Анатолий Ириновский - Жребий

• Название: Жребий
• Автор: Анатолий Ириновский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что есть Зло, а что есть Добро? Можно ли их поменять местами? Какова причастность на земле к этим явлениям Бога, Сатаны и человека? Как возникло человечество согласно постулатам христианской концепции? Что такое тоталитаризм? Все эти вопросы и составляют содержание романа "Жребий". Почему "Жребий"? Потому, что детям, родившемся накануне войны, выпала вот такая судьба. Произведение имеет подзаголовок: фантасмагороический роман о Боге, Сатане и человеке. Сюжетно в нем идет речь о несостоявшейся сделке между Сатаной и человеком. Сатана предлагает перестроить Вселенную, сделав жизнь человека бессмертной. Но чтобы Вселенную перестроить, нужны усилия всех людей. Сатана нуждается в талантливом помощнике, который бы довел до сознания людей несовершенство существующего мира и суть замышляемого. На самом же деле благие намерения Сатаны являются лишь камуфляжем его страстного желания захватить трон Божий. Параллельно мифологической линии в романе дан реалистический ряд, где захват всемирной власти, аналогичный идеям Сатаны, исповедуют защитники тоталитарной системы. Тоталитаризм в той или иной форме был и остается трагедией многих поколений. Он наднационален и присущ разным формациям. Поэтому тема романа есть, по сути, темой изображения вечной борьбы Добра и Зла. Эта оппозиция, развернутая в рамках отношений между Богом, Сатаной и людьми, оказывается для героев романа судьбоносной. Обе линии — и мифологическая, и реалистическая — естественно переплетаются, и обе несут в себе "и жизнь, и слезы, и любовь". В романе частично использованы принципы построения, характерные для детективного жанра. Он динамичен, диалогичен, легко читается, несмотря на свою философскую подоплеку. Может быть инсценирован. Роман адресован широкому кругу читателей, написан на русском языке с элементами вкраплений просторечий и арго.

---

— За инородцами, — сказала она.

— Во, бля, идиоты, а! Тебе, Кокуня, оказывается, вообще нет места на земле. А я и не знал, что ты у меня такое уникальное существо, — сказал он и поцеловал ее. — Бас-тард!

— Нет, Тима, это ты у меня фантазер необыкновенный. Послушай, что я тебе скажу. Ты хочешь меня послушать?

— Да, безусловно.

— Тогда послушай. Первое, что нам надо сделать, — она это так и сказала: нам, — это обследоваться у психиатра.

— Ну начинается! — сказал он.

— Не начинается, а так надо! — сказала она. — Иначе я за тебя замуж не выйду.

— А какой же нормальный человек выходит за психа замуж? Это понятно.

— Не паясничай, не будь маленьким ребенком! Ты решаешься на роковой шаг. Я вообще удивлена, с какой легкостью ты готов оставить родину.

— Причем здесь родина? Я что, предаю ее? Я бегу от того маразма, который в ней восторжествовал и перед которым я бессилен.

— Подожди, не беги.

— Нечего мне ждать, Кока! Если я не дам согласия на сотрудничество с ними, они меня действительно зашпаклюют в дом сумасшедших и будут держать там столько, сколько им заблагорассудится.

— Тогда я с тобой пойду до конца.

— На каком основании? Кто ты такая? Жена моя, сестра? Тебя и близко не под-пустят ко мне. Ты не знаешь, что у нас делается на той стороне колючки. У тебя у самой положение инопланетянки. Бежать, бежать надо из этого "рая". А ты сомневаешься в мо-ем здравом уме.

— Тимоша, но я же предлагаю тебе это сделать анонимно. Я бы договорилась с нашим психиатром. Меня смущают твои сатанинские похождения.

— Я уже сказал: не веришь — прими за сказку. И давай оставим этот разговор. Хотя бы на сегодня.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Допустим, мы распишемся. Возможно, каким-то чудом выедем за границу. И кому мы там нужны? Языка не знаем, денег нет — мы превратимся в тамошних бичей.

— Ну зачем же так мрачно? Я пойду работать.

— Кем?

— Столяром. В лагере я столярничал, и у меня это неплохо получалось. Грузчи-ком пойду, чернорабочим на худой конец. Потом осмотримся, жизнь подскажет, что де-лать дальше.

— Тима, ты забыл, что нам уже по тридцать. Мне пора иметь детей. Я с дикой тоской смотрю на чужих и лечу их так как будто они мои, кровные. Ты понимаешь меня?

— Да.

— Тогда как же ты это увязываешь с нашим выездом?

Вот оно — всплывало — то, чего он так избегал последние годы, — семья. И сра-зу же за ней волочилась длинная вереница неразрешимых проблем. Уезжать из России нельзя. Коке пора иметь ребенка. Писать надо в стол. И каждый день ожидать, что тебя заштопают за этим неблаговидным занятием… Твою мать, с такой жизнью!

— Что ты предлагаешь?

— Не знаю, Тима. Я тебе высказала то, что я чувствую как женщина. Много лет я рисовала в своем воображении, как мы будем жить с тобой вместе. Потом я почти утра-тила эту надежду. Вчера, когда ты мне позвонил, я опять поверила в свой девичий бред. Получается не так. Может быть, тебе стоит попробовать как-то приноровиться здесь, в России? Необязательно же писать только о нашем мрачном прошлом.

— Так ведь вся история России есть сплошной абсурд! И конца этому не видно. Знаешь, Чаадаев как-то сказал: мы для других народов служим примером того, как нель-зя жить. Со дня его смерти прошло больше ста лет — ничего не изменилось. Как были мы дураками, так и остались. Но считаем себя, что мы самые-самые. Самые передовые, самые демократичные, самые счастливые. На деле же — мы самые самодовольные кре-тины. В этой ситуации глупо возносить свое отечество на еще большую степень самодо-вольства. Даже если бы я себе приказал, у меня это просто бы не получилось. Наверное, здесь тоже надо иметь особый дар. Поэтому надо уходить. Тот вариант, который испро-бовали Даниэль и Синявский, не проходит. Посадят, законопатят, сволочи. Изменится обстановка в России — вернемся. Сейчас же здесь нас сотрут в порошок.

— Не знаю, Тима. Откровенно говоря, мне страшно. Я боюсь. Это связано с КГБ, с неимоверной волокитой, с большими денежными затратами…

— Почему большими?

— А ты разве не знаешь? Теперь каждый выезжающий на постоянное жительство за рубеж, если у него есть высшее образование, обязан государству оплатить за это обра-зование.

— Сколько?

— Я точно не знаю. Где-то около пяти тысяч рублей, говорят.

— Ты смотри, скоты, до чего додумались! Да-а. А у меня в наличии только тысяча — и то чужая. Опять толкают на преступление!

— Какое преступление, Тима! Ты что?

— А где же их взять — десять тысяч! Это же деньги! Значит, нам надо ехать по турпутевке и откалываться от группы при первой возможности. Все равно нам без дяди Пети не обойтись. Ты переписываешься с ним?

— Да. Он обещал в этом году приехать сюда. Я должна с ним увидеться.

— Куда сюда, в Рощинск?

— В Москву.

— Кока, если мы упустим этот шанс, мы будем дураками. Судьба сама идет нам навстречу. С КГБ я еще как-то потяну резину. Заболею, лягу в больницу, что-нибудь придумаю. Как он у тебя, умный мужик?

— Дядя Петя исколесил полмира. В конце концов осел на Балтике.

— Чем он занимается?

— Торгует. У него в Гамбурге промтоварный магазин. Дом есть, машина. Но он не считает себя богатым человеком. У них совершено иные представления о жизни. Год назад он женил своего сына. Так на свадьбу он пригласил еврейский оркестр из Израиля. Те приехали в Германию своим автобусом. Представляешь? Мне это кажется вообще фантастикой. Кстати, я могу показать тебе фотографии. Заодно увидишь и дядю Петю.

Она достала из письменного стола большую коричневую папку, и они уселись на диван.

— У меня здесь ужасный беспорядок, — сказала она. — Все никак не могу купить альбом.

Среди множества фотографий она отыскала несколько цветных снимков и показа-ла их Нетудыхину.

— Вот, смотри, здесь вся семья. Это молодые в центре, Даня с Ирмой. Это стар-ший сын дяди Пети, Илья со своей Марлен… Тетя Муся. Всех их я никогда не видела. Ну и дядя Петя, — прокомментировала она.

Со снимка смотрели на них радостно улыбающиеся и счастливые люди. Дядя Пе-тя выглядел вполне респектабельным седоволосым джентльменом. Он был таким же гу-бастым и великолобым, как и его племянница. Хотя надо было бы сказать наоборот.

Посмотрели еще ряд фотографий. Блейзы в своем магазине. Блейзы во дворе соб-ственного дома. Блейзы на отдыхе. Дядя Петя за рулем белоснежного катера в море…

Грустно как-то стало им обоим. И не по причине завести к Блейзам, а просто по-тому, что им ничего хорошего не светило впереди.

Он обнял ее за плечи и поцеловал.

— Мы должны решиться, Кока. Другого варианта на сегодня у нас нет. Тянуть нельзя. Через десяток лет мы уже и там окажемся никому не нужны. А рожать еще одно-го обреченного на такую жалкую жизнь как наша — это безответственность. Я понимаю тебя. Нам действительно уже надо было бы иметь детей. Но у нас есть еще немного вре-мени в запасе.

— Тима-Тима, как ты меня убиваешь, если бы ты знал! — сказала она. — Ты сва-лился мне снегом на голову. И сразу же хочешь решить такие серьезнейшие вопросы. Еще вчера, явись ты трезвым, я на все твои предложения ответила бы "Да". Но теперь я вижу, что время изменило нас. Мы, по-настоящему, не знаем друг друга. Я не могу тебе сейчас сказать ни да ни нет. Я мечтала совершенно о другой жизни. Поэтому должна хо-рошо подумать над тем, что ты мне предлагаешь.

— Сколько?

— Что сколько?

— Как долго ты будешь думать — день, два, неделю, месяц?..

— Как только решу, я тебе скажу.

— Но я же через два-три дня уеду из Рощинска!

— Разве нас разделяют расстояния?..

Он восторженно принял этот ответ-вопрос.

— Не радуйся слишком, — сказал она. — Нас все равно по турпутевке не выпус-тят.

— Почему?

— Во-первых, ты судим. Судимых не выпускают. Во-вторых, у меня родственни-ки за рубежом. Таких тоже не выпускают. В-третьих, если они, как ты говоришь, уверо-вали в твои магические способности, ты думаешь, они выпустят тебя? Фиг! Ты у них на особом счету. Я вообще удивляюсь, как ты можешь быть столь наивным при такой био-графии? Разве ты не знаешь, что у нас все и все поднадзорны. Я, например, абсолютно уверена: моя почта контролируется КГБ, не говоря уже о посылках.

— Пожалуй, ты права, — сказал Нетудыхин. — Загнала ты меня в угол.

— Не я загнала — нас загнали. И жить нам здесь, Тима, до скончания своих дней. Но с дядей Петей я попытаюсь все же встретиться. Никто мне этого запретить не может, как бы кому-то не хотелось. В Москву он приезжает накануне октябрьских праздников. Со своей группой будет на демонстрации. Я специально на ноябрь попросила перенести свой отпуск.

— Так, может, встретимся втроем? Это было бы здорово!

— И как я тебя представлю?

— Как друга. Как мужа. Просто так, как оно будет на то время. Я думаю, ему надо сказать правду.