Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

• Название: Орджоникидзе
• Автор: Илья Дубинский-Мухадзе
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Вся жизнь Серго Орджоникидзе, большая, прекрасная и могучая, как песня, - это страницы героической истории партии и социалистической революции.

В глубоком подполье при царизме, в боевых дружинах иранских революционеров и в Шлиссельбургской крепости, в Париже, Праге и в насквозь промерзшей якутской деревушке Покровское, на фронтах гражданской войны, в Рабкрине и БСНХ Серго не знает страха и сомнений. То преследуемый по пятам профессиональный революционер, то могущественный чрезвычайный комиссар огромных территорий, то организатор нового большевистского подполья в тылу у Деникина и в захваченной меньшевиками Грузии, то командарм шестимиллионной армии индустрии, в горе и в радости, всегда он прямой, твердый, смелый Большевик. Из самых близких Ленину.

Книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе, уже известного читателям серии "Жизнь замечательных людей" по книге "Ной Буачидзе", - одна из первых попыток воссоздать образ Серго Орджоникидзе - отважного бойца старой ленинской гвардии.

---

Распоряжение Серго: "Пригласите агронома ко мне. Не забудьте дать денег на дорогу, только поделикатнее…"

Ошалелый агроном, едва войдя в кабинет наркома, выпаливает:

— Простите, я никак не могу понять, откуда вам известно о моем существовании. Я ни к кому не обращался.

Новый танк на испытаниях. Сразу за городской чертой Серго подает фуражкой командиру тайка сигнал остановиться. Вылезает из своего "паккарда", забирается в танк. Механику-водителю успевают шепнуть, чтобы он не развивал максимальной скорости, следил за дорогой, избегал ухабов. "У наркома одна почка и больное сердце…"

Проходят несколько минут. Серго заподозрил неладное, учиняет допрос. Водитель признается, что танк может идти в три-четыре раза быстрее, но "не приказано".

— Слушай мой приказ: веди машину так, чтобы она могла показать себя с лучшей стороны.

На завод Серго возвращается в танке. Довольный, направляется в цех сборки, делится своими впечатлениями.

— Теперь могу подписать постановление правительственной комиссии: "Хороша машина!"

В Кисловодске у нарзанного источника к Серго и Зинаиде Гавриловне подходит худой, густо заросший, беспокойно озирающийся человек. Торопливо, сообщает:

— Все зависит от вас…

Серго протягивает ему руку.

— Пойдемте с нами, пообедаем вместе, поговорим.

Уже потом человек представляется — геолог Борис Орлов.

После окончания Нозочеркасского политехнического института он отправился в горы Кабардино-Балкарии искать молибден. В Ущелье ветров — Тыр-ныаузе (по-кабардински) — Борис встретил выпускницу того же института Веру Флерову. В студенческие годы они были едва знакомы. А в горах, связанные одной мечтой, деля пополам лишения и надежды, сразу сблизились, вспыхнула любовь. "Вернемся в город, справим свадьбу".

Пока что они карабкались все выше и выше. Вспугивая орлов, кирками врубались в гранит, на плечах втаскивали на вершины взрывчатку, потом, едва дождавшись, покуда отгремят, взрывы и рассеется едкий дым, перебирали кровоточащими руками сотни тонн скальной породы. Тяжелый обломок с густыми молибденовыми прожилками стал самой желанной наградой.

Под вечер Вера и Борис на крыльях любви и успеха неслись в долину. Ураганный порыв ветра — он всегда мечется между скалами, нехотя расступившимися под напором вспененных вод реки Баксан, — перевернул веревочный мостик. Борис успел схватиться за поручни. Веру с ее тяжелым рюкзаком, заполненным драгоценными образцами, швырнуло в поток. Она разбилась о камни. Насмерть! Накануне свадьбы…

Серго крепко прижимает давно не чесанную голову Бориса к груди.

— Чем бы я мог вам помочь?

— Пик Веры!… Молибден!.. Ее подарок России!.. Поверьте мне! — выкрикивает Орлов.

— Хорошо, Борис. Я попрошу Бетала Калмыкова. Ему я верю, как самому себе. Он все поставит на ноги. Если на Пике Веры есть молибден, мы построим там большой завод,[102] город. В центре на самом видном месте воздвигнем обелиск в честь вашей любимой.

Студента, секретаря комсомольской организации института внешней торговли, Георгия Гвахария вдруг вызвал Народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции Орджоникидзе.

— Так вот ты какой, воинственный земляк! — Серго усадил Георгия рядом с собой на диванчике. — Анастас Микоян посоветовал мне познакомиться с тобой. Он был у вас на собрании, слышал, как ты громил старых профессоров. Петушишься, бичико? Организуй из своих комсомольцев эскадрон "легкой кавалерии" при Рабкрине.

После окончания института назначение в Лондон — сотрудником торгпредства. И снова неожиданность. Перевод в Москву — инспектором в РКИ, Дальше — ВСНХ. Ошеломляющий вопрос Серго:

— Пять строительств сразу потянешь?

— Пять?!

— Ты что, постарел, плохо слышишь? Поедешь в Донбасс начальником "реконструкции" — понимай, строительство — пяти важнейших заводов.

В ту пору Георгием заинтересовался писатель Константин Паустовский, пожалуй лучше всех знающий толк в романтиках и героях. В очерке, датированном 1933 годом, Паустовский рассказывает:

"…во главе всех пяти сверхударных строек Донбасса стоял Гвахария — человек, столь же стремительный в работе и решениях, как стремительно, взрываясь внутренней энергией, звучала его фамилия… Работа идет быстро, но без трагических перенапряжений, весело, но без хвастовства, спокойно, но без железно сжатых губ и свинцового взгляда. Героизм не наряжается в пышные одежды или в нарочно скромные онучи. Героизм ходит в кепке, и лицо героя так же обыкновенно "чаще всего бывает красным от смущения, как и лицо любого смертного. Героизм бывает разный, но выше всего тот, который нельзя ни сфотографировать, ни пышно описать".

Когда для страны самым главным, просто жизненно необходимым стал металл, Гвахария попросился на макеевский завод. Хуже на Украине предприятия не знали.

В два часа ночи в доменный цех зашел чисто выбритый, тщательно одетый человек в роговых очках. Новый директор. У домен он оставался до рассвета. Так каждую ночь две недели подряд. Затем звонок в Москву.

— Товарищ нарком, я готов назвать кандидатуру нового начальника доменного цеха. Только его фамилия вам ничего не скажет. Недавний студент, самый молодой начальник смены, комсомолец Илья Злочевский.

— Да, кандидатура неожиданная… Ну что ж, назначай! — ответил Серго. — Теперь уж рассуждать нечего. Отдал комсомольцам в руки завод — хозяйничайте. К вам эстафета перейдет!..

"Комсомольский" завод — неожиданно ли? — становится лучшим заводом Советского Союза. Первым, к удивлению очень многих хозяйственников и экономистов, отказался от государственной дотации. По законам и обычаям тех лет без дотации заводы не работали. Шаг Гвахария казался невероятным. Даже главарь белых эмигрантов профессор Милюков написал: "В Москве теперь усиленно роют могилу металлургической промышленности. Отказ от дотаций приведет к полному краху. Туда им дорога!"

Серго не отказал себе в удовольствии — прочел на большом совещании работников промышленности авторитетное и любезное предсказание Милюкова слово в слово, все, что сумел сказать бывший русский экономист. От себя радостно добавил:

— А дело, начатое Гвахария, вышло! Вся южная металлургия и все заводы "Спецстали" в настоящее время уже работают без дотаций.

— Вот как мы развратили Каттеля! — восклицает Серго.

Ага! Добрались до челябинских записок.

Осень 1934 года. Большая поездка Орджоникидзе по Уралу. Пермь. От нее на север — Березники, Соликамск. Потом Чусовая, Нижний Тагил, Калата, Свердловск, Карабаш, Челябинск, Златоуст и особенно дорогая сердцу Серго Магнитка.

Уже несколько часов Орджоникидзе осматривает подготовленный к пуску станкостроительный. Начал с огромного цеха сборки, того, что когда-то вызвал столько споров и непримиримых столкновений. По проекту механосборочный должны были возвести из монолитного железобетона. Нежданно-негаданно воспротивился главный инженер — ныне начальник строительства Каттель. Он предложил применить какие-то необычные сборные конструкции. Доказывал, что новшество ускорит сроки, заметно снизит затраты.

Авторы проекта пригрозили, что они снимают с себя всякую ответственность. Технический совет наркомата также предупредил: отказ от монолитов слишком рискован, весьма вероятны большие неприятности.

Орджоникидзе выслушал проектировщиков, работников наркомата, Каттеля, объявил:

— Хорошо, что Каттель берется. Надо пробовать! — Тут же добавил: — Если попытка не удастся, а в новом деле всякое может случиться, на твою, Каттель, худую шею всех собак будут вешать. Так пусть лучше вешают на меня — у меня шея покрепче.

Серго вырвал листок из служебного блокнота, написал:

"Тов. Каттелю. Предлагаю Вам в порядке производственного риска — для опыта — строить механосборочный цех из сборных конструкций. Ответственность за это принимаю на себя. Орджоникидзе". — Сейчас Серго с удовольствием убедился — опыт вполне удался. При выходе из завода замечает еще один корпус, чуть меньший по размерам.

— А это что?

Начальник строительства Каттель пренебрежительно машет рукой.

— Ничего интересного. Маленький вспомогательный цех.

— Какой же это вспомогательный цех? Большущее здание. Что там?

— Кузница.

Войдя, нарком укоризненно качает головой. Он видит огромные молоты, гидравлические прессы мощностью в 750 тонн и другое оборудование, делавшее честь любому передовому заводу.

— Вот, — восклицает Серго, — вот как мы развратили Каттеля! Хороший он человек, а забыл, что несколько лет назад этот "маленький подсобный цех", как он назвал, представлял бы большой завод. Да еще в "Челябе" на Каторжном тракте!

После маленькой паузы добавляет:

— Вообще-то мы народ не очень бедный. За шесть миллионов перевалила наша армия работников тяжелой промышленности.