Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

«Вот даже как», - ощутил Владимир в душе холодок восторга. – «Не ладят, выходит, руководители-то между собой. Донос нужен Емеле на еврея, не иначе, как опередить хочет, заручиться поддержкой человека НКВД. Ничего не выйдет! Кремер ещё не до такой степени адаптировался в здешнем обществе».

- Как с бытом? – продолжал допекать заботами беспартийного партсекретарь. – Жильё есть?

Узнав, что нет, тут же предложил общежитие, а когда Владимир отказался, сославшись на мнимую контузию и связанную с ней необходимость тишины и покоя, обещал походатайствовать о первоочередном получении комнаты в строящемся доме, но «хорошо бы претендент к тому времени обзавёлся семьёй».

Владимир обещал, привыкая к местному удобному вранью.

- Знаете, - высказался, наконец, по существу ревнитель благ трудящихся, - я считаю, что каждый обязан помогать органам защиты советской власти, я бы даже оформил это законом. Могу без ложной скромности сказать, что слова мои не расходятся с делом, - похвастался партсекретарь-осведомитель, - а если мы с вами объединим усилия, то на нашем предприятии не найдётся даже самого маленького местечка для любых вражеских диверсий, начиная от прогулов, порчи имущества и воровства и кончая безответственной болтовнёй об имеющихся ещё, к сожалению, наших недоработках. – Филонов не стал ждать ответа, считая его очевидным, дружески протянул руку и, когда Владимир, помедлив – уж очень неприятно прикасаться к этой руке, казалось, не отмоешься – пожал её, повернулся и твёрдыми шажками, высоко подняв круглую голову, сияющую нимбом на солнце, покатился восвояси, мелко перебирая короткими ногами.

И опять Владимиру не дали поработать. Хорошо, что крана всё ещё не было.

- Васильев! – настойчиво звала какая-то женщина, выйдя из конторы на крыльцо. – Васильев! К главмеху.

Наконец-то! Владимир уже устал ждать встречи со своим притеснителем, а в том, что она после отъезда НКВД-шников состоится, он не сомневался. Должен же осторожный еврей узнать, с какого боку-припёку относится к ним опекаемый им шофёр, и зачем они вообще приезжали. Ещё большую уверенность в неизбежности рандеву придал неожиданный визит Филонова. Тот явно спешил опередить главмеха. Господи! Даже зло берёт: один русский жид тормозит всё его дело больше всей русской контрразведки. Та даже помогает.

Владимир уже взялся за дверь, когда непрерывные автомобильные гудки и дребезжащий звон колокола заставили остановиться и обернуться. В ничем не защищённые ворота с отброшенным в сторону и сломанным шлагбаумом въехала пошарпанная скорая помощь с облупившимися красными крестами и резко затормозила у проходной. Из открывшейся задней двери неловко выпрыгнули двое в белых халатах, вытащили носилки, а третья – женщина – выскочила из кабины и вбежала в будку. Тут же из конторы нахлынули любопытные, окружив машину и о чём-то переговариваясь. Первым позывом Владимира тоже было бежать туда, узнать, что с дедом, чем-нибудь помочь, но… тому, кто молча стоял среди комиссаровых оболтусов, жестоко и бессмысленно насмеявшихся над стариком и оставивших его в полной прострации с арестантским узелком в руках, делать там было нечего. Сопровождавшее зло сработало вновь, и очередной жертвой, помимо воли носителя, стал тот, кто совсем недавно называл его «сынком» и всячески старался проявить любовь к понравившемуся парню. Увидев, как вынесли деда, и рядом с ним, наклонившись и что-то придерживая у изголовья, шла врач, Владимир понял, что Пётр Данилович жив, и облегчённо вздохнул, будто снял с души вину за случившееся. И тут же подумал, что не имеет права расслабляться, что в этой стране все враги, и дед – не исключение, и только так к нему следует относиться, но никак не мог уговорить себя в этом, потому что какой же враг дед, поивший его чаем, враги скорее те, кто вынудил оставить родину и приехать сюда – американцы и Шварценберг, а ещё – жид, к которому он идёт. Рванув дверь, он решительно направился к врагу номер один.

- Вызывали? – спросил прямо с порога у хозяина, сидящего за столом.

Тот поднял голову от бумаг, указал рукой на стул у стола.

- Садись.

Ни тот, ни другой даже не подумали поздороваться: им этого не требовалось, потому что мысленно никогда не расставались.

Как ни странно, но Владимир даже немножко уважал вредившего ему неизвестно по какой причине главмеха. Во-первых, за то, что тот технарь, а не торговец или гуманитарий, как большинство из их племени. Во-вторых, за то, что не разбрасывается словами, а предпочитает дело, пусть даже и гнусное. В-третьих, за то, что не боится принимать решений, правда, просчитанных вперёд. В-четвёртых, за то, что не юлит и не врёт. В-пятых… - не слишком ли много для жида? Но он догадался и о самой главной слабости главмеха, перевесившей все достоинства: тот боялся. Делал дело и боялся, боялся всего, и страх сковывал природную предприимчивость, тормозя несостоявшегося дельца на нижних ступенях административной лестницы. Не боялся бы – пришёл бы к Кравченко, попытался их образумить или хотя бы выяснить, что нужно. Но жид не появился там, где пахло жареным, предпочёл отсидеться в кабинете как заяц в норе, охваченный страхом и выжидая развития событий. Бог то ли в квартальной спешке, то ли отвлечённый какими-то торжественными мероприятиями, не успел вложить соответствующее внешнему виду внутреннее содержание, и гориллообразному представителю избранного народа досталась не полноценная душа, а хилая душонка, кое-как сляпанная из остатков от других. Владимир не сомневался, что в их негласной и никчемной схватке он выиграет.

Между тем обречённый на поражение, не зная, что уже побеждён, выдвинул ящик стола, достал драгоценности Владимира, осторожно положил на стол и виновато, насколько сумел притвориться, произнёс:

- Извини, мне не удалось найти покупателя.

«Однако тоже врёт, зря я поднял его планку», - подумал Владимир, небрежно захватил всё в ладонь и, расстегнув левый карман гимнастёрки, опустил внутрь. – «Это первый признак страха и отступления». Совместная операция американского шпиона и русской контрразведки начала давать те результаты, на которые он рассчитывал.

- Мы получили машину из армейского резерва, - сообщил Альберт Иосифович, ничего не прибавив больше.

Владимир тоже никак не выразил своего отношения к сообщению главмеха. Зачем? Он и так знал, что машина будет его, знал и Шендерович, что парень не сомневается в этом, и тем больше ненавидел, но как следует разделаться с нахалом мешали предостережения Цареградского. Пусть бы упрямец хоть одним коротеньким словечком намекнул на то, что хочет эту машину, и Альберт Иосифович всё бы простил, хотя и не знал, что именно. Но Владимир молчал. И Шендерович с горечью сознавал, что тот имеет на это право, потому что за ним вся эта гнусная, нищая и ленивая страна, за ним те, кто только что был здесь с безнаказанным разбоем, а за бедным евреем – века унижений и гонений, и похоже, что они не кончились, и надо как-то выживать.

- Отдать тебе? – бедный главмех испытующе посмотрел в неподвижное лицо русского вымогателя, сидящего, как и в прошлый раз, боком к столу, нейтрально и независимо.

- Вам виднее, - неуступчиво ответил тот, так и не желая помочь начальнику сохранить лицо и отступить, сохраняя знамёна.

Шендерович поиграл желваками, подавляя ярость и смиряясь с тем, что все его потуги найти взаимопонимание ни к чему не приводят, взял со стола отпечатанный лист бумаги, повернул головой к Владимиру и подтолкнул по столешнице для прочтения. Владимир, отведя взгляд от окна, за которым ничего не видел, равнодушно посмотрел и чуть не рассмеялся, добившись, наконец, того, чего хотел все эти смурные дни и чего не хотел жид. Перед ним лежал заранее заготовленный приказ о закреплении за шофёром 1 класса Васильевым В.И. автомашины марки «Студебеккер» с номерным знаком шасси таким-то и о переводе Васильева В.И. в автоколонну №1 на междугородние грузовые перевозки. Он почти одолел еврея. Осталось немного дожать. Владимир отодвинул приказ назад к Шендеровичу.

- Что так? – спросил тот, теряя надежду хоть что-то выторговать.

- Нужна подпись.

Альберт Иосифович усмехнулся обречённо, проиграв последний раунд, повертел ручку в массивных пальцах, словно сомневаясь в необходимости подписи о собственной капитуляции, хотя ясно было, что ничего другого не оставалось, и размашисто, разбрызгивая чернила нервно цепляющимся за бумагу пером, подписал.

Владимир, не сдержавшись, прерывисто вздохнул и стал подниматься.

- Обратишься к заму Фирсова – он знает, - брезгливо бросил вконец униженный и расстроенный главмех и, когда Владимир был уже у дверей, будто ненароком добавил: - Если Кравченко нужны будут какие-нибудь детали или ремонт, всегда поможем.

Ничего не ответив и на это последнее унизительное приглашение к сотрудничеству, Владимир вышел. У него, оказывается, вся спина взмокла, и под мышками неприятно липло, но в душе росло ликование, хотелось что-нибудь сломать, разбить, заорать, затанцевать, в конце концов. Он ещё раз, но уже глубоко-глубоко и свободно вздохнул и решил, что раз уж он в конторе, то получит, наконец, свои карточки.