед глазами. И пальцы сжимали в кармашке расплавленную шоколадную конфету, превратившуюся в пюре…