Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

• Название: И стали они жить-поживать
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Фэнтези

Пошла как-то раз красна девица Серафима-царевна погулять по дворцовому саду с себе подобными. Налетело откуда ни возьмись редкое вымирающее животное Горыныч-Змей, подхватило сердешную и унесло, не оставив обратного адреса. Вскочил тут супруг ее безутешный Иван-царевич на говорящий ковер-самолет с не менее говорящим именем Масдай, и кинулся в погоню, поклявшись и пальцем не шевельнуть в защиту, если супруга его юная успеет наложить на злосчастную рептилию руки раньше, чем он… Но, увы, не все бывает так просто, как описывают старые истории, и банальное дело о киднеппинге с применением подручных зоологических средств — следите за руками! — превращается… превращается… превращается…

---

Закончив работу, она поднялась над сундуком, сделала последний надрез, снова ткнула посохом — и верхняя часть задней стенки сундука высотой метра в полтора безоговорочно отправилась по маршруту крышки.

Если бы у царевны было хоть несколько секунд свободного времени и голова, в которой никто не стучал, не боролся и не подпрыгивал на протяжении хотя бы этого же времени, она, несомненно, задалась бы вопросом, какая смерть лучше — зажариться без шуб заживо или свариться в собственном соку. Но она не могла себе позволить выделить на размышления о таких пустяках и эти жалкие мгновения и, лихорадочно стиснув зубы и усилием воли отгородившись от ополчившегося на нее внешнего мира, упрямо продолжала выполнять задуманное.

Увы, спешка объяснялась не только тем, что с каждой прошедшей минутой увеличивались ее шансы остаться в этом проклятом колодце навечно.

Срезая заднюю крышку, она случайно коснулась рукой чуть сероватой, кожистой, едва бугристой поверхности яйца, и удивилась его приятному теплу. Оно было не раскаленное, как можно было бы ожидать в таком пекле, не обжигающее, не горячее, а просто теплое, чуть теплее человеческой руки[225].

Но когда она начала подкладывать под его бок разрубленные куски одного из шкафов Костея, чтобы сделать именно такой бугорок, который и решит все дело, то снова нечаянно дотронулась до яйца.

Оно стало почти горячим!..

Значило ли это, что если оно пробудет без магической защиты толстых стенок из хрусталя еще некоторое время, то змейчик погибнет?

Одной этой мысли хватило, чтобы в груди всё захолодело и занемело даже под шубами.

Проводить такой опыт ей совсем не хотелось.

Серафима с усилием выпрямилась, покачнулась, ухватилась за целую еще стенку стеклянного ларя и критично окинула мутнеющим под напором жара взглядом результат своих усилий: бугорок получился такой, каким и должен быть, и яйцо уже слегка сдвинулось и едва заметно уперлось в оставшуюся большую стенку своего убежища-тюрьмы.

Настал черед последнего этапа операции на сундуке.

Про оптимальный вариант все было понятно и без многословных речей.

При пессимальном лукоморский витязь Иванушка возвращался в дом родной молодым вдовцом.

Если таковой дом к тому времени еще останется, оптимистично добавила про себя Серафима и вылетела на исходную позицию.

Сперва вниз, за своими товарками, отправилась искромсанная верхняя половина оставшейся широкой стенки — как раз до того места, куда упиралось слегка подкатившееся яйцо, потому что увернуться от всей падающей хрустальной доски размером три тридцать на метр семьдесят так, чтобы при этом не упустить в пропасть и объект спасения, Серафима вряд ли смогла бы и при более благоприятных обстоятельствах.

После этого можно было, наконец-то, не спеша[226] рассмотреть, что у нее получилось, и она с замиранием сердца заметила, что яйцо своим округлым бочком наваливалось только на среднюю часть оставшейся стенки.

Это значило, что левую и правую части тоже можно было отсечь, и уворачиваться ей придется всего-то от осколка сантиметров восемьдесят на метр.

Не успела хорошая новость осесть и впитаться, как царевна, забыв про жару, тошноту, раскалывающуюся голову и так и норовящее ускользнуть в самоволку сознание, уже принялась с огоньком за работу.

И только тогда, когда из днища изуродованного сундука остался торчать одиноким зубом грызуна последний, почти квадратный фрагмент, а ковер был выведен вровень с внутренней поверхностью дна злополучного хрустального ларя, настал час "Хэ", как почему-то любил называть такие моменты ее разлюбезный супруг.

Первым делом в огненную пропасть полетели обе шубы — как бы ни стали развиваться события, они ей больше не понадобятся.

Волна жара налетела, окатила, ударила, почти расплющила, мгновенно высушив весь пот. В мозгу что-то беззвучно взорвалось, перед глазами все поплыло…

Царевна глухо охнула и застыла на миг подобно памятнику, боясь покачнуться. Но уже через несколько мгновений красно-черная пелена перед ней пошла клочьями, кожа снова почувствовала жгучий жар, и она, упрямо сжав зубы, принялась едва ли не на ощупь свирепо докрамсывать то, что еще оставалось от многострадального стеклянного ящика.

Оставалось сделать всего один надрез, и, если она правильно все рассчитала, яйцо должно само скатиться на ковер и остановиться посредине, оставив немного места и для своей медленно превращающейся в мумию спасительницы.

Она не успела закончить совсем немного.

Остававшийся еще перешеек, соединяющий кусок сундучной стенки и его дно, хрустко хрупнул…

Серафима неуклюже отскочила, выпустила из рук меч, споткнулась об оставленный на всякий случай[227] на ковре нефритовый посох, и тут же на нее неспешным жарким катком наехало нечто огромное, круглое и невероятно тяжелое. Она успела вывернуться, но тут же в бок ей снова уперся, норовя подмять, ленивый, но упорный каток…

Она рванулась, перекатилась сама, и только мелькнула мысль, что ковра может и не хватить, как его сразу не хватило.

"Сглазила!.." — только и успела подумать царевна, исчезая за бортом.

На поверхности ковра остались только ее судорожно вцепившиеся в грубо обшитый край пальцы.

Мелькнула, обдав морозом, паническая мысль: "Если яйцо сейчас упадет мне на голову, я не смогу его удержать!.."

Прошла секунда, другая, третья…

Сюрпризов сверху не было.

Неужели?!..

Не смея поверить себе, что ее план удался, Серафима решила попробовать[228] подтянуться и забраться на ковер, и с ужасом обнаружила, что вместо этого обессиленные постоянным жаром пальцы вдруг стали дрожать и разжиматься. И даже стискивание зубов ставшим внезапно чужими и неуправляемыми рукам больше никак не помогало.

Перед глазами бесстыжие круги уже не просто плавали, а в такт показательным выступлениям сводного ансамбля кузнецов, плотников и чечеточников выделывали такое…

Из всей окружающей реальности материальным и трехмерным остался только край ковра, в который впились ее побелевшие пальцы — остальное расплавилось и испарилось от жестокого всеразрушающего жара, противостоять которому не могло уже ничто…

— Ковер… вверх… в прихожую… — сквозь сведенные от натуги зубы просипела она, и исполнительное транспортное средство, привыкшее, кажется, за ночь к неспешным, но точным перемещениям, стало неторопливо подниматься, в указанном направлении.

Через минуту-другую они были бы на месте.

Но Серафима с отчаянием и страхом почувствовала, что ждать так долго она уже не в состоянии, что каждую секунду они с ковром могут разминуться навсегда, и сквозь сжатые зубы непроизвольно и яростно вырвалось предсмертным хрипом волшебное слово:

— БЫСТРЕЙ!!!..

Ковер словно ждал этой команды.

Он взвился, как костер в синей ночи, чуть не под самый потолок, а затем раненой ласточкой влетел впритирку в прорубленный для заветного яйца проем.

Закостеневшие, сведенные пальцы царевны не выдержали последней фигуры высшего пилотажа, соскользнули, оставляя на грубой шерсти клочки кожи и ногти, и она полетела вниз…

На каменный пол карниза.

Перед тем, как снова провалиться в смятенное беспамятство, она услышала, как неуправляемый ковер, пролетев по инерции несколько метров, обрушился на пол прихожей.

Раздался громкий треск.

***

Утро во дворце вместо зарядки началось производственной гимнастикой — все, включая сенных девушек, поваров, ключников и трубочистов переворачивали дворец вверх дном, выворачивали его и его окрестности наизнанку и перетрясали как старый бабушкин сундук в поисках предателя Букахи, но безрезультатно. Злосчастный диссидент исчез, и даже непрерывное захлебывающееся икание не выдавало его местонахождения[229].

Единственными людьми во всей царский резиденции, не занятыми этим похвальным и общественно-полезным делом был сам царь, его личный курьер Саёк, главком обороны, его зам по вопросам волшебства, дед Зимарь и Панас Семиручко.

Вся честная компания, вооружившись факелами, спустилась в арсенальные катакомбы — владения домовитого старшего прапор-сержанта.

Надо было при помощи показаний двух свидетелей сделать из деда Зимаря, лучшего знахаря, травника и целителя Лукоморья[230], зловещего правителя царства Костей.

Для этого, во-первых, требовалось самое главное — красный (розовый — с поправкой на тяжелые времена, настигшие супостата) камень на толстой золотой цепи, во-вторых, черные доспехи размера, продаваемого обычно в "Детском Мире", и черная кожаная повязка на глаз.

Самым простым во всей процедуре оказалось найти повязку.

На второе место инициативная группа поставила доспехи.

И прогадала.

Как очень часто случается во время походов по магазинам, базарам, бутикам или арсеналам, были или черные доспехи от пятидесятого размера, или доспехи размера нужного, но цветов самой буйной радуги. Были кирасы, нагрудники, кольчуги и прочие доисторические бронежилеты, покрытые зеленой эмалью, белой сканью, оранжевой масляной краской, выкованные из красной меди, лимонного золота, лунного серебра и даже циркония, но черных доспехов сорок второго размера, второй рост, нулевая полнота, не было во всем Панасовом хозяйстве, хоть плачь.